"Фантастика 2025-97". Компиляция. Книги 1-20

— Ты на меня сердишься? Обижен? Не надо. Это моя жизнь и так распорядилась судьба, — я попытался подняться, — нет, ничего не говори, — её маленькая ручка решительно упёрлась мне в грудь.

— Я всё понимаю, нам не нужно видеться. Я сейчас пойду, а ты останешься.

У девушки трясутся губы, не ужели она ко мне неравнодушна?

В это время в дверь постучали и Джина отпрянула. А когда я встал, она поднялась на цыпочки и нежно, невесомо коснулась своими губами моих. Потом торопливо сунула руку в ридикюль и ткнула мне в руку пухлый пакет, — а это тебе на память. Я знаю, ты этого хотел.

Джина ушла, а Гюстав принялся что-то мне рассказывать. А вот у меня от этого всего крыша едет. В буквальном смысле.

А потом я лежал в ванне с горячей водой, и какая-то девушка нежно водила по моему телу мягкой мочалкой. Но я был далеко.

А утром за завтраком с Гюставом я решил полюбопытствовать, что там в конвертике? Какая-то грамота с печатями и несколько листов мелким шрифтом. Видя мои мучения, Гюстав просто забрал у меня бумаги. Внимательно ознакомившись с ним он перебросил их мне обратно, — ну, мой друг. Вас можно поздравить, Вы теперь целый барон и, пожалуй, мне теперь нужно вас звать месье де Саутин. Это именной эдикт нашего президента Наполеона III. Неплохо для иностранца, который в стране менее трёх лет.

И в самом деле вписано моё имя и через несколько строчек баронский титул. Это получается, что Джина напоследок выпросила у своего царственного любовничка для меня эту бумаженцию?

А мой сотрапезник улыбается, наблюдая за моими эмоциями:

— Да не переживай ты так. Это тебя ни к чему не обязывает. Кроме того, что теперь ты можешь подать просьбу о предоставлении тебе французского гражданства.

Вскоре мне стал ясен скепсис моего товарища. Всё просто, этот титул тут весьма распространён. Им награждают чуть не каждого встречного и поперечного.

Французская революция уничтожила дворянские привилегии и тем самым подорвала этот институт. Наполеон I вообще решил создать новое, подвластное ему дворянство, награждая своих подданых майоратами. Хартия 1814 года хоть формально, но наделяла всех равными правами. А на деле позволила старому дворянству возобновить, а новому — удержать свои титулы. Но с 1832 года в уголовный кодекс были приняты значительные изменения. Теоретически теперь любой француз мог принять дворянский титул. Пришедший к власти Наполеон III решил вернуть старые законы и придержал регулирование вопроса о титулах. Теперь только он сам мог наделить дворянским титулом. Ну, понятно тех, кто это заслужил. Видимо я таки и заслужил, потому что в сопроводительных бумагах указано, что меня награждают за заслуги в деле патриотического воспитания рабочей молодёжи. Знакомая формулировка, но мне без разницы, за что меня оценил господин президент. А бумага пусть лежит, кушать не просит.

Тревожный стук в дверь заставили меня подскочить в постели посреди ночи. Так стучат тогда, когда имеется серьёзная угроза. В дверях моя соседка. Мари в ночной рубашке, стоит на одной ноге, упираясь руками в косяк. Губы трясутся, в глазах слёзы, — Мишель, там Жан. Ему плохо, упал, помоги умоляю.

Запутавшись в штанах, я кинулся на другую половину дома. Не знаю почему, но Жан упал с постели и сейчас лежит на полу. Одна рука подвёрнута под живот, другая вытянута и указывает на дверь. Похоже он без сознания. Я попытался его расшевелить. Дышит тяжело с затруднением. Когда я уложил его назад в постели, он пришёл в себя.

— Дружище, перестань нас так пугать. Вон Мари чуть не плачет. Давай попьём водички и успокоимся. У тебя что-то болит?

Парень отрицательно покачал головой, — слабость вдруг накатила. И тошнота. А так нормально.

— Ну и замечательно. Давай попей, я усадил его так, чтобы он смог пить сам.

Вызванный утром доктор прослушал его лёгкие, пощупал, пораспрашивал и доложил свое вердикт.

— Ну, небольшая температура есть. Но легкие чистые, живот мягкий. Думаю, это простуда на фоне переутомления. Не переживайте, я выпишу микстуру и скоро он будет здоров как бык.

К сожалению, и через неделю ничего не изменилось. Жан по-прежнему чувствует себя не очень хорошо. Он почти ничего не есть, только бульон. А если и впихнёт в себя кусочек мяса, то его сразу начинает тошнить.

Я вспомнил, как друг мне жаловался недели две назад, что чувствует недомогание и слабость. Тогда я не обратил на это внимание.

Мне пришлось нанять сиделку для него. Потому что друг ослабел и передвигается по комнате только с моей помощью. А сестра сидит напротив с глазами на измене. Вот она не отходит от брата ни на минуту.

Я пригласил консилиум врачей. Это же не нормально, человек за короткое время потерял значительную часть своего веса.

К сожалению, те не пришли к общему мнению. Если та же хирургия сейчас прогрессирует семимильными шагами, то лечение внутренних болезней в стагнации. Нет условий для серьёзных исследований. Да врачи даже представление не имеют о многих серьёзных болезнях. Нам выписали опиумную настойку. Да, Жан стал лучше спать, но это же не выход — поить его наркотой.

Я уж и сам оттягивал ему веки, а вдруг склеры жёлтые. Пытался прощупывать лимфоузлы, но вроде нет непонятных изменений.

Так прошёл месяц, нам показалось, что Жану стало лучше. Он встаёт, выходит в сад и даже ест твёрдую пищу. Теперь я вечерами старался заканчивать тренировку пораньше и бежал домой. Мы с Мари специально проводили вечера в его спальне. Занесли небольшой столик и играли с ней в карты и другие игры. Жан лежал на постели и с улыбкой наблюдал за нами.

Рано мы воспарили духом. Через две недели ему опять стало хуже. Постоянная рвота, он подолгу лежит с закрытыми глазами. Но мои вопросы отвечает так, — нет, Мишель, ничего не болит. Просто устал, немного полежу и встану.

Теперь сиделка оставалась и на ночь. Потому что больной мог захлебнуться рвотой во сне. У него была постоянная небольшая температура и выглядел он ужасно. От жизнерадостного здоровяка осталась лишь бледная тень. Он потерял килограмм тридцать веса, если не больше. Под глазами синяки, руки как у задохлика. Шея, казалась с трудом удерживает на весу крупную голову. А в один из дней он отослал сестру за какой-то мелочью и позвал меня.

Я сижу на стуле около его постели. А он вроде заснул. Но нет, — помоги мне сесть, хочу попросить тебя, — тут он закашлял.

— Мне уже не подняться, я это знаю. Не перебивай меня пожалуйста, мне и так трудно говорить, — больной на секунду прикрыл глаза.

— Кроме меня у Мари никого нет. Я умру, и она останется одна. А ей никак нельзя оставаться без поддержки. Её определят в богадельню, если не того хуже. Прошу, ради нашей дружбы, возьми над нею опекунство. Ты единственный человек, который к ней хорошо относится. Да и она тебя любит. Как брата.

Я долго не колебался, — конечно дружище, обещаю. Что от меня требуется?