" Фантастика 2025-62". Компиляция. Книги 1-26
Шрифт:
Я вернулся в прихожую, взял с полки пистолет. Передёрнул затвор, сдвинул флажок предохранителя. Заглянул в ванную комнату — оставившего на моём столе конверт человека там ожидаемо не увидел. Лишь заметил, как с календаря на двери мне улыбалась голая девица. Я провёл по фотографии девицы взглядом, снова поставил ПМ на предохранитель. Вернулся в комнату, подошёл к столу.
Усмехнулся. Потому что мой натренированный сочинительством мозг родил мысли о спорах сибирской язвы. Я положил ПМ на стол, взял в руки конверт и осмотрел его с обеих сторон — никаких пометок на нём не нашёл. Убедился, что конверт не пуст: почувствовал,
Секунд двадцать я рассматривал лежавший на столе фотопортрет незнакомого мне мужчины. По привычке, я мысленно составил его описание: лет сорок-сорок пять, светло-русые волосы, кареглазый, с пожелтевшими от частого употребления кофе или курения табака зубами. Перевернул фото и увидел выведенные с обратной его стороны (синими чернилами, от руки) ровные печатные буквы.
— Антанас Арайс, — прочёл я вслух. — Ленинград. Гостиница «Москва» 508. До 15 августа.
Вскинул брови и повторил:
— Ленинград. Антанас Арайс.
Я снова посмотрел на фотографию. Слова «Антанас Арайс» и облик желтозубого мужчины не нашли в моей памяти никакого отклика. Я подумал о том, что в «прошлый раз» конверт с этой фотографией на столе брата я не видел. И уж совершенно точно, этот конверт не лежал на моём столе вчера днём, когда я собирался на слежку за Вовкой и его женой.
Я бросил взгляд на стопку блокнотов и запечатанных конвертов, которая лежала на углу столешницы. Не заметил, чтобы она сменила своё местоположение. Огляделся — в моей комнате всё выглядело так же, как и вчера. За исключением появившегося на столе будто бы из ниоткуда конверта с фотографией. Я снова взглянул на цветной фотопортрет мужчины.
Подумал: «Кто ты такой, Антанас Арайс? Зачем мне твоя фотография? До пятнадцатого августа… что?»
Словно в ответ на мои вопросы, из кухни донеслось шипение сбегавшего на плиту кофе.
Сегодня я впервые в этой новой жизни спал с пистолетом под подушкой. Во сне я снова стрелял в Серого. Вот только обнаружил: в машине вместе с Надей ехал не мой брат Вовка. Я видел сквозь лобовое стекло «шестёрки» как скалил в салоне желтоватые зубы тот человек с найденной у меня на столе фотографии.
Утром я снова сварил себе кофе (он помог мне окончательно проснуться). Затем я убедился, что конверт с фотографией мне не приснился. Осмотрел я и замочную скважину на своей двери — следов взлома на ней не обнаружил.
Заготовленные для Вовки и Нади конверты я сунул в Димкин коричневый портфель. Туда же положил и пачки сотенных банкнот. Дежурившие у подъезда женщины встретили меня привычными недовольными взглядами — я посчитал это обстоятельство хорошей приметой.
В зале переговорного пункта я застал уже знакомую картину. На стульях около окна сидели раскрасневшиеся от жары мужчины и женщины пенсионного возраста (на меня они взглянули с недовольством, будто на конкурента). Молодая мамаша поглядывала через оконное стекло на коляску, которая стояла на улице в метре от урны. Мамаша торопливо заполняла бланк телеграммы. Два светловолосых старшеклассника играли в карманные шахматы и обменивались короткими, но резкими репликами. Из телефонных кабинок доносились громкие голоса — говорившие по телефону люди будто перекрикивались
друг с другом.У самого потолка гонялись друг за другом три большие чёрные мухи. В воздухе витал букет из запахов парфюмерии, табачного дыма, чеснока и алкогольного перегара. Я занял очередь, примостился на стул спиной к окну. Во взглядах пенсионеров мне почудился вопрос: почему я не на работе, как все «нормальные люди». Но вслух мужчины и женщины его не озвучили. Они лишь шумно вздыхали и недовольно обсуждали то обстоятельство, что очередь «совсем не двигалась». Я пару минут понаблюдал за шахматной партией игравших в метре от меня парней. Затем развернул купленную только что в ларьке «Союзпечать» газету.
«…В Югославии резко обострилась ситуация в связи с провалом миссии „тройки“ представителей ЕС, пытавшейся заручиться поддержкой своего плана прекращения огня. В Хорватии возобновились вооружённые столкновения, есть жертвы…». «…Руководитель компартии Чили Володя Тейтельбойм подтвердил, что в новом уставе партии не будет упоминания о марксизме-ленинизме…». «…Полная драматизма и лишения одиссея 70 советских рыбаков в Нигерии подходит к концу…». «…Новый вид услуг — прямой перевод валютных средств во Внешэкономбанк СССР — начали предоставлять со вчерашнего дня четыре ведущих государственных банка Тайваня…».
— Рыков-Ленинград-девятая кабина! — скороговоркой прокричал звонкий женский голос.
Я сложил газету, бросил её на пустовавший справа от меня стул. Заметил, как на неё жадно взглянул скучавший около входа седовласый мужчина. Я указал ему рукой на газету, кивнул — мужчина радостно улыбнулся. Я прошагал через зал до десятой кабины. Слушал по пути звучавшие за толстыми дверями кабинок мужские и женские монологи. В десятой кабинке на полу увидел два смятых фантика из-под конфет и написанный от руки рад цифр на стене (телефонный номер). Повернулся к двери спиной. Снял холодную металлическую трубку; дождался, пока в трубке прозвучал мурлыкающий голос Александры Лебедевой.
— Алло?
Я невольно улыбнулся и сказал:
— Здравствуй, Саша. Рад тебя слышать.
Почувствовал, что Лебедева обрадовалась моему звонку. Но услышал в её голосе и ноты тревоги. Александра обрушила на меня шквал вопросов. Я отвечал на них, не вдаваясь в подробности. Сообщил Саше, что мой младший брат и его жена живы. Сказал, что «всё прошло» примерно так, как я «предполагал». На вопрос о «тромбе» ответил Александре, что «ещё поживу». Выслушал град рекомендаций «о борьбе с тромбами», которые Лебедева раздобыла специально для меня. Пообещал, что «займусь этим вопросом». Лишь после этого моего заверения Саша рассказала мне о своих делах.
— Дима, он мне не поверил, — сообщила Александра.
Мне показалось, что её голос дрогнул.
— Папа. Я рассказала ему о твоём предупреждении. И о тебе.
Саша выдержала паузу.
— Дима, папа посмеялся надо мной, — сказала она. — Обозвал тебя шарлатаном. Дима, что мне делать?
Я опёрся плечом о стену кабины, рассматривал диск телефонного аппарата.
— Дима, ты слышишь меня?
— Слышу, — ответил я.
— Почему не отвечаешь?
Я будто бы наяву увидел, как Саша Лебедева сейчас стояла в прихожей своей квартиры (около телефонного аппарата «Panasonic») и нервно теребила серьгу на мочке левого уха.