"Фантастика 2025-71". Компиляция. Книги 1-10

Даша придумывала, как ей помочь маме. Что еще неделю назад было для нее абсолютно нехарактерно. Недаром говорят, что общие проблемы объединяют конфликтующие стороны. К тому же, ощутив себя ведьмой, Даша почувствовала, что взрослеет. Причем необратимо.

А отец семейства, Авдей Белинский, не мог избавиться от какой-то пустой, глупой, но чрезвычайно навязчивой мысли. Причем мысль была облечена в рифму и колотилась о стенки черепа в ритме пульса, требуя выхода…

Он неожиданно встал из-за стола, отодвинув тарелку с недоеденным творогом и быстро прошел в кабинет-библиотеку.

— Ты куда? — удивилась Вика.

— Минутку! — уже из кабинета отозвался фантаст. — Нашел!

Он почти галопом вернулся на кухню и с торжествующим видом продемонстрировал семейству книгу с оттиснутым на обложке знаком бесконечности.

— Нашел время изучать творческое наследие вампиров! — фыркнула Вика.

— Ой! — потянулась к книге Дарья. — Я такого раньше не видела. Это что, правда, все вампиры написали?

— Да, но дело сейчас не в этом. — Авдей торопливо листал страницы, не замечая, как странно смотрит на него жена. Ее зрачки расширились, заполнив все пространство глаз глухой чернотой, и лицо стало походить на венецианскую карнавальную маску…

— Вот оно! — Наконец Авдей нашел нужную страницу и прочел вслух:

Я пишу тебе в день похорон. Слишком солнечно, ветрено слишком. Словно древний угрюмый Харон Уподобился в чем-то мальчишкам. Ни к чему был отточенный кол Из дрожащей от злости осины. Я хотел, потому и ушел. Я ослаб, потому что был сильным. Мне не нужно ни шпаги, ни пуль Для того, чтоб рассыпаться прахом. И серебряной ниточки пульс Лишь любовь оборвет одним взмахом. Меловые кресты на дверях — Чтоб уже никогда не вернуться. Я пишу тебе, слыша твой страх, Что ты больше не сможешь проснуться. Это просто — еще один раз Встретить смерть в окончательной фразе. И серебряных ласковых глаз Не бояться, сгорая в экстазе. Моим пеплом осыплют камыш И приречный осот. И текуча Станет бывшая жизнь. Ты молчишь. Ты не веришь в божественный случай. Это право твое. А мое — Быть убитым любовью твоею. Как вонзалось святое копье В беззащитно-греховную шею! У тебя еще будет герой — Из легенд и забытых пророчеств. Я пишу тебе в день похорон Своих собственных. Спи. Доброй ночи.

— Как называется стихотворение? — спросила Дашка.

Авдей взглянул:

— «О том, как меня убили». Названьице!

— Кто автор? — неживым голосом вопросила Вика, и тут все с некоторой душевной дрожью обратили внимание на то, как она выглядит.

— Любимая, что с тобой? — задохнулся от ужаса Авдей.

Черные провалы вместо глаз изучали его лицо.

— Кто автор? — повторила Вика, распространяя вокруг себя волну непонятного мертвящего холода.

Авдей автоматически заглянул в книгу и сам ахнул:

— Роман Кадушкин! Но ведь этого стихотворения раньше здесь не было!

— Не было, — мертво подтвердила Вика. — Я написал его после того, как мою плоть испепелила чуждая Сила.

— О господи! — взвизгнула Маша.

Черные провалы теперь смотрели на нее:

— Вспоминаешь ли ты обо мне хоть иногда, девочка? — Голос Вики оставался по-прежнему мертвым и безучастным.

— Р-роман?!

— Да. Хотя теперь у меня нет имени. У меня нет ничего. Кроме духа скорби и мучения, обреченного на преисподнюю… — говорила Вика, неестественно выпрямившись на стуле. — Я вернулся лишь на миг, чтобы отвести от вас опасность. Я знаю, кто убил меня и моего отца, кто охотится за вампирами. Но я не желаю мести. Я прошел свой путь до конца. Но я не хочу, чтобы вам грозила беда. Знайте: вампира убьет сила огня, вампира покалечит сила серебра, вампира испепелит сила солнечного света. Но только чувство, делающее смертных бессмертными, развоплотит и рассеет вампира навсегда.

— Любовь?

— Да. Я любил Мари. Я умирал, помня об этой любви. И этой любовью я спасу ее, прежде чем навсегда вернуться в свою обитель Тьмы. Ничего не бойтесь.

Произнеся эти слова, Вика, как кукла, рухнула со стула. Когда Авдей кинулся к жене, она открыла вполне человеческие глаза и затряслась словно в лихорадке:

— Он задействовал мое сознание! Он теперь здесь и не уйдет, пока не наступит утро!

— Он — Роман Кадушкин?

— Да! — Вика потребовала бренди и пила его, морщась, стуча зубами о край стакана. — Это неправильно! Развоплощенный не может проникать в сознание человека! Не способен!

— Мам! — Маша все никак не могла прийти в себя от увиденного и услышанного. — Знаешь, Рома всегда говорил, что он неправильный вампир. И возможно, что он вышел из Тьмы для того, чтобы помочь нам.

— Не верю! — Вика поперхнулась бренди и раскашлялась. — Есть непрелож-кх-кх-ные а-кх-сиомы! Волга впадает в Кх-кха-спийское море. Сон разума рождает чудовищ. Ник-кх-огда не связывайся с вампиром, а если свяжешься — береги шею! Не верю я в потустороннее милосердие и бескорыстие, особенно если его предлагает Тьма!

И Вика принялась шептать заклинания, водя по своему телу вытянутыми лодочкой ладонями. Эти манипуляции она разъяснила так:

— Не желаю, чтобы он снова подключился к моему гипофизу!

Та же самая процедура была проделана с дочерьми и с мужем. Вслед за этим Вика схватила связку несчастных сушеных нетопырей и ожесточенно принялась украшать ими стены всех комнат.

Вслед за нетопырями пришел черед обычного школьного мелка. Вика, словно в трансе, рисовала им кресты на дверных косяках и подоконниках, непрерывно шепча заклинания. Потом достала из своей шкатулки, всегда мирно красующейся на туалетном столике в спальне, пригоршню серебряных украшений: цепочек, колье, медальонов, перстней, кованых кубачинских браслетов и серег. Отдала дочкам:

— Наденьте!

Авдею сунула в руки набор серебряных вилок.

— Мне их как, в зубы взять? — поинтересовался фантаст.

— Надо будет — возьмешь, — лаконично ответствовала супруга фантаста.

На часах было без четверти полночь.

Семейство Белинских и неприкаянный дух вампира Кадушкина приготовились к грядущим боевым действиям…

Ака хали олалу халули, Ака хала лала охала. Ака нгуни охлаимахалуи Ака мвани нгунихлала…

— Слушай, Сото… Вот что ты такое поешь? О чем эта пэсня?

— Эта песня есть о том, как один нгуни ушел из дома на охоту на целых двенадцать лун. А когда он вернулся домой с добычей, его старшая мвана уже умывала охломахаи другому нгуни.

— Вах! Все жэнчины одинаковы! И что он сдэлал с измэнницей?

— Он убил того нгуни и заставил свою мвану приготовить из его головы еду. И вырвал сердце у нгуни и заставил мвану съесть это сердце, а потом повел мвану на вершину самой высокой горы и сказал: «Стань птицей». И она летела долго-долго, пока не встретила камни…

— Вах! Какой страшный история! Твой нгуни настоясчий джигит!

…Сото и Ираклий сидели в «предвариловке» и маялись бездельем. Сменившийся дежурный, получив от князя некую мзду, принес невинно заключенным кой-какой снеди. Ираклий уминал сэндвич. Сото хрустел чипсами и смотрел, как за пыльным окошком камеры угасает день.

— Я слышал, что девочки сбежали, — сказал он и аккуратно припрятал пустой пакетик из-под чипсов в карман шорт. — Это хорошо. Значит, нас скоро освободят.

— Вэдь ты колдун, дарагой! — воскликнул Ираклий. — Сдэлай так, чтобы эти замки сами открылись и мы вышли из этого клоповника!