"Фантастика 2025-54". Компиляция. Книги 1-23

— Света…

— Ананьев, не сейчас. — повторяет сказанное мною мысленно Света.

Плечи Петра опускаются, он вяло сходит с своеобразной тропы, давая нам место для прохода. Но я чувствую внутри него гнев, но гнев мешается с надеждой, а затем… происходит озарение.

Ананьев торжествует внутри, но одновременно с этим ему больно.

Я не успеваю среагировать, когда мы проходим мимо — этот придурок хватает Свету за руку, рывком разворачивая к себе. Тело девушки совершает несколько шагов по инерции. Ананьев срывает вуаль, смотря в глаза.

— Что с ней? — его голос срывается на крик. — Что ты с ней сделал?!

— Остановись! — к сыну идёт отец.

Ситуация набирает обороты, до людей несколько шагов, они непонимающе бурлят. Геннадий медленно приближается. Стоп! Медленно? Время растягивается, я перехожу в боевой режим.

Надо выходить из конфликта.

План образовался сам собой. В несколько шагов приближаюсь к Петру, тихо говоря ему прямо в лицо.

— Я сделал то, что ты не смог, — улыбку как можно самодовольнее. — Сделал своей женой.

Беру Свету за руку, чтобы уйти. Весь расчёт на не сдерживающего себя наследника. Я хорошо помню тот момент у клуба, когда началась вся история, сейчас надо положить ей конец.

Рыбка клюёт, когда нас разделяет уже десяток метров.

Отец что-то втолковывает сыну, но тот не сводит взгляда с наших спин, я это чувствую. Эмоции в нём пенятся и выходят из берегов, магия вырывается горячей волной. Он снова не сдержался, формируя водяную плеть из снега и отправляя в полёт.

Отдаю приказ послушному телу девушки рядом, она отталкивает Лару, делая шаг назад.

Наперерез летящему завихрению устремляется тело Светы, принимая на себя удар магии. Толпа раздаётся в стороны, пара девушек начинают истошно визжать.

Последняя наследница Романовых падает позади меня, рассечённая практически надвое. Меня задевает остатками воздействия, распарывая шубу и оставляя на теле кровоточащую борозду.

Глава 17

История циклична, огромный уроборос под названием человечество, жадно вгрызается в уже пережитое. Это гиперболизированная картина, но всё по сути и проще и сложнее одновременно.

Людей толкают на те или иные поступки их эмоции.

Люди развязывают войны, стирая всё, что успели построить. Наверное — это такая карма, шаг вперёд — два назад. Как иначе объяснить тягу к саморазрушению?

Наверное, я слишком глубоко ушёл в себя, совсем забыв про окружающий мир. А мир тем временем сужался, пока не превратился в точку. По краям отверстия в которое я разглядывал голубое небо, частокол человеческих голов. Они перешёптывались, мужчины поджимали губы, женщины прикрывали рот ладошками.

Повернув голову, вижу застывшее восковой куклой лицо Светы.

Нет, ей не было больно, она ничего не чувствовала. Я надеюсь.

Ты играла со мной, спровоцировала когда-то Ананьева прийти в клуб. Целый вечер сцеживала ему в уши яд, возможно ласково гладила по руке. Нет, ты не говорила прямо, но твои намёки были подобны стреле, точно в цель, без промаха.

Я видел всё это в твоей голове.

Меня интересует одно, в какой момент вы начали спать?

Уже позже всё встало на свои места, после первого посещения этой светлой с виду головки, но такой тёмной внутри. И нежелание близости со мной, эти вечные вопросы, ты дразнила меня, не более.

Ты действительно мне нравилась, жаль, что всё так вышло.

Я резко поднялся, принимая вертикальное положение. Рука нащупывает рану, та щиплется и болит. Приходится отсечь часть эмоций, чтобы боль не забивала голову.

Люди отошли, поглядывая с опаской. Кто-то выкрикивал оскорбления в сторону Ананьевых, аристократы осуждающе качали головами, сверлили взглядами, казалось ещё чуть чуть и они порвут виноватых.

Но великий род — это великий род.

Вокруг стояли слуги императора, костюмы. Сейчас каждый из мужчин вооружён, двое уже взяли на прицел Ананьева, его жену, стоящего на коленях Петра.

Глаза парня заволокло пеленой слёз, они сверкают, вот вот хлынет.

Меня передёрнуло от отвращения к этому ничтожеству. Ну, раз ты затеял эту игру Фёдя, играй до конца.

— Я убью тебя.

Мой голос невероятно спокойный, будто я не угрожаю, а сообщаю прохожему сколько сейчас времени.

— Фёдор Константинович, во избежание недоразумений мы сопроводим вас домой! — начал главный костюм.

— Каких недоразумений? — щека дёргается, такой странный жест, он происходит непроизвольно. — Вы же тут не просто так?! А чтобы до всего прочего проконтролировать НЕДОРАЗУМЕНИЯ! Я правильно понял? Так вот ни хрена у вас не вышло!

— Я прошу вас успокоится, пожалуйста пройдите к машине, — костюм отодвинул полы пальто, чтобы положить руку на рукоять револьвера.

Жест был явно машинальным, годы выучки, реакция на стресс. А стресс есть, перед ним бушует один из самых непредсказуемых богатеев города, молод, горяч, одарён.

Костюм понимает несуразность жеста, даже немного смущается, одёрнув руку. Улыбкой на лице пытается вернуть уверенность, но не находит во мне отклика.

Главное не переигрывать.

— Ананьев, я не стану убивать тебя сейчас, опускаться на твой уровень, — кричу сквозь разделяющее нас пространство. — Но ты не переживёшь сегодняшнего дня. В восемь вечера, на арене, дуэль!

Старшие Ананьевы напряженные до предела, напоминают породистых гончих. Несколько амбалов в чёрном пробиваются сквозь толпу, ещё один стоит рядом. Поздновато охрана подоспела, не ожидали от наследника такого фортеля?

— Я проведу церемонию, — цежу сквозь зубы, глядя на костюма. — Потом вы сможете сопроводить меня домой.

Вот они магические реалии. Только что произошло убийство, а аристократия остаётся на месте. Их охрана плотным кольцом окружила периметр, организовано сплотившись в одну группу. Мы оказались оцеплены, отрезаны от внешнего мира, хотя вокруг на сотни метра снежный наст, под которым лежат давно умершие люди.

Главная опасность внутри, само общество родовитых семей. Мы как запертые в одной банке змеи или пауки, я ненавижу оба вида мрази, ненавижу аристократов, но сам являюсь одним из них.

Встаю на колени рядом с телом Светы, беря её за руку. Ткани одежды вымочены в крови, снег пропитался, от земли идёт пар. Она рассечена от плеча до пояса, сам не замечаю, как с меня капает кровь, смешиваясь с чужой.

Генри стоит рядом. Старый слуга держит в руках какую-то тёмную ткань, через несколько секунд тупого созерцания, до меня доходит её предназначение. Даю согласие кивком, подоспевшие от машины охранники помогают управляющему уложить тело жены на своеобразный саван, плотно оборачивая.