"Фантастика 2025-65". Компиляция. Книги 1-29
Шрифт:
— Это у господ обман сплошной, — снова вмешался Яшка, и я поняла, кого он мне напоминает. Шакала-подхалима при хищнике, что предпочитает пока держаться в тени. — Ежели никто болеть не будет, так и больница незачем! За что с народа деньгу-то брать?
— А за ту больницу с тебя, пустозвон, хоть четвертинку змейки потребовали? — взвился Виктор. Я взяла его за руку, успокаивая.
Староста огладил бороду.
— Ваша правда, барин, новых податей в уезде не объявили. Пока, — многозначительно добавил он.
— И не объявят, пока я председатель дворянского собрания. Если только императрица
— За то благодарствую, особенно ежели слово свое сдержите.
Виктор рассмеялся.
— Вот ведь наглец! Княжеское слово крепкое.
Староста поклонился, опять обратился к бумаге.
— «Надеюсь, и карантин…»
Мужик поднял на меня недоумевающий взгляд, и я пояснила:
— То, чем вы недовольны, когда говорите, что людей по домам заперли. Запирают больных — их в отдельную избу. В другую избу собирают тех, кто с больными из одного котла ел или из одного колодца пил. Болезнь не сразу силы набирает, а бесы, которые страданием людским тешатся, только и ждут, чтобы на кого перескочить. Поэтому и запирают, чтобы некуда им деваться было, да гонят особым порошком, я его потом вам покажу.
— Так-то оно так, бесов, конечно, без присмотру отпускать негоже, — вмешался Степан, у которого «семеро по лавкам». — Однако ведь и работать надо, сейчас, почитай, каждый день год кормит.
Я кивнула.
— Понимаю. А что делать, ежели бесы не успокоятся, пока всех не уморят?
— Молиться. Молитва святая любого беса выгонит.
— Любого, да не любого. Господь наш свят и всеблаг, однако люди-то грешны, и потому их молитва той силы не имеет, что изначально господом дадена. Или есть кто из вас без греха?
Мужики снова переглянулись. Желающих объявить себя праведником не нашлось.
— Потому кроме молитвы приходится и человеческими силами действовать. Если отец умрет, кто жену да детей его кормить станет? Родня своих не всегда прокормить может, а чужие и вовсе никому не нужны.
— А говоришь, не понимает барыня нашей жизни, — подал голос «грамотный» Михей.
— Понимает, и помогает, чем может, — не удержалась Марья. — И дай бог, чтобы все господа такие были. Спроси вон у Дуняши нашей, сколько добра ее сестренкам барыня сделала. Или у вашей Аленки. — Она повернулась к толпе. — Как разродиться не выходит, так «барыня, помоги», а как добром отплатить — за вилы?
— Хватит, — оборвала ее я. Повернулась к мужикам.
— До зимы всех по избам держать не собираются. Чем быстрее заразу изведем, тем быстрее всех работать пустят. А чтобы ее извести…
Я в который раз повторила про мытье рук, кипячение и прочее, и прочее — скоро язык отсохнет долдонить, честное слово.
— Оттого в моей усадьбе и не болеют, что чистотой да кипячением бесам житья не дают.
Мужики в который раз переглянулись, явно не торопясь соглашаться, но и спорить не хотели. Староста снова уткнулся в письмо.
— «…карантин сможем снять, если в ближайшую неделю не появится новых больных. Молюсь об этом непрестанно и прошу ваших о том же молитв, хоть нынче в просвещенных кругах и не принято уповать на господню волю…»
При этих словах мужики, не сговариваясь, осенили себя священным знамением. Так же медленно староста дочитал письмо — доктор надеялся,
что принятые дворянским собранием меры будут выполнены, а там и по всей стране «наш уезд примером другим станет».— А теперь давайте покажу, что за зелье мы в колодцы сыплем.
Глава 46
Хотя я и велела мальчишкам прятаться вместе с женщинами, один из них вертелся рядом. Я послала его за посудой, Марью за углем и воронкой, а Петра за хлоркой, велев много не брать. Сама двинулась в сторону ближайшего колодца. Мужики потянулись за мной. Когда я взялась за ворот, Иван оттеснил меня.
— Негоже вам, барыня, ручки трудить. Мы уж сами.
Когда ведро утвердилось на краю сруба, я закрыла крышку колодца. Взяла у мальчишки кружку и ложку.
— Порошок этот волшебный, бесов убивает. Но, если использовать его без ума, действительно отрава получится.
— Вот, я же говорил! — снова вылез Яшка. Мне остро захотелось накормить его чистой хлоркой, но пришлось сдержаться.
— Поэтому сперва берем совсем немного порошка, на такое ведро наперстка хватит.
Я отмерила чайную ложку хлорки, плеснула воды, размешивая до однородного раствора. Мужики поморщились от резкого запаха.
— Не понимаю, барыня, — сказал староста. — В колодце у вас вода как слеза была, любо посмотреть, ни соринки. А теперь в кружке…
— Погоди, это начало. Смотри, ждем, когда муть осядет, и вот эту прозрачную водицу сверху добавляем в ведро. Она-то бесов и убивает. Теперь надо подождать, летом полчаса, зимой — час, чтобы отрава выветрилась. Но, если ждать не хочется… — Я глянула на Марью. Та, сообразив, подставила еще одно ведро и воронку, заполненную углем. — Можно сделать вот так.
Мотя спрыгнул с моего плеча, закрутился у ведра. Едва я убрала воронку, поставил лапы на край и начал лакать. Мужики засмеялись.
— Раз кот пьет, значит, не отрава, — сказал Степан.
— Кот — животная глупая, — возразил ему Яшка.
Я молча зачерпнула из ведра чистой кружкой. Запах был уже едва уловим, но я отвыкла от хлорированной воды, и меня немного замутило. Пришлось пить медленно, маленькими глотками, но это и к лучшему, народ смог рассмотреть как следует, что это не фокус. Я показала мужикам опустевшую посуду.
— Я ношу под сердцем ребенка. Стала бы я рисковать своей и его жизнью ради черного колдовства? Позволил бы мой муж так поступить?
Ответить мужики не успели. Из-за дома на взмыленной лошади вылетел Стрельцов, а следом — Зарецкий, и я едва удержалась, чтобы не схватиться за пистолет. Мотя спрыгнул с моего плеча, сиганул едва ли не под копыта лошади Зарецкого. Та заржала, заплясала, но, к моему сожалению, не взвилась на дыбы и понести не попыталась.
— Здравствуйте, господин исправник, — улыбнулась я. — Рада вас видеть.
— Принесло, чума на его голову, — буркнул под нос Виктор.
Исправник легко слетел с коня, Зарецкий спешился с куда меньшим изяществом. Выглядел он так себе: шляпа сдвинулась на затылок, узел шейного платка свернулся на бок, сюртук запылен. Вот были ли крупные капли пота на лбу результатом слишком быстрой скачки или моей чрезмерной живости — если принять, что именно он натравил на меня толпу, — я сказать не могла.