" Фантастика 2025-62". Компиляция. Книги 1-26
Шрифт:
У Кремля ходоки — раньше их Аркадий не замечал. А они есть — это тоже проблемы.
Работы много, а в сутках лишь 24 часа…
«Твою мать, а ведь скоро съезд!» — вспомнил Немиров и запаниковал.
Примечания:
1 — «Большая Берта» — 420-миллиметрового калибра мортира, стрелявшая снарядами массой от 400 до 1160 килограмм. Разработку её начали ещё в начале XX-го века, но в металле она была воплощена в 1911 году — вообще, эта немецкая гигантомания была реакцией на строительство подземных оборонительных укреплений французами и бельгийцами. Снаряд «Большой Берты», при установке взрывателя на замедление, был способен заглубиться в почву на 12 метров. Но
2 — «Парижская пушка» — a. k. a «Труба Кайзера Вильгельма» или «Колоссаль» — ствол этой железнодорожной пушки имел калибр 210 миллиметров и длину 28 метров. Снаряд весил примерно 120 килограмм, разгонялся 200 килограммами метательного заряда, достигал при выходе из ствола скорости 1600 метров в секунду, ненадолго посещал верхний край стратосферы, после чего падал на Париж. Прицельной дальностью считалась дистанция в 120 километров, но слово «прицельный» к этому орудию было неприменимо, так как точность этого орудия позволяла оперировать только одной категорией точности — «упало где-то в черте города». Из-за того, что каждый выстрел снимал со ствола небольшой слой, каждый следующий снаряд был чуть большего калибра, чтобы компенсировать эту разницу. В общем-то, это была очень сомнительная штука, которая не дала Германской империи ничего, кроме пиар-хода — для пропаганды было важно, что бомбится вражеская столица. Реальный же эффект от этой недешёвой программы — 256 убитых и 620 раненых мирных жителей. Идейным продолжением «Колоссаль» стала программа «Фау-2», первоначальное техзадание которой писалось с опорой на характеристики этой пушки, а также, косвенно, «Дора» — железнодорожная пушка калибра 807 миллиметров, стрелявшая на 52 километра. И если «Фау-2» имела потенциал, то вот «Дора» — это был тупик. Зрелищно, ярко, но все эти задачи можно было гораздо дешевле и, что самое ужасное, эффективнее решить авиацией.
Глава восемнадцатая
Дворцовый переворот
*30 марта 1928 года*
XIV-й Всесоюзный съезд Советов начался двое суток назад и с тех пор Аркадий метался между Большим Кремлёвским и Сенатским дворцами.
Население, к счастью для Немирова, восприняло перестановку на верхах спокойно. К нему у народа есть определённый кредит доверия — ещё свежи воспоминания о том, как он был на заголовках в каждой советской газете. И самое важное, что он должен был сделать — оправдать этот кредит доверия. Для этого он должен был сделать одно…
«Пахать, как негр на тростниковой плантации», — подумал Аркадий. — «Как Ленин пахал».
Ленин сейчас в Горках, отдыхает — кризис миновал, но работать он больше не сможет. Надежда Константиновна Крупская тоже покинула свой пост, чтобы ухаживать за Владимиром Ильичом, единственная задача которого — жить. Жить как можно дольше.
В кабинет вошли Сталин и Дзержинский.
— Есть разговор, — произнёс Иосиф Виссарионович.
— Проходите, садитесь, — кивнул им Аркадий.
Сталин сел на диван и сразу же достал свою трубку.
Дзержинский сел рядом и уставился на Немирова ничего не выражающим взглядом.
— О чём разговор? — спросил Аркадий, отодвинув от себя папку с результатами стрельб из экспериментальной 30-миллиметровой пушки.
Зенитные перспективы у этой пушки отличные — её сразу разрабатывают под ленточное питание и скорострельность 600 выстрелов в минуту. Длина ствола — 2,5 метра, калибр — 30x165 миллиметров. Сам ствол предполагается сменным, по причине ресурса 2500 выстрелов.
Новый снаряд, двусторонняя подача лент, высокая скорострельность, сменный ствол — всё это означало очень непростую разработку, что полностью подтвердилось
в дальнейшем. Разработка идёт очень тяжело, всплывают неожиданные проблемы и «детские болезни» прототипов, автоматика капризничает, двойную подачу наладить не получается, ГАУ жалуется, что это будет очень тяжёлое в производстве оружие — проблем очень много.— Разговор будет идти о ленинской реформе, которую ты уже начал проводить, — вздохнул Иосиф Сталин. — Партия очень недовольна решением Старика и тем, кого именно он назначил проводить его.
Он указал взглядом на газетную вырезку из «The Times», которую Аркадий повесил в рамке на стену за собой. На ней была его фотография и заголовок: «Убийца афганских детей дорвался до власти». Газетчики напомнили читателям старый нарратив о том, что Аркадий повинен в смерти тысяч детишек, а затем выразили обеспокоенность о других детишках, до которых он теперь может дотянуться…
— Зачем ты держишь это в рамке? — спросил Феликс.
— Эта вырезка напоминает мне, с кем мы имеем дело, — улыбнулся Аркадий. — Так что вам не нравится в ленинской реформе, которую он назначил меня проводить в жизнь?
— Мне? — удивился Дзержинский. — Мне всё нравится.
— Тогда в чём же дело? — этим вопросом Аркадий не дал Сталину выразить своё мнение.
— Дело в том, что зреет очень сильное недовольство в рядах партии, — заговорил Феликс Эдмундович. — Ты понимаешь, что значит эта реформа для всех нас.
— Давно уже понимаю, — кивнул Аркадий. — Это, буквально, на поверхности — Верховный Совет может назначать будто бы случайных людей на новые посты, а всем, кто сейчас при постах, никто никаких гарантий не даёт.
— Это хорошо, что ты всё понимаешь, — произнёс Сталин. — Что будем делать, если недовольство не ограничится только бурчанием на заседаниях?
— Феликс Эдмундович должен иметь целую серию протоколов на такие случаи, — пожал плечами Немиров. — Но я сомневаюсь, что кто-то посмеет открыто идти против воли Ленина. С Верховным Советом ещё ничего непонятно, могут ведь и сохранить старый пост, а вот после такого… Сомневаюсь я, что кто-то рискнёт.
— Тем не менее, — произнёс Иосиф Виссарионович. — Нужно принять предупредительные меры…
Он уже делал намёки, что есть «надёжные способы» решения имеющихся проблем.
Самое печальное — Аркадий ловил себя на мысли, что это может сработать и методы эти не так уж и неприемлемы для него самого.
Методы Сталина, несмотря на то, что они обязательно повлекут за собой жертвы, довольно-таки эффективны. Централизация власти, полная расчистка политического поля, а дальше директивное управление чётко отлаженной системой. Наркомы умирают от нервного истощения, вызванного переработками, но задачи выполняются с опережением графиков, что экономит жизни красноармейцев — это жестокая, но эффективная система.
Это называли тоталитаризмом, это даже рядом не лежало с тем, что назвали тоталитаризмом изначально. (1)
— Демонстративно покарать за недовольство? — криво усмехнулся Аркадий. — Это будет иметь непредсказуемые последствия.
— Непредсказуемые последствия будут, если тебя сместят в ходе государственного переворота, — усмехнулся Сталин.
— Я этим тоже обеспокоен, — кивнул Дзержинский.
— Если вы будете со мной — мне плевать, что они будут предпринимать, — ответил на это Аркадий. — Вы же со мной?
— Да, — без раздумий ответил Сталин. — Я не согласен со Стариком, но те, против кого он всё это задумал, уже начали проявлять себя.
— Я тоже с тобой, — произнёс Дзержинский. — Тебя я знаю давно, с тобой я работал, а вот другие…
— Уже приходили? — догадался Аркадий.
— Этого разговора бы не было, не приди ко мне кое-кто с «интересными предложениями», — вздохнул Феликс Эдмундович. — Сначала я зашёл к Иосифу, чтобы зайти к тебе вдвоём — было опасение, что одного меня ты слушать не станешь.