"Фантастика 2025-3". Компиляция. Книги 1-22

Йеруш сжал кулаки. Он дышал часто и неглубоко, его лоб покрылся мелкими каплями пота.

— И я пойду с тобой в дебри этого леса, — выплюнул Илидор и потряс пальцем перед носом Йеруша: — Я пойду за тобой! Но не для того, чтобы убедиться — ты понял меня, Найло, понял? Я пойду с тобой, чтобы увидеть твоё лицо, когда ты поймёшь, в какую чушь умудрился поверить! И я тебя носом натыкаю в тот источник или что там ты собираешься найти, чтобы ты увидел, чтобы ты понял и вслух ртом мне сказал то же, что я тебе сейчас говорю! Никакой! Живой воды! Не существует!

Имбролио

Пятеро полунников, мужчины и женщины, входят на одну из многочисленных полян овальной формы, какие тянутся по юго-западным владеньям грибойцев. Над головами гостей скрипят-покачиваются хитросплетения подвесных лестниц — так высоко, что кружится голова, если рассматривать их. Тихо гудят соками перегонные кряжичи. Полунники приехали последним сгоном. С их волос, похожих на пуки гнилых водорослей, и с их плеч ещё не испарился древесный сок.

— Пересадка, пересадка! — кричит сверху грибоец-провожатый. — Переход на пятую южную точку сгона!

По подвесным лестницам идут на пересадку несколько пришлых людей-торговцев с проводником-котулем, несут за спинами массивные короба.

Полунников встречают на поляне семеро грибойцев. У некоторых на головах, плечах, животах колышутся наросты, похожие на шляпки и юбки грибов. Другие с виду почти не отличаются от людей, разве что лица и тела у них безволосы — не как у людей, а как у эльфов. Ни усов, ни бород, ни следа щетины, гладки ноги в коротких, чуть ниже колен штанах. Грибойцы не носят обуви и ходят вперевалку, прокатываясь на внешней стороне стопы. Все семеро источают заметный запах разломанного гриба.

Грибойцы и полунники останавливаются друг против друга, одновременно широко разводят в стороны руки.

— Старца Ону речёт, нужно изничтожить зло, пришедшее от гномских гор, — сообщает один из грибойцев.

— Кьелла велит выжидать, — отвечает самая юная полунница. – А потом, быть может, помочь шикшам.

— Средь шикшей нет единства, — тут же возражает другой грибоец.

— Среди шикшей нет того, что выглядит как единство, — без промедления изрекает кривой на правый глаз полунник.

— Нельзя помочь тому, кто помощи не жаждет.

— Нельзя помочь тому, кто жаждет помощи, желая сам не пачкать рук.

Это похоже на детскую игру в мяч: слова летят в одну сторону, потом в другую, без задержки, как будто сами слова не имеют никакого значения — важно лишь не пропустить свою очередь говорить, не замяться.

— Нельзя изничтожить зло, не смогши к нему подойти.

— Позволим ему приблизиться?

— Не хотим позволять приблизиться.

На мгновение летающие туда-сюда слова растворяются в гуле перегонных кряжичей, вздрагивает земля под ногами, грибойцы покачиваются на пятках, прикрывают глаза.

— Оно само хочет приблизиться — значит, мы того не хочем.

— Кьелла велела подпустить.

— Старца Ону речёт, нужно изничтожить.

— Не по уговору, — впервые за всё время повышает голос старший полунник, и на поляну падает ладонь тишины, прихлопывает летающие туда-сюда отголоски слов.

— Не по уговору, — неохотно соглашается наконец старший грибоец. — Не хотим ссоры с людьми и котулями.

Грибойцы содрогаются, вспомнив, почему не хотят. Полунники морщатся. Они тоже не хотят. Тишина становится плотнее. Грибойцы подбираются, самый молодой начинает пыхтеть и раздуваться, словно гриб, повешенный над костром.

— Старца Ону рекла — в лес вошло зло.

Тишина густеет. Тишина пахнет озоном. Высоко-высоко над головами грибойцев и полунников раскачиваются хитросплетения подвесных лестниц и тихо гудят перегонные кряжичи.

Глава 5. Ничей дракон

Днём Илидор и Йеруш, отдышавшись после горячего спора, исполнились умиротворения и дружелюбия. Разделили сухарики, оставшиеся в рюкзаке дракона, и вяленые лианы, которые нашлись среди запасов Йеруша. Потом наловили прыгучих грибов на берегу, попутно, наверное, распугав в озере рыбу, но это их не очень расстроило, поскольку ловить рыбу было нечем, чуть позже сходили за ягодами и очень удивились, когда нашли пару не до конца обобранных кустов земляники. Илидор быстро перестал выглядеть мрачно-прибитым, но Йеруш понял, что своими словами оттоптался на больных драконьих мозолях, так что теперь, стараясь загладить свой промах, вёл себя на удивление прилично.

Ближе к вечеру Найло принёс от храмовой вырубки две большие тарелки с зерновой кашей. Тарелки были из обожжённой глины, не очень широкие, но глубокие, долго хранящие тепло. На одном краю в тарелках были выемки, чтобы пить суп или жидкую кашу, не проливая. Илидор немедленно попробовал, обжёг язык и губы, после чего принял разумнейшее решение есть ложкой. В кашу, судя по вкусу, подмешали чьё-то мясо, измельчённое до состояния пасты и потому неразличимое взглядом. Когда с кашей было покончено, Йеруш погрохотал чем-то в палатке и вынес два больших жёлтых яблока, а Илидор заварил в котелке листья мяты, и жизнь стала уверенно налаживаться.

Потом Илидор валялся у палатки и травил гномские байки, а Йеруш носился вокруг со своими пробирками, наступал Илидору на ноги, бормотал, вскрикивал и лихорадочно чёркал писалом по восковой дощечке.

Солнце подкрашивало небо тёмно-синим и сине-оранжевым. Возле озера снова появился немолодой добродушный мужик («Мажиний» — назвал его имя Йеруш), который утром звал хорошечек, снова принялся издавать вопли «Уо-о!», «Уо-о!». Мажиний собирал маленьких растений-животных в гигантскую заплечную корзину, а растения постарше просто ходили за ним гуськом, как утята за уткой, которых Илидору много раз доводилось видеть в приречных людских селениях. В конце концов, как и утром, Мажиний накликал своими воплями бой-жрицу Рохильду. Она снова появилась с той самой тропы, которой утром пришёл Илидор. Снова сначала нашла взглядом Йеруша, и они весело помахали друг другу руками, а потом бой-жрица отправилась на поиски Мажиния. Кряжичи, очень тихие в течение всего дня, при виде Рохильды едко затрещали ветками.

После заката с вырубки, где расположился храмовый шатёр, понеслось нестройное многоголосое пение. Что-то блеснуло в свете уходящего солнца — прибрёл давешний малыш с зеркалом в руках, и выглядел он до того странно на этой вечерней полянке, что хотелось протереть глаза: не чудится ли? Нет, не чудился: малыш лет трёх в длинной, до колен, голубой рубашонке, стоял, чуть покачиваясь, на коротких ножках, крепко сжимал зеркало маленькими пальчиками и пускал солнечных зайчиков по поляне. У малыша было совсем ещё кукольное лицо: пухлые щёки, крошечный нос, маленький рот, приоткрытый от удивления, словно для самого ребёнка было большой неожиданностью оказаться тут с зеркалом в руках. Светлые брови почти незаметны, из-за этого крутой лоб кажется очень высоким и по-бараньи упрямым. Соломенного цвета волосёнки завиваются на висках, за ушами, на шее. Скачут солнечные зайчики по поляне, сосредоточенно следят за ними детские глазища, большущие, широко распахнутые.

— Уы-ы-уо! — надрывается у озера Мажиний.

— … далёко услышится жреческий глас… — плывёт над полянкой мощный голос Рохильды, пригибает травинки.

— Мажиний — он кто? — Спросил Илидор. — Лесничий? Он же не из жрецов.

— Просто какой-то мужик из местных, за Рохильдой пришлёпал, — Йеруш дёрнул-клюнул головой. — Скажи, зачем ему Рохильда, неужели его жизнь среди хорошечек недостаточно странная? Впрочем, ай!

В глаз Найло вломился солнечный зайчик, и некоторое время Йеруш шало моргал, едва слышно поминая свет отца-солнца, все его лучики и всех его рьяных последователей. Пение с вырубки стало слышнее, торжественней.