"Фантастика 2025-61". Компиляция. Книги 1-20

Страж не запустит Инкубатор без полноценного доступа к Инкунабуле.

Порченные уже близко… Этот их вероломный удар с орбиты только начало. Обычно они приходят к обработанным мирам Сопряжения: голодные, затаившие обиду глубоко в изменённых генах, но покорные. Инкунабула оказалась слишком лакомой добычей, и они пошли на разрушение симбиоза.

Но Инкунабула добыча не для них. И её плоть не станет пищей их богу, как обычные Ядра. Если Инкубатор запустят без катализаторов, Ясная станет его сестрой: богом-опухолью, богом-поглотителем. Сопряжение виновато в его появлении. И Сопряжение должно, обязано не допустить преображения Инкунабулы. Вторая такая ошибка будет фатальной для всей галактики.

Но Сопряжения теперь почти не осталось…

Песня вела не в Храм. И пела не Инкунабула — она пока не умела петь. Но слова всё равно оказывались сильнее призыва недвижимого стража.

И он вновь бросился вперёд, ведомый слухом. О да, он знал, куда идёт. Предугадывал.

Очень давно не удавалось привлечь внимания Инкунабулы. Максимум, которого достигало Сопряжение — появления пустотелых. Она лепила их причудливо, повторяя образы, посылаемые стражем, с большой погрешностью. Но только и всего. Настоящий успех был лишь однажды: предлагаемый вариант ожил, наполнился смыслом, заготовки обрели разум. Это был одновременно восторг и ужас для Сопряжения. Потому как Инкунабула выбрала их родной мир, наделила искрами существа, которыми Сопряжение являлось до того, как узнало о существовании Процесса и двинулось путём его изучения.

Второй раз они привлекли её внимание только перед самой атакой. За миг до орбитального удара, погрузившего всё и вся в жидкое стекло, один из скульпторов Сопряжения сумел сотворить город, на который она обратила-таки взор. Но люди, представители одного из разумных видов давно обработанной Сопряжением планеты, обрели искры ненадолго.

Оказавшись на месте, он остановился. Предчувствие — та самая странная, позабытая грань его самого — не подвело… Он угадал, куда вела его песня.

Он? А кто он?..

Что-то щёлкнуло. Мир накренился, запах иначе и словно бы погрузился в вату…

Из той же тьмы, откуда выволокла его песня, приходило и осознание себя — тащилось вслед, кровавой пуповиной по полу. Собственное «я» образовывалось медленно, болезненно, и в итоге окончательно пустило трансформацию вспять.

В груди развернулись девственно-чистые лёгкие, с жутким жжением народились голосовые связки. И уже после горло ободрал вопль.

Роберт трясся и стонал, стоя — ещё минуту назад вполне себе привычно — на четвереньках. Первой мыслью, его собственной, принадлежащей только ему одному, было что он уже слышал такой вопль. Так кричали люди из белой глины в его сне, когда попадали в тень двуединого паука. Это был крик насильно рождённого…

Роберт посмотрел на многорукое экзотело скульптора с надтреснутой, высохшей звездой. Сюда вела его песня. Для этого прорвала кокон и затормозила метаморфозы — чтобы он воспользовался нервом. Сколько же их, таких ваятелей?..

Но вдруг под пальцами потеплело. Ладонь закололо, вены натужно загудели, разнося знакомое и такое вожделенное тепло по уже почти остывшему телу. Роберт поднял руку и увидел, как рассыпается прахом вытянутый диск, похожий на плоский камешек из детства, что скакал по водной глади Лены…

Частица Инкунабулы! Нет! Опять! Опять будет голод!.. Отчаяние смешалось с наслаждением.

Голод… Лена… Инкунабула… Роберт… Сопряжение… — мысли схватились, вытесняя друг друга. В голове всё перепуталось, и было уже не понять, что лично его, а что принадлежит Сопряжению.

Его ломало, крутило и выворачивало. Вновь поглощённое тепло частицы, чем были и диск, и пирамида с яйцом, откатывало, отбрасывало к старту все изменения, произошедшие с ним. Разом, через боль. Через ад. И невозможно было потерять вновь обретённое сознание, хоть как-то забыться… Оставалось только выть, пуская на пол липкую пенистую слюну…

Когда всё кончилось, Роберт долго лежал надеясь, что умер. Но сердце — юный, не изношенный мотор! — крошило надежды громкими ударами.

Роберт прислушался. Ничего… Нет никакой песни. И не было никогда! Это морок! Это голод привёл его сюда! Голод постепенно заполнял собой всё его естество, вытеснял даже память. Заменял его. Он сам превращался в голод.

Успокоиться. Вспомнить. Вспомнить хоть что-то осознанно. Кто он? Откуда?

Ничего. Только имя, течение Лены перед глазами и умолкшее предчувствие — вот и всё, что от него осталось.

Зияющая рана в сознании сочилась тьмой. На её месте раньше был… было… что-то неживое, исскуственное. Роберт понимал его суть, знал даже откуда оно, но не мог вспомнить имя, которым это называл. Осталось только ощущение чужеродности и подлога. Это был какой-то… растворитель, общий знаменатель… Сосуд!..

Роберт поднялся и осмотрел себя. Руки, ноги, торс — вроде бы всё нормальное. Тело было горячим, он прямо-таки пылал. Только что усмирённый голод напоследок ворочался лениво, как медведь под снегом поздней осенью — грозный, но уже не опасный.

Роберт почмокал, смакуя привкус стали, расщепляя его на составляющие. Минута, и вот уже ясно, что причина его мучений — яд. Но как он попал в его организм? Каким образом? Кто хотел его убить? И почему не убил? Ведь так было бы проще, лучше! Он опять пытался что-то вспомнить, усердно тащил скользкую нить воспоминаний. Но вместо ответов на плеяду вопросов выудил какое-то понятие, которое даже не мог осмыслить, но отчего-то чувствовал к нему нежность вперемежку с гордостью.

Саха…

Роберт заплакал. Ему стало жаль себя — пустого, выпотрошенного. Зачем он? Казалось бы, вот только была цель, вот вела его песня — хоть какой-то смысл! Но она исчезла, едва он наткнулся на плоский камень из голубого тепла.

Перед глазами была сухая, растрескавшаяся звезда. Этому скульптору повезло ещё меньше. Пища лежала совсем рядом, буквально руку протянуть. Не так далеко, как у прошлого. Прошлый хотя бы не видел голубого света — колонна заслоняла ему вход, в котором навечно застыл собрат с вожделенной пирамидой. Этот же умирал куда мучительнее. Он видел то, что могло утолить его голод, но не мог добраться.

Или просто не хотел? Ведь дотянуться манипуляторами он был в состоянии! Легко! Но почему-то не сделал этого. Предпочёл смерть. Долгое, болезненное высыхание.

Роберт выпрямился, вздохнул — что ему оставалось? И коснулся небольшого трупа перед собой. Звезда распалась надвое и беззвучно вывалилась на пол. И следом же его пятерня разъехалась веером — один палец на один луч.

Едва манипуляторы пришли в движение, помещение заполнилось шуршанием и скрежетом. Но многорукое экзотело было не причём. Звук доносился откуда-то сзади. Оттуда же, откуда несло кислым. Но Роберт не обращал внимания.

Голод не скоро заявит о правах на это тело, принудительно запустит превращение. Пока ещё есть время. Но на что его потратить?..