"Фантастика 2025-47". Компиляция. Книги 1-32

— Может быть, тогда откровенность за откровенность, дядя Рауф?

Лукавая улыбка, взмах ресницами и чуть прикушенная нижняя губка. Это я Леночку ненадолго погулять «выпустил».

— А что вы именно хотите узнать от меня, ханум Елена? И не кажется ли вам, юная госпожа, что это… а, впрочем, спрашивайте, ханум Елена. Возможно, дядя Рауф вам и ответит.

Сказал и улыбнулся, словно оскалился. Как слюнявый бразильский фила, что прижал лапой к земле бродячего котенка и наслаждается его беспомощностью. Какой у меня на самом деле плохой, злой и нехороший самозваный дядя. А еще пирожным без мороженного кормил, ласково улыбаясь при этом. Все мужчины обманщики и вруны!

— Хорошо, дядя Руаф, тогда я спрошу у вас вот что. Что же делает целый генерал уже распущенной спецслужбы Тешкилят-и Махсуса в этом Аллахом забытом месте? Почему он не работает над документами в генеральном штабе в Стамбуле, как это должно бывшему высшему офицеру «Специальной организации»?

Вот так. Шах тебе дядя Рауф. Давай, рокируйся или защищайся, двигай фигуры, решай, что тебе ответить на мой вопрос. А я пока съем кусочек пахлавы и запью эту сладость самым натуральным из натуральных соков, соком из только что выжатых гранатов. Кстати, говорить слово «сок» нам, девочкам, в Турции нельзя. Не знаю почему, но совсем нельзя. Что-то нехорошее может получиться.

Очень вкусный сок. В меру сладкий и кислый, в меру вязкий. И пахлава и шербет тоже вкусные. Еще ветерок появился и все вообще замечательно стало. И морем пахнет. Даже здесь, в почти двух километрах от него. Йодом, выброшенными волнами на берег водорослями, мокрым песком, нагретым солнцем деревом рыбачьих лодок, тянет лакомым дымком береговых коптилен.

Да, а что все еще молчит мой «дядя» Рауф? Как там поживает наш полковник-генерал? Он вообще собирается мне отвечать? Ведь это так неприлично, заставлять ждать такую милую ханум, как я. О, у дяди Рауфа начал открываться рот!

— Источник вашей информированности, Елена, барон Стац?

Фи! Вот я уже и не ханум и не юная госпожа. И «тени» в углах веранды напряглись, вот-вот готовые броситься. Понимают, морды небритые, великий и могучий русский язык!

— Нет, Рауф Хилми-паша бей. Господин барон знает вас, эфенди, как просто одного из офицеров турецкой армии. Самого обыкновенного и ничем непримечательного артиллерийского полковника, которого он как-то подстрелил из своего нагана и на полдня взял в плен. Но он не знает вас, как одного из высших офицеров турецкой армии. Источник этой догадки тут — я изящно коснулся своего виска ноготком мизинца:

— Только тут и нигде более.

Обезьянничает дядя Руаф, совсем мне не верит. Снисходительно улыбается и оттягивает пальцем нижнее веко — мол, чую я тут подвох! Откуда вдруг в столь прелестной головке такие вот смелые предположения и столь серьезные выводы? Ох уж этот мне мужской шовинизм и неискоренимое чувство собственного превосходства над нами, красивыми женщинами! Если внешний вид на все десять баллов, то IQ обязательно не больше пятидесяти? Странная арифметика.

— Вы не верите мне, дядя Руаф. Что ж, я вас прекрасно понимаю. Трудно в такое поверить. Тем более, если это произносит такой прелестный ротик как мой. Тогда я сделаю еще одну попытку вас убедить, что способна не только шляпки и прически на этом…

Я вновь коснулся пальчиком своей головы:

— На этом носить, но еще и думать этим. И, представьте себе, даже анализировать и делать выводы. Будете слушать, юную глупую ханум, дядя Руаф или прикажете своим аскерам меня хватать и тащить в укромное место? С целью узнать, кто же именно раскрыл вашу тайну? Или я могу продолжать говорить?

— Я внимательно вас слушаю, леди Элен.

Ох как я быстро в рангах расту!

— Ну, я позволю себе начать с того, что орденом Османие с саблями и тем более, первой степени, награждаются только за выдающуюся службу на благо Османской империи. А вот ваша артиллерия, не в обиду вам, «дядя» Руаф, никак себя не проявила во время войны. Не за что и некого было там награждать орденами. А вот у вас он есть. Еще у вас есть наградная планка «Кут-аль-Амара». Вы, Руаф эфенди, были ей награждены за взятие Эль-Кута, а вот орденом вас наградили за пленение английского генерал-майора Чарльза Вере Феррерс Таунсенда. Но это только мои предположения, Руаф эфенди!

Я проворно вскинул ладошку, останавливая начавшего что-то говорить «полковника»:

— Позвольте, я продолжу, Рауф эфенди!

«Дядя», в ответ на мою просьбу резко кивнул мне головой, словно что-то с макушки сбросил. Пальцы его руки на пустой чашке побелели от напряжения, а «тени» в углах уже словно перетянутые струны — тронь их и тут же лопнут. Вот только бы мой Ли сюда не пришел и в бой не кинулся, в последний и беспощадный. Он ведь так всю игру мне поломает! Такую интересную, такую затягивающую. Опасную. Аж мурашки по коже.

— Но в 1921 году Тешкилят-и Махсуса оказалась расформирована. Партия «Свободы и согласия» объявляет Энвер-пашу военным преступником и «Герой Свободы» бежит в Германию на подводной лодке, где был до этого военным атташе. Вскоре его убивают коммунисты. А Мустафа Кемаль упраздняет халифат. Прежняя османская аристократия подвергается гонениям и политическим репрессия. Коснулись они и вас. Именно поэтому вы здесь скрываетесь, Рауф эфенди. И место глухое и пути отхода есть, что по воде, что в леса и горы, и Стамбул недалеко. Кстати, Кемалю очень скоро присвоят титул Ататюрка. И будет он зваться не его превосходительство Гази Мустафа Кемаль-паша, а просто Кемаль Ататюрк.

— Кто?! Этот сын ишака, мерзкий алсак?! (Подонок) Этот дал ярак?! (Деревянный х**). Не может такого быть! Эльен! Вы понимаете, что именно вы говорите?

Вот же голосина то у моего «дяди»! Жилы вздулись, дурная кровь бросилась в лицо, сердце сейчас у него работает как движок реактивного истребителя на форсаже. Не хватил бы «дядю» удар, мне вот это совсем не надо.

— Этот разрушитель империи и мятежник против законной власти и он… Он «Отец турков»?!

Он, все это он. Я молча киваю и долго киваю головой. А Ататюрк получается весьма крутой мужик, всех тут нагнул. И внешне, помнится мне, красавец. На какого-то итальянского актера похож из немого кино. И еще он очень армян не любил, геноцидил их страшно, всеми своими силами. Впрочем, а многие ли любят армян? Вот то-то.

Что? Почему я молчу и предаюсь отвлеченным размышлениям? Так мои слова в этот момент совсем не нужны «дяде» Руафу. Слова мои только помеха для его последующих мыслей, выводов и решений. Не нужно ему мешать в этом важном деле. Вот когда он меня без эмоций спросит, то я ему отвечу. Такого ему наговорю! Не сорок, а все сорок тысяч «бочек арестантов» ему наговорю. И «дядя», вот в этом я абсолютно уверен, услышит только то, что ему самому нужно. Да, тяжелый мне предстоит разговор и невероятно долгий. Пугающе сложный, как хождение по лабиринту с ловушками, а у меня повязка на глазах.

Коньяка что ли попросить, пусть принесут? Ну и что-то что тут все мусульмане? Коньяк то он вне границ и вероисповеданий!

Вернулся я в свою комнату уже поздним вечером. Муэдзин уже четыре раза проорал свои призывы к молитве Великому и Милосердному. Ли, наверное, все ногти сгрыз, ожидая меня. Вон, стоит, напряженно ждет, что я ему скажу.

— У нас все хорошо Ли. Пока и в ближайшее время. Барона тоже можешь этой новостью обрадовать. Можете выпить, отпраздновать мою маленькую, но очень важную победу в битве со страшным пещерным дэвом. То есть, с нашим гостеприимным хозяином. Больше ни о чем меня не спрашивай, не отвечу. Устал как собака! Устала.