"Фантастика 2025-61". Компиляция. Книги 1-20
Шрифт:
Буров поднял руку внезапно. Шипение внешних динамиков, так называемый белый шум, никак не изменилось, в то время как у себя в наушниках инженер что-то расслышал. Рената застыла бледным изваянием, как никогда надеясь на удачу. Иллюзий уже не осталось: прощупать планету должным образом ей не удасться.
А ещё она знала, что никому не скажет об этом. Молча приступит к поиску других психосерверов. Чем бы ей это ни грозило.
– Вы готовы, если что? – наклонился Саныч. Надо же было ему спросить именно это…
– Да, – без зазрения совести соврала Рената.
Буров что-то без устали подкручивал на панели
– Есть.
Рената выдохнула и чуть не упала с табурета, едва ухватившись за Александра Александровича.
– Выведи на общий канал.
Буров пошаманил с тумблерами, и шипение разбавило что-то ещё. Что-то похожее на… песню?
– Вот ведь… Вы это слышите? – Саныч обратился к Ренате скорее так, машинально. Она покивала, стараясь глядеть строго в одну точку. Но тоже – машинально.
Буров всё ещё химичил. Как с настройками стоявшего небольшим отдельным блоком эквалайзера, так и с непокорным частотным бегунком, бросаясь рукой то в один конец панели, то в другой. Из динамиков, сквозь стену белого шума и гул, прорывалась еле различимая музыка: рваный гитарный бой. И спустя пару секунд она была уже вполне узнаваемой. Даже очень.
– Что это? – выпучил глаза Александр Александрович.
Буров снял наушники, будто желая удостовериться, что не он один слышит это. Между тем резкий, хриплый голос отрывисто вскричал:
«…не люблю насилье и бессилье-е, вот только жаль р-распятого Хр-р-риста!».
– Это… это ж…
– Высоцкий, – с наивной простотой пожала плечами Рената.
Мужчины разом уставились на неё, словно она только что, на их глазах голыми руками придушила бурого медведя.
Резкие гитарные аккорды и узнаваемый даже в этом уголке Вселенной хриплый баритон стали пропадать, вновь утопая в море белого шума. Вернуть их никто не пытался. Буров отослал Ординатору частотные характеристики, и сел лицом к остальным.
Рената напомнила о себе чисто по-женски - рухнула в обморок. Александр Александрович еле успел подхватить.
Когда её несли по коридорам в жилые кубрики, навстречу почти нёсся Роман.
– Всё хорошо, Ром, – опережая очевидные вопросы, выкрикнул командир. – Просто обморок.
– Иваныч, Вику – бегом! – выкрикнул тот и помог со сползающей с рук Ренатой. Послать сигнал через Ординатора не было возможности – единственный психосервер-то в отключке! И Иван побежал.
Ренату опустили на лежак, поправили под головой подушку. Но появившаяся следом Вика первым делом убрала её.
– Помогите, – она указала, чтобы Ренате приподняли ноги, под которые она подложила обе подушки, включая свою, – Воды. И глюкозу. Сахар или леденцы, – Иван опять скрылся, но на этот раз вместе с Романом.
Тоненькая, маленькая, как деятельный мышонок, Вика совершенно спокойно, будто ничего и не произошло, померила пальцами пульс и расстегнула верх кителя Ренаты. Когда принесли полный стакан, она набрала в рот воды и сильно прыснула той в лицо. К этому моменту в кубрик зашли ещё и Трипольский с Павловым, и стало душно.
– А ну! Все на выход! Нужен воздух, не толпитесь, – Виктория встала и принялась худенькими ручками выталкивать коллег в коридор.
Но Трипольский вдруг сам бесцеремонно отстранил Вику.
От неожиданности она так и уселась оторопело на лежак. Как ни в чём не бывало, Фарадей прошёл в конец кубрика, что-то внимательно разглядывая по стенам и потолку. Влез на второй ярус и, под взглядами остальной группы, принялся что-то нащупывать.Первым из ступора вышел Иванов. Он было попытался сделать замечание: мол, нельзя так – девушка же. Но Трипольский только отмахнулся, слезая обратно. Так ничего и не пояснив, он протиснулся через коллег и с озабоченным видом исчез.
Очнувшейся Ренате дали воды и сладкий леденец, душисто пахнущий тимьяном. Бледная, она слабыми руками взяла стакан, отхлебнула и принялась благодарить Викторию. Нечаев и Саныч вышли в коридор.
– У меня такое…
– Не у тебя одного, – заверил командир. – Ну, ладно. У тебя что стряслось?
– Милош из изолятора выбиралась.
– Как?!
– Вот чего не сказала, того не сказала. Когда мы оказались на месте, её Ганич заговаривал. Бубнил чего-то в темечко, за голову держал. Молился, – последнее слово Роман почти выплюнул.
– А она? – спросил командир. Кому, как не ему знать, что людей с повреждённой личностью стоит опасаться. Последний инцидент с участием повреждённого увеличил их с Нечаевым служебные досье сразу на пару страниц: Роману досталась официальная благодарность и медаль «за хорошую службу», а командиру – пометка о сломанных рёбрах и раздробленной ключице.
– Ничего. Сидела как под гипнозом. В стенку смотрела, точно там последний сезон «Шерлока» анонсировали. Мы подошли – она не отреагировала. Поп тоже не мешал. Взяли с Иванычем под руки да отвели обратно, – Роман развёл руками. – Переборка цела. Замок сработал сразу, как только она закрылась. Панель тоже нетронута. Мистика какая-то, Саныч.
– Да уж… Мистика. Моё тебе мнение: чего-то слишком дохрена стало этой мистики! Милош сквозь переборки ходит. Буров в эфире Высоцкого выудил.
– В смысле – Высоцкого?..
– Того самого, Ромка, того самого… Как – не спрашивай. Я сам ничего уже не понимаю…
Сами собой вспомнились слова Бурова про два равноценно неправдоподобных варианта, ведь дело обстояло схожим образом. Ну не спел же кто-то тут, на Ясной, голосом Владимира Семёновича, да ещё и под гитару! Под какую гитару, ну откуда тут гитара?! Но не менее невероятным выглядело и то, что кто-то перед запуском контрабандой протащил на «Герольд» аудиозаписи. Хотя… если учесть, что в тридцать восьмом году исполнялось ровно сто лет со дня его рождения, то, наверное, мог бы найтись энтузиаст. Вот кого-кого, а энтузиастов в России хватало всегда…
– Связь, проще говоря, не наладили.
– Нет. Буров говорит, что кроме Высоцкого в эфире никого. Так что… Так что будем ждать, пока Ренате станет…
– Я готова, – Рената стояла в проёме и с усердием поправляла китель, словно просто долго собиралась, а не лежала в послеобморочном состоянии.
– Рената Дамировна…
– Александр Александрович!
Вот умеют порою некоторые женщины придать своему голосу тон, лишающий большинство мужчин всяческих аргументов. Наверное, именно такие женщины – с гипертрофированным материнским инстинктом и несгибаемой волей, и были некогда самыми деспотичными властительницами в матриархально устроенных обществах.