"Фантастика 2025-54". Компиляция. Книги 1-23
Шрифт:
– Подумаешь, горе! Выберемся.
– Выберемся… Если оборотня не встретим, – стращала Агнешка. Слыхала, что люди говорят? Оборотень здесь в лунные ночи бродит, двоих уже загрыз…
Как будто в ответ на ее слова, вдалеке раздалось странное урчание, следом затрещали ветки под чьими-то шагами.
– Что это? – всполошилась Пирошка.
Шаги быстро приближались. Агнешка оглянулась, подхватила корзины, шикнула:
– Сюда иди, в кусты!
Пирошка поспешила за подругой. Они замерли, стараясь даже не дышать, глядя сквозь кружево листьев туда, откуда доносился шум.
Вскоре на поляну выбежала
Свет луны упал на лицо женщины, и Пирошка зажала рот рукою, сдерживая изумленный крик: на поляне бесновалась сама графиня Эржебета.
Долго ли это продолжалось, ни Агнешка, ни Пирошка потом припомнить не могли. А только, даже когда убралась госпожа, не рискнули бабы выйти из кустов. Так и просидели, обнявшись, целую ночь, и лишь когда солнце взошло, поспешили уйти из леса – благо, больше не путала их нечистая сила, и замок оказался недалеко.
– Так что ж получается, Агнеша, – говорила по дороге измученная страхом Пирошка, – госпожа-то наша и есть оборотень?
– Выходит, так. Лидерки, они все умеют. И в зверей оборачиваться, и людей зачаровывать, и жить вечно.
– Как вечно? – раскрыла рот Пирошка.
– Да так. Ты посмотри на себя. Во рту-то у тебя уж полтора зуба осталось, кожа сморщилась вся, что твое печеное яблоко, руки вон как сучья, да спина сгорбленная.
– Ладно уж, – пробормотала обиженная Пирошка. – Сама-то красота неписанная. Толста как бочка, да глупа как квочка.
Агнешка ничуть не осердилась на такие слова:
– Так я тебе про что и говорю! Старость пришла! И глянь теперь на госпожу: наша одногодка, уж четыре десятка ей да еще один годок, пятерых детей родила…
– Четверых, – поправила Пирошка.
– Ну тот мертворожденный был, мальчишечка-то. Но родила ведь… А красота в ней какая! Девка, да и только!
– Так она ж госпожа. Чего ей? Не работает, чай, до рассвета не встает, кушает сладко, спит мягко…
– Что ж все госпожи так не глядятся? – прищурилась Агнешка. – Вон, вспомни: на прошлое Рождество приезжала в гости родственница господина Ференца. Тоже одногодка, да что-то ни зубов у ней, ни рожи, ни кожи.
Пирошка задумчиво кивнула. Подруга правду говорит. Невозможно без колдовства сохранить красоту, чтоб в старости на девицу юную походить.
– Кровь она человеческую пьет, – рассуждала Агнешка. – Через то и молодая остается. Помнишь девок, что она насмерть замучила? Вот от них и взяла молодость.
– Да уж сколько лет назад это было, – возразила Пирошка. – Шесть годков поди прошло.
– Ну так она теперь сил набралась, черной кошкой оборачивается да в лесу охотится. Пропадают в округе люди-то.
– Ох, страх какой…
– Слыхала же, говорят в деревнях: то черная кошка из замка выбегает по ночам, то собака огромная, черная, и глаза горят.
– И собакой может? – ахнула Пирошка.
– А то! Лидерки, они в кого только не перекидываются. А вот девки в Чахтице
видали, в лунный свет она оборачивается. А еще… – добавила таинственным шепотом Агнешка, – она по нему летает!– Как летает?
– Да так: зацепится за лучик и вознесется в небо. И плывет по нему, пока луна есть… Ладно, вон Чахтице уже. Спасибо всем богам, что выбрались.
Бабы ходко затрусили к замку, боясь, что будут наказаны за отлучку…
Молодая смазливая служанка расчесывала госпожу – бережно, осторожно, перебирая прядку за прядкою. Тек из-под черепахового гребня черный шелк волос. Эржебета сидела у зеркала. Рядом, на низкой скамеечке, примостилась дочь Анна. Ей тоже делали прическу – так девушке было веселее, чем в собственных покоях.
Эржебета смотрела в зеркало. Пристально смотрела. Нет ли морщинок у глаз? Не потемнела ли кожа, не появились на ней ли предательские коричневые пятна – признак старости? Сорок один уже…
Нет. Лицо ее по-прежнему сияло свежестью, кожа была бела словно снег, волосы – густы и блестящи. И зубы все сохранились, и грудь по-прежнему высока, и стан как у девушки. Почему ж так плохо, так тяжко на душе? Почему она все равно не чувствует себя молодою? И долго ли будут действовать зелья, которыми она борется со старостью? Вон, на руке появилось маленькое пятнышко, и прожилки вен выделяются… Руки у женщины всегда выдают возраст.
– Госпожа прекрасна, – мягко сказала рыжая Дорка. Знала, когда ввернуть нужное словечко. – Госпожа как сестра Аннушке…
Эржебета перевела взгляд на юное, прелестное личико Анны. Ведь и правда, разница невелика. Но почему ж в душе молодости нет? И глаза… в глазах виден ее возраст.
Дочери. Дети. Может, в них дело? В материнских тревогах, в страхах, бессонных ночах? Пять раз носила она дитя под сердцем, пять раз кричала, кусала губы, истекала кровью в родах. Здоровье не баловало, и дети всегда появлялись на свет тяжело. А Миклош, третий ее ребеночек, мертвым родился – пуповиною его удушило.
Она плакала тогда – по сыночку, которого они с Ференцем так ждали, по своему подорванному здоровью, по мучениям напрасным… Он похож был на Эржебету, мальчик ее. Белая кожа, черные волосы – такой красивый лежал. И мертвый.
Анна, старшая, тоже похожа на нее. Очень похожа – и лицом, и телом. Те же черные волосы, те же правильные черты, та же бледная нежная кожа. Только глаза зеленые, как у Эржебеты в детстве. И так же, как Эржебета в детстве, Анна любила всех – жалела и слуг, и родных, всех старалась помирить, всем сказать доброе слово. Графиня гордилась дочерью – пусть хоть дети будут мягки душою, если матери не удалось…
Анне недавно исполнилось шестнадцать. Взрослая девушка уже, невеста, думала Эржебета. Пора замуж выдавать. Нужно подыскивать достойного жениха.
Да и Катерине четырнадцать минуло, Урсуле – тринадцать. Обе средние дочери похожи на отца, а вернее, на покойную Оршолю. Графиня всякий раз огорчалась, видя, что у девочек такие же острые подбородки, такие же бесцветные лица, как у свекрови. Ну да зато характерами удались – обе упрямые, бойкие.
Младшенькому, Палу, пять лет всего. Наследник, надежда, последыш. Эржебета берегла его как зеницу ока, нещадно наказывала служанок за недосмотр. Мальчик рос здоровеньким, родители не могли нарадоваться.