" Фантастика 2025-62". Компиляция. Книги 1-26
Шрифт:
Аркадий сумел планомерно повысить количество отжиманий до пятидесяти за подход, а подтягиваний до двадцати — он всё ещё лёгкий, поэтому давалось ему это легко.
Он больше не напоминал того ходячего скелета, легко сдуваемого встречным ветром. Последствия перенесённой холеры уже почти сошли на нет, чему способствовали хорошее питание и высокая физическая активность. Благодаря регулярным тренировкам, мышцы Аркадия окрепли, увеличились в объеме, и всем своим видом обещали, что это только начало.
«Ещё слишком слаб для серьёзных дел, но уже не заморыш», — оценил он своё состояние.
Мускулистым амбалом
Преимущество легкоатлета в том, что если он слабее тебя, то не догонишь, а если сильнее, то не убежишь.
Немиров услышал какой-то шорох в придорожных кустах. Он сразу же распрягся и взял с телеги кремнёвое копьё.
Маловероятно, что это волки, но предосторожность не бывает лишней.
К счастью, это оказалась куропатка, которую тоже напрягла повисшая тишина, из-за которой у неё не выдержали нервы и она упорхнула прочь.
— До Фёдоровки ещё четыре версты, — сказал Аркадий, снова впрягаясь в телегу.
— Знаю, — ответила на это Марфа. — Давай больше не будем останавливаться?
Немиров озадаченно почесал затылок и ещё раз внимательно осмотрелся.
Что-то с Фёдоровкой было не так.
Вроде село как село [8] , церковь стоит, в центре площадь, но что-то не так…
— Пойдём потихоньку, — произнёс Аркадий и потащил телегу.
На главной сельской улице, ведущей прямо к деревенской площади, было поразительно пусто. Такое можно было объяснить зимой, но сейчас весна. Пусть и грязно, но крестьян грязь никогда не пугала и точно не могла послужить веским поводом для прекращения деятельности.
— Для вспашки рановато… — задумался Немиров. — Но где все?
8
Отличие деревни от села — в контексте Российской империи, главное отличие деревни от села — наличие в последней церкви и прихода. Село, как правило, являлось религиозным центром местности, куда жители деревень приходили на богослужения и так далее. Нередко бывало, что село становилось административным центром, имело собственную школу, больницу, магазины и даже почтовое отделение.
В центре села встретились первые люди.
— Чьих будете? — спросил какой-то мужик в типичном крестьянском одеянии.
Одет он был в холщовую косоворотку светло-серого цвета, с потускневшим красным шитьём, в некогда нарядные синие порты, подлатанные минимум в трёх местах, а на ногах его были лапти, утеплённые онучами в несколько слоёв. На голове его был подуставший картуз, отличавшийся от остальной одежды чистотой.
По возрасту сказать сложно — где-то в интервале между двадцатью и тридцатью годами. Определение возраста усложняла обветренная и покрасневшая кожа лица. Роста он невысокого — примерно метр шестьдесят, но зато крепкой комплекции, характерной для работящего и не пьющего или малопьющего крестьянина.
— Из Мамоновки мы, — ответил Аркадий. — Звать меня Алексеем. Здравствуй, уважаемый. А где все люди?
—
И ты здравствуй, — ответил мужик. — Меня Семёном звать. Где-где все… На вспашке.— А чего так рано? — удивился Немиров.
Сейчас март, а это значит, что слишком рано вспахивать землю, особенно после такой лютой зимы.
— Так мужиков не хватает, — ответил Семён. — Холера многих прибрала прошлым летом. М-да… Ты тоже, коли добрый человек, вспомоги со вспашкой — сейчас все в поле. И я туда иду.
Остальные прохожие крестьяне не вмешивались в их беседу, хоть Аркадий и кивнул им учтиво, но внимательно слушали.
— Нам бы устроиться где-то на время, — произнёс он. — У кого можно остановиться?
— К старосте иди, — махнул Семён рукой в сторону избы с украшенными ставнями.
Крестьянин поправил пояс и направился куда-то на запад — поле находится там, как подсказали Аркадию воспоминания.
Дав знак Марфе, он пошёл к дому старосты. Постучав в дверь, он дождался, пока ему не отворит её кряжистый и седоватый мужик в почти такой же одежде, что и Семён, но в более приличном состоянии.
— Здравствуй, — приветствовал его Аркадий. — Алексеем меня звать, я из Мамоновки.
— Здравствуй, — кивнул ему мужик. — Видывал тебя на ярмарке. Авдеем Палычем Борисовым меня зовут. О, Марфа!
Он увидел вдову и любезно раскрыл дверь.
— Заходите, заходите, — пригласил он их внутрь. — Садитесь. Мать! Накрывай стол!
— Иду-иду! — ответила женщина из кухонной части избы.
У старосты и изба побогаче — никакого «опен спейса», даже спальня отдельная, не говоря уже о кухне.
Аркадия насторожила эта не особо-то мотивированная гостеприимность. Он не понимал её причин, поэтому заранее напрягся.
На обед сегодня была рыба — жерех, водящийся в Волге и вылавливаемый местными рыбаками.
— Ефим Петриков, наш гончар, проходил недавно мимо Мамоновки, — заговорил Авдей Павлович. — Сказал мне, что столб видел, а на столбе волчьи туши гниют.
— Это я повесил, — произнёс Аркадий.
— Девять туш? — с недоверием спросил староста.
— Да, — кивнул Аркадий. — Марфа в свидетели — мы их побили.
— Он побил, — поправила его вдова. — Я ничего не делала.
— Как? — нахмурился Авдей Павлович.
— Есть способы… — ответил на это Аркадий.
— Ну, так ты расскажи, — попросил его староста.
Далее Немиров рассказал обо всех своих подготовительных мероприятиях, а также о самом процессе истребления волков.
— А я уж подумал, что вы их потравили… — произнёс староста. — Девять волков… Хорошо. Шкуры продашь?
— Смотря за какие деньги, — пожал плечами Аркадий.
— Рубль за шкуру обычного волка, два рубля за шкуру вожака, — сделал Авдей Павлович предложение. — Но сперва надо посмотреть на состояние.
— В Астрахани я могу продать их гораздо дороже, — покачал головой Немиров. — Слышал я, что за обычные шкуры по шесть рублей дают, а за вожака можно и все десять выручить.
— Три рубля за обычные и пять рублей за вожака, — поморщился староста.
Уж он-то точно на них наварится — несомненно, что правильные контакты у него есть, тем более что это зимние шкуры, то есть толще и гуще мехом.
— Давай на четырёх рублях за обычную сойдёмся? — предложил Аркадий. — А шкура вожака — это отдельный разговор.