"Фантастика 2025-43". Компиляция. Книги 1-33
Шрифт:
– Наивный ты, Олежек, – проговорила с усмешкой Милана, но руку не убрала. – Такие сцены – это тебе не как в жизни. Залез на бабу, получил удовольствие. Это тяжёлая работа.
– Я согласен на самую тяжёлую работу! – воскликнул я с пафосом. – А чтобы лучше её сделать, хочу прорепетировать. Для правдоподобности.
– Олег, хватит, наконец! Думаешь, актрисы – все поголовно шлюхи? Прыгают из постели в постель. Да?
– Нет, не думаю.
– Скажи честно, я для тебя очередная галочка в твоём блокнотике побед?
– Милана, я никогда ничего не обещаю. Кроме того, что со мной можно неплохо провести время. И совершенно не скрываю этого.
– Да пошёл ты! – буркнула она и отвернулась к окну.
Милана почему-то имеет на меня виды? А как же угрозы её мужа?
– Прости
Она повернулась ко мне, в её глазах светилась неподдельная печаль. Милана одинока и несчастна, со всей своей популярностью, знаменитым мужем-режиссёром. Всё есть – деньги, слава. Нет только счастья. Милана подняла глаза выше. Я тоже бросил взгляд и увидел Лифшица. Он шёл к нам, расплывшись в счастливой глупой улыбке.
– Мельгунов уехал? – поинтересовалась Милана, как ни в чем, ни бывало, хотя, казалось, секунду назад готова была разрыдаться от отчаянья. Железное самообладание.
– Да! – подтвердил радостно Лифшиц.
– Что-то слишком быстро, – проворчал я. – Неужели все снять успели?
– Ничего не успели. Стали репетировать, а Мельгунов сбежал, – объяснил Лифшиц.
Я изумлённо уставился на него.
– Как это – сбежал? Может он просто в сортир ушёл, – предположил я.
– Да нет. Сказал, что болит голова, он не в форме и сбежал.
Я представил физиономию Верхоланцева и чуть не расхохотался. Мы вернулись на съёмочную площадку. Техники переставляли осветительные приборы, отражатели, устанавливали камеру. Я не заметил Верхоланцева, наверно, он решил повеситься или застрелиться. Я вскочил на сцену, сел за чёрный рояль. Открыв крышку, наиграл пару нот.
– И что играть умеешь? – спросила Милана недоверчиво.
Она оказалась рядом, облокотившись на крышку, снисходительно изучала меня. Я провёл быстро по клавишам и стал наигрывать бодрый мотивчик. Конечно, получалось у меня плохо, но в глазах Миланы зажёгся интерес.
– И долго учился?
– Четыре года в музыкальной школе по классу фортепиано. Мама считала, что интеллигентный человек обязан уметь играть на рояле, – ответил я с притворной гордостью.
– Спой что-нибудь, – вдруг сказала она.
Я бросил взгляд на её лукавую улыбку, виски ударили в голову. Пробежался по клавишам и начал петь блатняк из репертуара Аркадия Северного:
Мама, я лётчика люблю Мама, я за лётчика пойду! Он летает выше крыши, Получает больше тыщи Мама, я лётчика люблю! Мама я жулика люблю Мама, я за жулика пойду Жулик будет воровать А я буду продавать Мама я жулика люблю.Милана звонко рассмеялась, показав во всей красе очаровательные ямочки и белые, идеальной формы зубки.
– Потрясающе! – отсмеявшись, сказал она. – Надо вставить в наш фильм. Как ты считаешь? Ну а серьёзное что-нибудь.
– Пожалуйста, – сказал я. – Не стреляйте в пианиста. Он играет, как может, – предупредил я.
Я хотел бы пройти сто дорог Но прошёл пятьдесят. Я хотел переплыть пять морей, — Переплыл лишь одно, Я хотел отыскать берег тот, Где задумчивый сад, А вода не пускала И только тянула на дно.Милана нахмурилась, и через паузу спросила:
– А вот это знаешь? «Не плачь, мой друг, не плачь. Никто не умирает»
– Да. Я почти весь репертуар Макара знаю. Но может не стоит? – засомневался я. – Давай я что-нибудь весёленькое сбацаю?
– Спой! – приказным тоном сказала она.
Я встряхнул головой и начал:
Пусть горе и печаль, церковной свечкой тают. Последнее прости, последнее прощай… Не плачь, мой друг, не плачь, никто не умирает… И не они, а мы, от них уходим вдаль. Пусть Бог нам положил до времени разлуку, Но, если ты упал и враг нанёс клинок, Они помогут встать и остановят руку Разящего врага и взгляд их будет строг.Совершенно предсказуемо Милана захлюпала носом, вытащила маленький платочек, уткнулась. Я мгновенно оказался рядом. Пытаясь успокоить, прижал к себе, но она вырвалась и убежала со сцены. Я ощутил себя полным идиотом. Зачем я её послушал? Обернувшись, я заметил Верхоланцева мрачнее тучи. Видимо, он давно наблюдал за нашими играми.
Я подошёл к краю сцены, спрыгнул вниз.
– Ну и что же ты ей такое сказал, козел?! – буркнул он.
– На рояле сыграл.
– А на балалайке сможешь?
– Нет.
– А на барабане?
– На гитаре ещё могу. На шестиструнке. Больше ни на чем, – сообщил я твердо, чтобы прекратить идиотские расспросы.
– Молодец, – протянул он насмешливо. – А рожу-то где расцарапал?
– Бандиты напали.
– Бандиты? Ух, ты, – ехидно прокомментировал он. – Ладно, сейчас ты чуть больше на мужика похож, а не на пидора.
В душу, будто вода из прорвавшейся плотины, хлынула ярость, я готов был развернуться и со всей силы врезать ему по морде. Но меня осенило. Он говорил то, что хотел бы сказать Мельгунову, но не осмеливался. На мне, беззащитном, бесправном человечке, можно сорвать зло, а сказать правду в лицо мегазвезде главреж не решался. И бесился из-за этого. Сволочь. Я разозлился и с моих губ чуть не сорвался жестокий вопрос, за каким хреном он убил Северцева, которого так любила Милана.
– Переодевайся и гримируйся, – хмуро добавил Верхоланцев, будто прочитав мои мысли.
Я вышел в коридор и направился к гардеробной, как вдруг меня схватил кто-то за рукав.
– Олег, мне нужно с вами поговорить, – услышал я хрипловатый голос.
Я обернулся и увидел Семена Непогоду, сценариста.
– Это не займёт много времени, – добавил он, и на его унылом лице появилось заискивающее выражение.
Он отвёл меня в комнатушку. Сигаретный дым висел столбом, хоть топор вешай, в куче исписанных бумаг, пепельницы с Монбланом окурков возвышалась пишущая машинка. Неужели сценарист до сих пор пишет свои опусы на древнем аппарате?
– Олег, садитесь, – быстро проговорил он. – Курите?
Я подумал, что табачного дыма и так слишком много и помотал отрицательно головой.
– Дмитрий Сергеевич предложил увеличить вашу роль. Я решил посоветоваться с вами. Ваше видение, что бы вы хотели добавить.
Я опешил. После такого мерзкого отношения ко мне главрежа, тот решил увеличить мою роль? Видимо, Мельгунов его довёл до ручки.
– Я бы хотел, чтобы мой персонаж выглядел благородней что ли. Не просто разбойник с большой дороги, а человек, способный на что-то хорошее, великодушный поступок.