"Фантастика 2025-63". Компиляция. Книги 1-27

Сам Хорек под началом Бульдозера ходил лишь с начала двухтысячных, когда законник Бульдозер, по советам прошаренных адвокатов, «взял курс» на законную деятельность, и начал лезть во властные структуры. Но были у Хорька знакомцы, не понаслышке знающие про прежние Витины загоны, о которых говорили лишь шепотом и, оглядываясь. Однако и это их в итоге не спасло — все они в течении нескольких последующих лет скоропостижно сыграли в ящик. Витя методично подчищал хвосты, не без помощи своего верного Бурята.

— Значит, так, — разлив по стаканам остатки спиртного подытожил Тихорецкий, — ты пока собирай братву, а я обмозгую, как нам половчее все обтяпать. Нам с тобой, как самим видным во всем этом замесе, надо будет озаботиться железобетонным алиби! Чтобы ни один легавый нам ничего пришить не сумел…

— Так ты тоже с нами…

— Говорили мне знающие люди: хочешь сделать хорошо…

— Сделай все сам, — уныло повторил Хорек расхожую фразу.

— Вот видишь, и ты в курсе! — довольно ощерился Бульдозер. — А я слишком долго стоял в стороне… В общем, Хорек, пришла пора собственноручно тряхнуть утырков, как в старые добрые… Так что давай, не бзди понапрасну — все будет в мазу!

[1] Дежавю, или дежа вю, — психическое состояние, при котором человек ощущает, что когда-то уже был в подобной ситуации или в подобном месте, однако, испытывая такое чувство, обычно не может, несмотря на его силу, связать это «воспоминание» с конкретным моментом из прошлого.

Глава 17

Проснувшись, я долго лежал в мягкой постели, не шевелясь и не открывая глаз, просто наслаждаясь каждым мгновением. Спал я в этот раз долго и спокойно, без кошмарных сновидений с ожившими мертвецами, высшими силами и моральными терзаниями. Что мне снилось на этот раз, я совершенно не запомнил. Но, судя по оставшемуся от этих снов легкому «послевкусию», это было что-то очень и очень хорошее.

Я уже давно так отлично не высыпался — в той, прошлой и оставленной где-то «за бортом» жизни, меня постоянно донимала старческая бессонница — непобедимая сволочь, которую было не пронять даже мощными снотворными колесами, которые я глотал едва ли не горстями. Только ударная доза водки временами могла немного поправить ситуацию и отключить мое сознание на время. Да и то, на сон это мало походило, скорее угарное алкогольное забытье — некая прострация, способная хоть на время дать отдых уже закипающим от бессонницы мозгам.

А сегодня я впервые почувствовал себя по-настоящему замечательно — ничего не ныло, не болело и не ломило. Лежа в кровати, я словно парил в невесомых облаках! Настолько прекрасным и забытым было это опьяняющее ощущение здоровья. Я уже и не помнил, что такое вообще возможно. Да я просто был готов горы своротить — настолько необычайно здоровым я себя чувствовал. К тому же, я совершенно перестал ощущать тягу своего молодого организма к проклятой наркоте! А ощущения необычайно болезненной ломки остались только в моих воспоминаниях.

Я с наслаждением вдохнул полной грудью «сладкий» воздух, наполненный ароматом каких-то душистых трав, чувствуя себя полностью обновленным. Мне все еще не верилось, что это происходит именно со мной — ну, не заслужил я такого кредита доверия от Высших Сил. Логичнее было меня спровадить куда-нибудь поглубже и погорячее — в самое адское пекло, а не даровать мне молодое и сильное тело. Но все произошло именно так, а не иначе, значит, я буду должен сделать что-то поистине хорошее… Значимое… Церковь, там, построить, или еще чего… Будем разбираться по ходу пьесы…

Я открыл глаза и с хрустом потянулся, так, что «зазвенели» атрофировавшиеся от долгой неподвижности мышцы. Лежал я в одной из просторных комнат бабкиной избы, а не в сарае в собачьем ошейнике, как стращал меня по дороге сюда крестный. Сколько же я проспал? Судя по ощущениям — знатно. Явно не час и не два. Часов двенадцать, как минимум. Помимо душистых трав в избе изумительно пахло свежей выпечкой, что просто сводило меня с ума. Рот мгновенно наполнился слюной, а животе громко заурчало, что стало слышно, наверное и за пределами дома, на улице.

— А, проснулся, касатик? — Светлая ситцевая занавеска, расписанная веселыми голубыми цветочками и отделяющая комнату, в которой я проснулся, от остального дома, отодвинулась в сторону. — Доброе утро! Завтракать будешь, горемыка? — Морщинистое лицо Лукьянихи озаряла лукавая улыбка, словно она и не сомневалась в моем ответе.

— Еще бы, мать! — Толстое и стеганное ватой одеяло, под которым, несмотря на жар в избе, видимо шедший от свежей выпечки, было так комфортно и прохладно лежать, отброшено в сторону. — Не знаю отчего, но я бы сейчас и слона бы целиком слопал! — Я плотоядно облизнулся и подмигнул Лукьянихе.

— Оно и понятно отчего проголодался, милок, — произнесла старушка, скрываясь за занавеской, — двое суток, почитай, спал…

— Сколько? — не поверил я, напяливая штаны и рубашку, что аккуратно сложенными, выстиранными и выглаженными обнаружились на стуле рядом с кроватью. — Двое суток?

— Агась! — откликнулась из другой комнаты Лукьяниха. — Как чувствуешь себя, касатик? Помогли мои травки?

Я застегнул пуговицы на рубашке и, отодвинув занавеску в сторону, вышел в другую комнату. Хотя, если их можно было назвать комнатами: номинально вся изба, довольно-таки немаленького размера, была лишь разгорожена деревянными перегородками, крашеными светлой краской. Посередине «гостиной» стоял большой круглый стол, заставленный разнообразной выпечкой: горка блинов соседствовала с мисками, заполненными топленым маслом и сметаной, возле плетеного подноса с румяными булочками, посыпанными сахаром, толпились изящные «розетки» с вареньями из всевозможных ягод и плодов. С первой попытки я сумел узнать только малину и смородину, из были сварены остальные — оставалось тайной за семью печатями.

— Травки?.. — заторможено разглядывая столовое изобилие, произнес я.

— Они самые, — повторила старуха. — Да ты садись, в ногах правды нету!

— Помогли твои травки, мать! — честно ответил я, падая на скрипнувший под моим весом, изящный, но изрядно потраченный временем венский стул. — никогда раньше я себя так отлично не чувствовал! — Не покривил я душой. — Даже не знаю, как сказать… Такое ощущение, что словно заново родился!

— Так и есть, — согласилась Лукьяниха, поставив передо мной большую глиняную кружку, в которую затем налила из такой же глиняной крынки белоснежного молока, — ты ведь действительно заново родился. Правда, не из утробы матери, как нам самим Создателем наказано, но в неизменных в муках! Ты молочко-то пей, — подвинула она ко мне заполненную до краев кружку, — парное! Вот только-только свою буренку-красавицу подоила. Ты ить такого уже давно не пробовал.

— Родился, значит… — Я взял кружку двумя руками. — В таком случае ты, бабуль, моей нареченной матерью будешь? — Усмехнулся я, втягивая ноздрями непередаваемый аромат парного деревенского молока.

Такого я действительно сто лет уже не пробовал. В последние свои прожитые годы я больше чифир, да водку жрал. Не до парного молока было, хотя лепила, что за моим здоровьем наблюдал, настоятельно это советовал. Ведь даже за вредность на трудных работах молоко прописывали, как лекарство. А моя жизнь, большей частью прошедшая за решеткой, куда как вредной была. Только молока за эту вредность мне не выдавали.