"Фантастика 2025-41". Компиляция. Книги 1-43

— Взяли с поличным при двух понятых.

— А что он показал при первичном допросе?

— Секунду… Да ничего не показал, он языка не знает. Совсем.

— А потом у тебя в деле волшебным образом появляется явка с повинной?

— Так бывает, раскололи.

— Человека, не знающего язык? А сколько дней между допросами?

— Погоди… Тринадцать дней.

— А общая длительность уголовного дела по срокам?

— Да что там расследовать, в месяц уложились. На втором допросе был переводчик. Он и зафиксировал чистосердечное признание.

— Мандюлей ему дали, он посидел в каземате, кровью пописал, плюс там в камерах были ещё пацаны со степи. Они ему насоветовали признать вину и не брыкаться. А подпись?

— Стоит тут каракуль… Вообще-то это одна из разновидностей тамги, родового знака степняков.

— То есть чувак не умеет говорить по-русски, а читать и писать не умеет вообще на любом языке. Вместо подписи поставил тамгу. В суде сидел со скорбной рожей и просил его отпустить пораньше?

— Не надо мне тут тень бросать на правосудие и работу следствия!

— Ангелин, ты сама в эту туфту веришь?

На «том конце провода» задумалась красивая и умная девушка, которая разрывалась между здравым смыслом и профессиональной этикой.

— Ну, ситуация подозрительная. Но во время суда он просил о снисхождении. Причём, через другого переводчика.

— С его точки зрения он попал в плен к русским и просил, чтобы его надолго на каторгу не посылали. Он смирился.

— Кто там ему в голову залазил? А ещё следствие установило, что он участник войны в Степи. Само собой, со стороны последней. Он военный враг вольного города, головорез и мародёр.

— И сколько ему наш самый гуманный суд в мире нарезал лет каторги?

— Семь лет.

— Почти по полной, по этой статье максимум восемь дают. Небось судья ему факт участия в войне тоже негласно учёл.

— Что ты от меня хочешь? — устало вздохнула она.

— Ещё раз. Твоё личное мнение. Не официальное. Туфта?

— Никогда такого не признаю. Но к делу у меня есть вопросы.

— Пусть так. Ты можешь подать прошение о пересмотре и попробовать отмотать дело на доследование и прекратить за отсутствием состава?

— Ну… Аркадий Ефимович.

— Мне знакомо понятие цеховой сплоченности. И в то же время ты самый честный прокурорский работник. А ещё самый сексуально привлекательный.

— Аркадий Ефимович, что Вы себе позволяете!

— Арестуешь меня?

Она звонко засмеялась.

— Ну серьёзно, — дав ей выдохнуть, вернулся к основному вопросу я. — Ты можешь мне по этому делу посодействовать, отмотать, помочь отпустить парня?

— Ты понимаешь о чём просишь, Аркадий?

— Понимаю.

Она замолчала.

— Не хочу на тебя давить, Ангелина Родионовна. Не требую невозможного…

— Это же не только перечеркнуть работу оперативников и следователя, работу по обвинительному заключению. Это сказать, что все были не правы, — натужно выдала она.

— Скажи, что не можешь. Я приму такой твой ответ и буду иначе решать вопрос, но мне нужно понимать.

— Прости. На такое решение потребовалась бы санкция Губачевского. Проще говоря, мне такое не под силу, — с некоторым трудом, выдала девушка.

— Услышал тебя. Скажи тогда, хотя бы, на какой каторге он сидит. Есть пометка в деле?

— Это могу. Озёрный острог, каторга третьего уровня строгости.

— Портал, добыча макров на Изнанке?

— Да, всё, как всегда. Адрес продиктовать? Это Чанакский тракт, почти сотня километров.

— Да, диктуй.

* * *

Накрапывал мелкий мерзкий дождик. На тракте, то есть по сути — узкой, но зато твердого покрытия дороге, которая осчастливила меня тем, кто не раскисла от осадков, было совершенно безлюдно, ни встречных, ни попутных машин, телег, путников.

Поселок Заозёрный встречал нас с Джо тёмным мрачным небом и пустыми улицами.

Одинаковые, безликие потемневшие дома — широко расставленные одноэтажные коробки, огороженные низенькими плетёными заборчиками огороды, узкие тропинки.

В Кустовом мне презрительно сказали, что это «посёлок». Но выглядело это как крошечная деревушка селян и охотников, где единственным прохожим на улице был унылый одинокий пёс с грустными глазами.

Сбросив скорость, доехал до Острога, обнесённого бревенчатым забором, как пиратский форт, лагерного комплекса. Основной корпус кирпичный, смотрел на мир узкими окнами, три второстепенные строения — бревенчатые. Ворота заперты, но есть и дверка, ведущая к внутреннему КПП.

Впрочем, внутрь я не собирался.

Выйдя из машины, я осмотрелся и заприметил на противоположном конце улицы мрачный и непримечательный кабак. Думаю, что мне туда.

Джо остался дремать в машине, посчитав, что в кабаке на отшибе цивилизации меня никто не попытается убить. За креслами в салоне для него нашёлся китайского же изготовления плед, который на такой случай я ему вручил. Пусть дремлет.

В низеньком зале питейного заведения было темно, зато горело сразу два камина и от этого было тепло и как-то уютно.

Уверенно дошёл до бородатого и похожего на охотника мужичка за барной стойкой, который протирал глиняную пивную кружку.

— Любезный…

— Вам водки? Может, желаете виски? Спотыкач?

— Мне бы совет, — я положил на барную стойку и придвинул к нему рубль. — Сюда заходят офицеры охраны каторжного острога?

— Вестимо, — лаконично выдал бородатый и забрал рубль, вернувшись к протиранию стакана.

— Как Вас, простите, зовут?

— Макар, — наморщил лоб бородатый, осмысливая вопрос. — Вам не всё равно, господин хороший?

— Нет, не всё равно. А я Аркадий. Служу адвокатом. У меня на каторге клиент очутился. Думаю, как организовать встречу с ним. Ну и с кем-то из офицеров поговорить по этому поводу. Как думаете, Макар, к начальнику стоит сходить, поговорить?

— Хозяин у них злой. Не ходите, — отрезал бармен.

— А кто для «поговорить» лучше подходит?

— Если поговорить и чтоб договориться… — он сделал профессиональную паузу, за время которой я положил ему на стол червонец, и он его удовлетворённо «поглотил». — Белобородцев, замнач по порядку и охране каторги.