"Фантастика 2025 -72". Компиляция. Книги 1-16
Шрифт:
— Ему…
У Алисы во взгляде мелькнуло что-то похожее на гнев.
— Ты вещь? Или шлюха? — спросила она с внезапной злостью.
Айя растерялась от столь резкой смены настроения:
— Нет… — тихо ответила она, боясь неосторожным словом или движением раздуть злость в ярость.
— Значит, хочешь быть подарком? — уточнила странная девушка.
— Тоже нет.
— Ну, так и не будь, — легко заключила Алиса и брыкнулась на спину. — Ты хоть раз видела бармаглота?
Айя ответила с опаской, не пытаясь даже предугадать, какой может быть реакция:
— Нет…
Алиса
— А мюмзика?
— Тоже.
Ноги в полосатых чулках болтались туда-сюда:
— Я тебе так скажу. Некоторые вещи лучше не видеть. Совсем. И не знать про них ничего. Потому что с некоторыми знаниями крайне непросто жить. Но бывают и другие знания. Неприятные тоже. Однако знать их надо. Понимаешь?
— Да, — кивнула Айя.
— Так вот, тебе надо знать одну неприятную вещь. Если ты сюда попала — тебе повезло. Но если ты нужна ему, — она указала глазами на дверь, — тебе совсем не повезло. Однако с ним можно договориться. Если включить мозги. Вряд ли это будет просто. Но выбора у тебя все равно ведь нет. Такие дела. А чего ты его, кстати, так боишься? — она вдруг перестала болтать ногами и засмеялась. — Неужто в деле увидеть успела?
Айя замялась, но Алиса угадала ответ и продолжила:
— Для неженки из белого сектора — да, зрелище, наверное. Только запомни: в этом мире очень мало того, что именно такое, каким кажется на первый взгляд. Не знаю, зачем ты ему, но, уверяю, сюрпризов тебя ждет масса.
— Спасибо, — ответила девушка.
— Не за что. А! О неприятной-то вещи я не сказала, — спохватилась Алиса. — А неприятная вещь вот в чем: не хочешь быть подарком — свободу свою выбивай сама. Если сможешь, конечно. Потому как, если не сможешь — это значит, что свобода тебе без надобности. Что ж это за свобода, если ее кто угодно может отобрать?
— Сколько тебе лет? — спросила вдруг Айя.
Собеседница села и посмотрела остановившимся взглядом в стену. При этом лицо у нее вдруг стало… У Айи к горлу подступил ком — смесь жалости и тоски.
— Четырнадцать. Двадцать. Тридцать. Иногда даже и сто. Время — величина относительная.
Она резко поднялась и, не сказав больше ни слова, вышла.
Айя несколько секунд сидела в тишине, глядя в опустевший дверной проем, а потом поднялась и скользнула к окну. Осторожно открепила угол пленки, стараясь не порвать. Выглянула наружу.
Первый этаж!
Первый!
Она уже собралась сорвать полиэтилен и влезть на подоконник, когда от двери спокойно сказали:
— Не советую. Во-первых, ребята обидятся — у них не так много пленки, а, во-вторых, под окном мины.
Айя рывком обернулась. Напротив стоял давешний знакомый. Девушка лишь сейчас разглядела его толком. Здоровый. Выше нее аж на полголовы. А ведь Айя в своей интернатской группе была не только самой тощей, но еще и самой высокой — парни в подмышку дышали.
Мужчина молчал. И девушка молчала тоже. Не знала, что ему сказать. Только разглядывала, запоминая и отмечая не замеченное раньше. Острижен коротко, темные волосы торчат ежиком и растут так, как нечасто встретишь у мужчин: от середины лба углом расходятся вверх.
На лице щетина. Сколько ему? Тридцать? Сорок? Взгляд тяжелый. И морщины, вон, есть. Неглубокие, правда, но весьма характерные — такие обычно у тех, кто редко улыбается, но часто хмурится.Поняв, что Айя не собирается поддерживать беседу, мужчина вздохнул и сказал:
— Роджер часто ляпает, не подумав. Ты хоть знаешь, что за тебя дают сто тысяч? Тебе крепко повезло попасть к тем, для кого эта сумма ничего не значит.
Девушка не спешила отходить от окна, вместо этого спросила:
— А для тебя значит?
— Неинтересные деньги. Такие и тратить-то противно.
— Почему? — Айя незаметно покосилась на бочку-печь, гадая: если вот этот вдруг бросится — получится ли выдернуть из стены трубу и его встретить?
— Слишком легкие. И, собственно, не особо нужные, — пожал он плечами.
— То есть, я могу уйти? — практично уточнила собеседница. — Я тебе не нужна, верно?
— Можешь. И куда пойдешь? Откуда ты вообще? — спросил мужчина.
Айя все еще боялась отходить от печки. Да и тепло возле нее было.
— А тебе зачем это знать? — насторожилась девушка.
— Любопытно, откуда берутся люди, способные оставить пять шайб «сияния», — ответил он.
— Пять шайб чего? — не поняла Айя.
— Что ж, теперь мне интересно, где обитают люди, не знающие, что такое «сияние».
Девушка переступила с ноги на ногу:
— Так я пойду? Да?
Керро медленно вытащил из-под куртки игольник, достал магазин и выщелкнул верхний патрон-иглу.
— Если бы я хотел взять эти сто штук, ты бы уже лежала в параличе, а я бы договаривался с Роджером о машине, — он защелкнул магазин и спрятал игольник. — Иди. Не уколись только, — и бросил иглу Айе.
Девчонка испуганно вздрогнула, словно в нее запустили камнем, и сказала:
— Нет, ты иди первым, а я пойду следом.
Керро пожал плечами и развернулся.
— Стой! — Айя вдруг отмерла, и мысли понеслись в голове с такой скоростью, словно их подхватил ураганный ветер. — Погоди!
Страх куда-то вдруг исчез, видимо, потому, что мужчина говорил спокойно, ровно и в конечном итоге действительно сделал так, как она просила — просто развернулся. Правда, говорил он неясные вещи, а зачем иголку кинул, девушка вообще не поняла, но сейчас все это казалось неважным, по сравнению с услышанным.
— Погоди! — Айя даже сделала несколько шагов от окна. — Кто дает за меня сто тысяч? Что за ерунда?
Керро развернулся обратно:
— Посредник. А кто стоит за ним, можно только гадать. Откуда ты, что не знаешь даже этого?
Девушка смотрела на него ошеломленно и повторенный вопрос не услышала, вместо этого сказала:
— Это ошибка. Я… вообще умерла. Катрин Миосс сказала. И на Стене Памяти… До пропускных пунктов тут далеко. А браслета нет. Те его срезали. А если идти, то от площади Карлоса около сотни километров. Я звонила в интернат, но там сказали, что погибла… И…
Стало понятно — в ближайшие пять минут она будет говорить одними лишь обрывками фраз и междометиями. Однако Керро терпеливо выслушал бредовый поток слов, даже глазом не моргнул.