" Фантастика 2025-62". Компиляция. Книги 1-26
Шрифт:
Я отчего-то не сомневался, что кот сумеет отвести меня к Лесовичке. К Бабе Яге отвёл же. Да и вообще всю дорогу выручал, каждый раз, когда нужна была помощь, оказывался рядом. Но сейчас почему-то не появился.
Я подождал. Нету. Перенёсся на опушку леса, снова позвал:
— Бро! Ну я понимаю, что Рождество и всё такое. Но ведь не похмелье же у тебя? Коты же не бухают?
Кот не появлялся.
Так-то, конечно, чёрт его знает — может, и бухают. После распевающей частушки пьяной кобылы я уже, в общем-то, ничему не удивлюсь. А может, пушистый бро просто занят. Или же повод слишком незначительный, эту задачку я могу решить и сам, без его помощи…
Я призывал спасительные мысли, но на душе заскребли
Ладно. Яблочко не работает, кота нет. Спрашивается, что делать в этом случае? Идти домой и дальше спать? Звучит заманчиво, конечно, но знаю, что не усну. Беспокойство за бро не даст. Ну и последний шанс испробовать тоже надо.
Я перенесся к избушке Бабы Яги. Велико было искушение ещё раз попросить, чтобы повернулась к лесу задом ко мне передом — очень уж прикольно избушка поджимала куриные ноги. Но Карелия Георгиевна за такие приколы вклеит — мало не покажется. А я всё-таки о помощи просить пришёл.
Не успел подняться на крыльцо, как дверь распахнулась.
— С Рождеством, Карелия Георгиевна! — поклонился я.
Карелия Георгиевна покачала головой.
— Ты сколько выпил-то вчера, болезный? Бабу Ягу — с Рождеством поздравлять!
— Пф. Подумаешь. Кобыле своей я ещё и подарок подарил. Ей, между прочим, очень понравилось… Вы сейчас не заняты?
— Да говори уже. Знаю я тебя, не отцепишься. Зачем явился?
— Вы знаете, кто такая Лесовичка?
Карелия Георгиевна прищурилась.
— Никак и ты её знаешь?
— Я не виноват, так получилось.
— Ну да. Чтоб у тебя, да по-другому получилось… И чего тебе от Леськи надобно?
— Мне — ничего. Я посредником выступаю.
Карелия Георгиевна покачала головой.
— По каким средам? Понедельник нынче! Бросал бы ты пить, милок.
— Бросил! Уже часов десять не пью… Так как мне Лесовичку найти? Я ведь правильно понимаю, что сам к её избушке не выйду? И не факт даже, что избушка сейчас там, где я её в последний раз видел?
— Правильно понимаешь. Леськино волшебство — такое же древнее, как моё. Мы с ней — не то, что эти…
— … понаехавшие, — подсказал я.
— Верно. Тьфу на них! А ты, что же — у Леськи в избушке бывал?
— А что вы на меня так смотрите? Вот уж в чём я абсолютно уверен, так это в том, что ваша Леська — совершеннолетняя. Как вариант, совершеннолетие отмечала раз триста… Бывал в избушке, да.
— И что у неё там?
— А, вот вы о чём. На вшивость проверяете… Ну, там у нее кровать кинг-сайз, зеркальный потолок, джакузи, ведёрко с шампанским… Да шучу, блин! — это я увидел, как посуровело лицо Карелии Георгиевны. — Что ж вы все такие, к моему искрометному юмору не восприимчивые? Избушка её — продолжение самого леса. Стены — ветки, на полу — листья да мох. Ягоды растут, другие всякие гербарии. А вообще, я так скажу: думается мне, что Леська захочет, то у неё в избушке и будет. А захочет, так вовсе каждому будет своё показывать.
Яга удовлетворённо кивнула и качнула головой. Заходи, мол. Я вошёл вслед за ней в избу, уселся на лавку.
— Скоро уж соседи болтать начнут, — ворчала Карелия Георгиевна, стуча кухонной утварью в районе печки. — Наповадился к старухе молодой ходить…
— Да какие соседи, я вас умоляю. Утро Рождества. К вечеру если оживут — уже хорошо.
— А дети? Детвора-то непьющая. Вон, носятся, играют. Всё видят…
— Ну… Что поделаешь. В деревне жить — по-деревенски выть. Хотя с вашей-то силой, Карелия Георгиевна, не обязательно и старушкой быть. Вы ж, небось, можете, как та же Леська, хоть молодухой, хоть девчонкой малолетней обернуться.
— Мочь-то могу, да на кой-оно мне надо?
Карелия Георгиевна сноровисто организовала чай, выперла откуда-то блюдо со свежими плюшками.
— О, плюшки — это я люблю! — оживился
я. — Какой же герой без плюшек. А почему «на кой-оно мне надо»?— А потому! Молодкой стану — от дурачья всякого с масляными взглядами отбою не будет. Отошью — ведьмой ославят, жечь придут. Это ж только настоящую ведьму трогать побоятся, а ту, на которую со злости наговорили — мигом истреблять кинутся. Придётся всех убить, куда деваться… А девчонкой — и того хуже. Видано ли дело, чтоб малолетняя, да одна жила, с хозяйством управлялась. Тут же найдётся тьма охотников помочь, плечо подставить, да хозяйство себе расширить.
— Да уж… Тяжела ты, женская доля.
— И не говори! Но я ж разве жалуюсь? Мне-то везде хорошо. Захочу — так обратно в чащу уйду. А могу и вовсе в загробный мир. Теперь-то, чай, Кощея там нет, жить можно.
— Вот хоть бы спросили для приличия, как у нас всё прошло, удачно ли, не осталось ли какого осадочка, — подколол я старушку.
Карелия Георгиевна посмотрела на меня, как на идиота. Молча сняла с полки и положила на стол круглый, начищенный до зеркального блеска металлический поднос. Бросила на него сморщенное яблочко. То покатилось по кругу так, будто внутри него находился некий хитроумный механизм. Я привстал и с любопытством посмотрел на блюдо. Увидел знакомые пустоши и без толку слоняющихся растерянных чертей. Двое от безысходности подрались. Остальные не обращали на них внимания.
— Вот оно, значит, как… Смотрели матч в спортивном баре, как белый человек.
— А то ж! — вздёрнула нос Яга.
Подняла яблочко — изображение исчезло. Что-то пошептала в ладонь, бросила яблочко снова. То покатилось, но уже в другую сторону.
Я увидел зимний лес. А по нему шла Леська. Или, скорее, лесовичка. Только вот на этот раз она выглядела не так осенне-празднично, как раньше. Подстроилась под среду, мимикрировала. Больше напоминала лешего — этакое чёрное бревно в переплетении чёрных же ветвей. Ни листочка, ни ягодки. И всё же чувствовалось каким-то образом, что это — именно лесовичка. Может, потому что не было в ней никакой гигантомании. Ростом была с обычного человека, если судить по окружающим деревьям.
Вот остановилась. Заяц попался в капкан, видимо, оставленный деревенскими. Лесовичка легко вынула зайца из ловушки, провела веточной рукой над лапкой, та срослась. Заяц ускакал, а лесовичка двинулась дальше.
— И где это она? — полюбопытствовал я.
— Смотри, может, примету какую увидишь, — пожала плечами Яга. — Чем могу уж. Тут моё колдовство на её колдовство.
— Она древнее тебя?
— Чегой-то? Она против меня — младенец!
— А силы у вас равные откуда?
— Силы у нас не то чтобы равные, они разные. Друг к другу не лезем, не мерялись — чай, не мужики. Жить друг дружке не мешаем, вот и воевать нам нечего. Да только я-то сама по себе появилась, так миру нужно было, чтобы я была. А Леська… С Леськой иначе вышло. Она человеком была, только лес любила сильнее людей. Вот дух леса её и выбрал. Слились они, значит, одним целым стали. И вот там теперь поди разбери, где Леська, а где лесовичка…
— Да мне это — не суть важно на самом-то деле. Мне главное её с Кощеем свести, а там — их проблемы.
— С Кощеем? — обалдела Яга и уставилась на меня. — Так ты не прибил его?
— Увы. Там сложнее оказалось. Чтобы прибить — сердце нужно, а оно не в яйце. Вернее, в яйце, да не в том. В небе летает. Выше неба, если быть точным. И я Кощея почти раскрутил покаяться и сдаться естественному течению реки времени, которая людей заставляет стареть и умирать. Но он мне, собака, условие выкатил — подай, говорит, Леську. Люблю, спать не могу. Не, ну что спать он с ней не может — это понятно. Там же один скелет, даже без бакулюса. Что конкретно исполнять собрался— большой вопрос. Но это, опять же, проблема не моя.