"Фантастика 2025-52". Компиляция. Книги 1-20
Шрифт:
Вот тесть получил всякие плюшки на халяву. В конце прошлого года там, в Оренбурге, произошли какие-то некрасивые разборки, Марата тоже дёргали и таскали в ОБХСС, но в итоге оставили в покое, недостаточно нашалил, чтоб сажать отца супруги первого космонавта. Вместо этого сдвинули в бок от торгового греха, назначили (формально — избрали) главой профсоюзов области. Теперь через его руки проходят путёвки во всякие Сочи-Евпатории и множество других благ, распределяемых через ВЦСПС, оборотистый жук не пропадёт.
Его бы сюда, в степь, где носятся ветра и иногда воняет гидразином.
Здесь постепенно строился городок для работников, обслуживающих космодром и производство, появились элементарные удобства, например, можно было спокойно звонить домой, не забывая, конечно, что у товарища майора (не
— Нет, дорогая. Честное слово — не лечу. Не дублёр и даже не запасной состав, — «Лечу в космос» говорить запрещено, как и упоминать фамилии. — Кто? Ну, спроси у своих девочек. У вас же между собой тайн нет. Что? Нет, не особая секретность, обычная. Да, скоро вернусь, но не назову точно день, потому что это как раз будет день отъезда у… В общем, у наших знакомых. Нет, твой муж не вредный, а дисциплинированный. Да! Поцелуй Ксюшу и Андрюшу, скажи — папа скоро вернётся.
Врал только об одном. Я единственный знаю о работе экипажа в этой миссии столько же, сколько Егоров и Волынов. Если не больше. При весьма маловероятной, но всё же теоретически возможной ситуации, когда отпадёт командир, его дублёр и запасной дублёр, я надену скафандр, мой всегда со мной в Байконуре, и сяду в лифт, ведущий к приключению или к смерти, раз запуск нельзя отменять накануне визита Джонсона. И будь что будет.
Ну а так вернусь в Москву и буду присутствовать в ЦУП, затем снова помчусь в Казахстан или дальше на восток СССР встречать экипаж, принимая космонавтов из рук спасателей, гонять Ил-18 или Ил-14 ради таких дел — сущая мелочь по сравнению с ценой орбитальных пусков. Наши люди в булочную на такси не ездят? Нет, летают на четырёхмоторном авиалайнере. Космическая рутина, если всё идёт благополучно, или чистый адреналин, если наоборот.
В этот раз, как говорил один курсант-белорус в Оренбурге, «пашчасцiла». Кроме мелких неисправностей, не повлекших последствий, ничего не произошло.
Я снова летел с дабл-Борей, на этот раз — в Москву, нас сопровождали журналисты. Оба космонавта отсели в салоне Ил-18 подальше друг от друга, чтоб каждая порция репортёров не мешала другой, засыпая покорителя космоса вопросами, как сказал видный блондин из их газетной братии: за двенадцать дней локоть к локтю в крохотном шарике надоели один одному. Ничего подобного, возразила дама из «Известий», вот только приедут домой, так соберутся вместе, чтоб обменяться сплетнями без записи на плёночку.
Герои дня балагурили в тон сотрудникам СМИ, всячески демонстрируя прекрасное самочувствие и настроение: полёт долгий, а за пределами земной орбиты, в глубоком космосе, вообще уникальный. О недомоганиях Титова слышали многие, хоть это не афишировалось. Волынов с Егоровым очередной раз доказали — невесомость и другие факторы вне земной колыбели вполне переносимы. Чем собственные недуги, которых не было, обоих куда больше интересовала победа советской хоккейной сборной на олимпийском турнире в Инсбруке, он получил статус мирового. Наши там в четвёртый раз завоевали звание чемпионов мира, натянув абсолютно всех соперников — тема для разговоров не хуже лунного вояжа. А на «Восходе», к сожалению, не было телевизора, чтоб болеть за Фирсова, Старшинова, Майорова, Рагулина… Какие люди, какие легендарные фамилии!
Я же, отключившись от их беседы, прокручивал детали подготовки к встрече, сделал всё от меня зависящее и даже подготовил один сюрприз. Шелепин расстарался ещё больше, стремясь затмить Хрущёва, при прошлом Первом секретаре советский человек только прикоснулся к космосу, сейчас «по взрослому» слетал к Луне. Мне грех жаловаться на Никиту Сергеевича, не считая попытки убийства, конечно, но это было потом. Кроме машины и квартиры, пятнадцати тысяч новыми единовременного пособия и множества разного, а также дома для родителей, партия и правительство выделили комплект экипировки для отца и матери. Много всего, чтобы родня героя выглядела достойно, там были костюмы, галстуки, сорочки, обувь, головные уборы, носовые платки, женские платья, чулки, платки тёплые, пальто летнее и зимнее для обоих…
Это прибавило мне проблем в общении с семьями других
космонавтов. Тот же Нелюбов, совершивший героический переход без системы поддержки дыхания и очищения воздуха в скафандре из одного корабля в другой, получил намного меньше льгот и иных материальных благ с двух полётов, чем я за единственный виток вокруг Земли, разве что Дважды Герой Советского Союза. В лицо нам с Аллой ничего не говорили, но многие считали несправедливым, его Зина оставалась ровной и радушной, и всё же что-то такое проскакивало. Понял я это задним числом.Сели как обычно во Внуково, аэропорт в Шереметьево тоже считался международным, но строения там были жиже и не соответствовали пафосности встречи.
Теперь уже я задерживался в салоне, лишь статист, пока «настоящие герои» топают по ковровой дорожке прямиком в объятия Первого секретаря.
— Юрий Алексеевич, зачем вам полевой бинокль? — спросила та же журналистка, что иронизировала на тему «встретятся и посплетничают».
— Страдайте, что у вас нет. Жду одного события…
— Дадите посмотреть?
— Ни за что.
Она не смирилась и, нарушая протокол, стала в проёме двери над трапом, её попытался оттеснить член экипажа самолёта, не полагается, мол, ждите приглашения, и не добился успеха.
Ровно как при моей встрече, когда Хрущёв вставлял мне фитиль, мол, смотрю в бок во время тисканий с ним, Егорова моментально увело вправо, едва его отпустил Шелепин. О, наивный чукотский юноша, неужели он подумал, что Наталья Фатеева затесалась среди встречающих случайно! Теле- и кинозвезда, она долго возражала, отнекивалась репетициями и съёмками, пока её начальство и в театре, и в кино не получило волшебный пендель из Отдела культуры ЦК КПСС, съёмки и репетиции отменились как по волшебству. Вряд ли знала, что приглашена в аэропорт ради конкретного космолётчика. Егоров метнулся к ней, нечто вытащил из-за пазухи (я точно знаю — всего лишь газетный обрывок), показал, та расцвела, на секунду сделалась ниже ростом, очевидно — исполнила книксен.
Всё, Боря, я что мог — то мог. Дальше сам охмуряй, разводись, женись, твои проблемы.
А журналисточка так и не поняла, что произошло. Я не стал её просвещать, у Егорова и вроде у Фатеевой не расторгнуты предыдущие браки. Не нужно спешить оглашать подробности и компрометировать их, всяк знает: русо космотуристо облик морале.
Героя-врача отцепили от дамы, потому что далее два Бориса поехали на открытых «чайках» по Ленинскому, помахивая ладошками, моя служебная «волга» ползла следом, с обычным железным верхом и включённой печкой, очень подходяще, тогда как на героев покорения Луны обильно падал февральский снег. Погода тому виной или пресыщение космическими сенсациями, больше ни один кортеж не собирал столь огромной ликующей толпы, как в день моего приезда четырнадцатого апреля шестьдесят первого года. Боюсь, что даже прогулка по Луне не принесёт никому из нас подобной славы.
Именно ей, а не профессиональным заслугам, я был обязан приглашением с женой на приём в Кремль по случаю визита президента Джонсона. Американец встречался с Шелепиным наедине, то есть исключительно в присутствии переводчиков и тайных микрофонов КГБ, далее в расширенном составе с участием дипломатов и других полезных лиц, отдельные полчаса высокие стороны уделили освоению космоса, и к самым высокопоставленным персонам планеты отправились мы с Каманиным.
Я уже знал, что переговоры по Вьетнаму провалились, стороны остались сугубо при своём мнении, что поставило крест и на перспективе разрядки, она бы началась лет на десять раньше, и на любых совместных проектах в звёздном небе. Линдон Джонсон сиял казённой улыбкой, стараясь находиться в полоборота к объективам, чтоб его оттопыренное правое ухо не слишком бросалось в глаза. По слухам — редкий бабник, грубоватая техасская деревенщина. А я видел, глядя на него, сожженные напалмом вьетнамские деревеньки, трупы детей, съёжившихся от огня до объёма игрушечных кукол, тысячи гектар тропического леса, лишённого листвы из-за полива дефолиантами, младенцев, рождённых без ручек или без ножек, потому что их родители надышались американской химией. Улыбался гаду фирменной гагаринской «все тридцать два», а руки чесались съездить ему по харе, такой же самодовольной, как у застреленного предшественника.