"Фантастика 2025-54". Компиляция. Книги 1-23
Шрифт:
– Рокурокуби!
На скамье возникла длинношеяя дама.
– Ты решил, что я должна умереть, господин? – печально спросила она.
– Не совсем, – с суровостью ответил Сенкевич. – Но ты должна быть наказана. Послужишь экспериментальным кроликом.
Если Рокурокуби и удивилась, то вида не подала. Только поклонилась и застыла в ожидании.
«Как там говорил Одзе? – припомнил он. – Запечатывают духа с помощью искренних молитв и погружения в Сонтэн?»
В Сонтэн Сенкевич погружаться не умел, да и не хотел учиться. Зато мог медитировать, пусть и не с благими целями. Он сосредоточился, сконцентрировался на задаче: Рокурокуби должна быть обездвижена. Только вот ни одной буддистской молитвы Сенкевич не знал. Поискав в памяти
«Ладно, заменять так заменять, – промелькнула мысль. – Какая разница, что за слова? Главное, чтобы они были искренними».
So close no matter how far. Couldn’t be much more from the heart, Forever trusting who we are, And nothing else matters, —прочувствованно произнес он слова любимой песни.
Рокурокуби закачалась на скамейке, напоминая змею под дудкой факира.
Never opened myself is way, Life is ours, we live it our way, All this words I don’t just say, And nothing else matters… [44]44
Мы близко друг к другу, независимо от расстояния.
Эти слова не могли бы быть более искренними,
Наше доверие друг другу вечно,
А остальное не важно.
Я никогда не открывал себя с этой стороны,
Жизнь принадлежит нам, и каждый живет ее по-своему.
Все эти слова я не просто говорю.
А остальное не важно.
Metallica «Nothing else matters»
Дух стал расплываться, распадаться на тонкие струйки тумана. Искренность «Металлики» никто не мог отрицать.
Сенкевич исполнил «Nothing else matters» полностью, с выражением и правильными акцентами. Закончив, жестко произнес:
– Я приказываю тебе, дух по имени Рокурокуби, войти в этот… это… – Немного помявшись, подставил собственную трубку: – В этот предмет и запечатываю тебя на пять минут!
Женщина обратилась в сероватую дымку, извиваясь, втянулась в трубку.
«Теперь веревку и бумажку с молитвой для страховки», – вспомнил Сенкевич. Перевязал новое обиталище духа, на бумаге написал, опять же по причине незнания молитвы, первый куплет «Nothing else matters», прилепил к веревке. Трубка выглядела обычно, не потяжелела ни на грамм. Но, зная, что в ней содержится, Сенкевич не решился бы ее курить.
Он принялся отсчитывать время. По прошествии пяти минут раздался обиженный стон, веревка распалась на куски, и из трубки вырвалось серое облако.
– Мог бы запечатать меня и в чем-нибудь другом, господин, – надулась Рокурокуби. – Хотя бы в кусте хризантем. Это красиво и женственно. А там тесно и воняет.
– В следующий раз, когда провинишься, так и сделаю, – цыкнул Сенкевич. – Причем навсегда. А теперь убирайся!
Дама испарилась.
– Сонтэн, Сонтэн, – пробормотал Сенкевич. – Понты все это корявые, опиум для народа. Главное – искренность и медитация. Теперь позовем самого сильного. – Он шепнул: – Мадара!
Сад заволокся дымом, из которого выглянула недовольная физиономия.
– Ты обещал оставить меня в покое! – профыркал кот. – Может быть, стоит наказать тебя?
Симпатичная морда превратилась в драконью пасть. Сенкевич невозмутимо исполнил песню «Металлики» и добавил:
– Именем Джеймса Хэтфилда приказываю тебе, дух Мадара, войти в скамью и запечатываю тебя…
Дракон испарился, туманом завис над скамьей.
– Ладно, ладно, я понял, – раздался из облака недовольный голос. – Отпусти. Чего ты
хочешь?– То-то, – напутствовал Сенкевич. – Помни, я знаю твое имя, а значит, хозяин положения тоже я.
Кот плюхнулся на скамью, чуть не ставшую его последним пристанищем.
– Что за жизнь, – пожаловался он. – Монахи приходят – запечатывают, самураи приходят – запечатывают. И никто не додумается покормить бедного духа…
– Сейчас прикажу принести молока, – усмехнулся Сенкевич. – И надеюсь, ты в невидимом состоянии? Перепугаешь мне весь дом.
– Обижаешь! Конечно, я видим только тебе, – кот изящно почесал за ухом. – Но позволь хотя бы не называть тебя хозяином и господином. Это обидно.
«Наконец нашелся хоть кто-то в этой стране с обостренным чувством собственного достоинства», – обрадовался Сенкевич. Милостиво позволил обращаться по имени. Нахальный демонюга больше тянул на приятеля и собутыльника, чем на раба. Не подав виду, что ему это понравилось, Сенкевич сурово произнес:
– Хорошо, разрешаю. Но приказы будешь выполнять. И вот первый. Отправляйся в замок Эдо, посмотри, что там и как.
Слуга принес небольшой тазик молока и, застыв истуканом, наблюдал, как белая жидкость сама по себе стала исчезать из посудины. Глаза его из раскосых сделались круглыми.
– Осторожнее надо быть, – упрекнул Сенкевич, отослав человека.
– Прости, проголодался, – довольно мяукнул Мадара. – Приказ твой выполнить нетрудно. Ухожу!
– Будь осторожнее, там какая-то нечисть, – напутствовал его в дорогу Сенкевич.
– Я и сам нечисть! – донесся самоуверенный голос из серебристого облака.
Дан
Он завороженно смотрел на меч из звездной пыли. Теперь, когда клинок был готов, Дан забыл обо всех своих знаниях. Это было не просто оружие из булата с добавлением метеоритной стали. Это была часть его, продолжение руки, и в то же время – отдельное живое существо, с собственным характером, волей. И душой.
– Теперь ты должен сжиться с ним. Подружиться, – заметил Коноха. – Но самое главное, нужно закалить его.
– Мы ведь уже закалили, – не понял Дан.
– Мы сделали яки-ирэ. Но теперь меч должен попробовать крови. Из твоих рук, человек. Это главная закалка оружия.
Дан читал раньше, что самураи якобы «закаляли» мечи в крови крестьян. Проще сказать, опробовали только что выкованное оружие на беззащитных. Он точно знал, что не смог бы убить невиновного. Утешало лишь, что земледельцев в лесу нет. Однако следующие слова Коноха несколько успокоили:
– Ты должен напоить его кровью врага. Одержать первую победу. У тебя есть враг?
Это немного примиряло с процессом закалки: враг есть враг, его не жалко. Только единственный, кому Дан искренне желал смерти, находился далеко отсюда, в Эдо. Токугава Иэясу.
– Если нет врага, им надо обзавестись, – кровожадно ухмыльнулся Коноха. – Это нетрудно. Ступай за мной.
Он обернулся вороном, взлетел на нижние ветки дерева:
– Я покажу путь.
Птица перелетала с ветки на ветку, выжидательно каркала. Дан, держа ладонь на эфесе меча, шагал за ней. Миновав часть леса, где жили тэнгу, он попал в труднопроходимую чащу. То и дело дорогу перегораживали завалы бурелома, овраги, наполненные тинистой водой, маленькие, но вязкие болотца. Наконец едва заметная звериная тропа оборвалась возле узкой реки.
– Жди здесь, – приказал Коноха и уселся на большом валуне, не отводя черного блестящего глаза от воды.
Дан присел на нагретую солнцем гальку. Время от времени оглядывался, ожидая появления обещанного демоном врага.
– Подержи моего ребенка, – раздался за его спиной нежный голосок.
Дан обернулся. Над ним раскачивалась огромная, метра два длиной, змея с головой женщины и человеческими руками, которые прижимали завернутого в одеяло младенца. Красивое лицо женщины-змеи было печальным, глаза смотрели грустно и умоляюще, длинные черные волосы развевались на ветру.