"Фантастика 2025-99". Компиляция. Книги 1-19
Шрифт:
В закромах замка оставалось продуктов не больше чем на четыре-пять дней. Но барон посчитал, что воинов на стенах с каждым днем осады будет оставаться все меньше и скудный паек можно будет растянуть на несколько недель. Самой заветной мечтой барона была легенда. Легенда об обороне замка доблестного Алгона, о защитниках, которые сдержали злобную армию захватчиков, остановили ее и уберегли весь север от нашествия иноземцев. О храбрости защитников, об их отважном командире. Легенда, которую будут рассказывать его внуки, которую положат на струны барды… Но мысль об этом барон тоже никогда бы не решился произнести вслух.
— Идут, — не сказал, а скорее прохрипел стоящий рядом воин, один из самых старых и верных его вассалов.
Из леса вдалеке волной хлынули враги. Сначала группы всадников, быстро заходящие
Вскоре их стало много. Так много, что Алгон начал заново оценивать свои возможности, высоту стен своего дома и достаточность количества людей на стенах. Почему-то он оглянулся на добровольцев на внутреннем дворе, как будто три десятка крестьян как-то коренным образом могли изменить ситуацию.
Несколько тысяч хутов, точнее считать не было ни малейшего смысла — здесь была вся наступающая на север армия, тысячи мечей против невысоких стен, двух сотен королевских пехотинцев, трех дюжин вассалов барона и трех десятков жавшихся к центру двора крестьян.
Собрав остатки своего духа, голосом, который он считал исполненным мужества, барон выкрикнул приказ:
— К оружию! Поднять флаг короны и вымпел замка! Покажем им, что мы чего-то стоим, воины!
Почти полностью окружив замок, построившись и подтянув ближе к первым рядам лестницы, захватчики пошли на штурм. Не было никакой длительной подготовки, залпов лучников, множества ночных костров, призванных окончательно запугать защитников замка.
Просто со всех сторон, быстро разгоняясь, выкрикивая угрозы и воинственные фразы на непонятном языке, к замку ринулись тысячи воинов.
Спустя несколько минут они бились уже на стенах. Спустя, казалось, мгновения барон и его люди захлопнули ворота цитадели, отбиваясь от наступающих на пятки хутов, и едва успели положить на железные скобы тяжелый, обитый металлом деревянный брус.
Алгон огляделся, пытаясь посчитать количество выживших. Не больше пяти десятков, половину из которых составляли крестьяне-добровольцы. Не крестьяне, мысленно поправил себя барон, как будто только что вспомнив что-то, — охотники из окрестных деревень. Некоторых из них я даже знаю, они участвовали в осенних загонах.
Вслух он произнес совсем другое:
— Уходите. Уходите все, за десять минут вы пройдете по лазу и окажетесь в безопасности.
— А вы? Вы, мой барон? — спросил все еще живой, похоже единственный выживший из его людей, самый старый и самый преданный вассал. Почти такой же старый, как и сам барон.
— Иди. Покажешь путь. Я останусь. Им понадобится не больше получаса, чтобы выбить ворота. Кто-то должен сжечь все припасы. Принц приказал не оставлять ни зернышка врагу. Я намерен выполнить хотя бы один из приказов принца.
Все поняли главную мысль барона — он не собирался оставаться в живых после такого позора. Снаружи от цитадели валялись мертвыми две сотни людей, которые только что были под его командованием. И едва ли полсотни врагов.
Люди молча, один за другим, уходили к тайному ходу, ведомые его подчиненным. Барон не смотрел на них, поджигая все, что могло гореть, сваливая скромные припасы поближе к огню, мечась между разгорающимися языками пламени.
Неожиданно он осознал, что всю жизнь представлял свою смерть в постели, с сидящими рядом безутешной супругой и скорбящими детьми. Но из оставшихся доступными вариантов он меньше всего хотел бы изжариться живьем или задохнуться, так что теперь, натужно кашляя от попавшего в грудь дыма, молил только о том, чтобы враги побыстрее справились с воротами. Смерть в бою, от меча противника, никогда не виделась ему чем-то желанным. Никогда — до сегодняшнего дня.
Пять десятков воинов не успели еще полностью выбраться из лаза в глубине заросшего кустарником оврага, как поняли, что окружены со всех сторон. Хуты скатывались вниз по склонам, а наверху гарцевал отряд конников. Спасения не было нигде, и никого из них уже не интересовало, знал ли враг об этом тайном лазе заранее или их обнаружили случайно разосланные во все стороны дозоры.
Ворота наконец-то взломали, и барон с радостью зарубил первого ворвавшегося в зал врага, который так и не увидел его за клубами
дыма. Потом Алгон отступил к лестнице, с предсмертной яростью отражая нападения наседающих противников. Лестница была достаточно узкой, и барон мог рассчитывать на честный поединок, а не предательский удар в спину. Поднимаясь, ступенька за ступенькой, наверх, он успел ранить еще нескольких. Его последнее желание не сбылось — он не умер от меча. Удачная стрела, выпущенная со стены замка высматривающим добычу лучником, вошла точно в бойницу и пронзила шею барона, когда он добрался почти до вершины своей цитадели. Этот же лучник успел выпустить еще несколько стрел в ту же бойницу, положив рядом с бароном, захлебывающимся кровью и медленно умирающим, двоих следовавших за ним врагов. Только потом меткий лучник осознал, что у цитадели был только один защитник. Но решил никому не говорить о своей ошибке, понадеявшись, что пожар скроет ее следы.Два охотника, единственные, кому удалось ускользнуть от погони, знающие каждое дерево в окрестных лесах, успели достичь прячущихся на лесной дороге королевских всадников немногим раньше, чем на ту же дорогу вышли передовые отряды хутов. Это позволило Денису не потерять еще больше людей и не дало хутам развить свой первый успех.
В конце концов одна мечта барона сбылась. Об обороне замка Алгона действительно сложили легенды. О пылающем замке, захваченном врагом. О бароне, который поджег цитадель и сгорел в ней вместе с сотнями осаждающих. О мужестве полусотни вассалов барона, которые, окровавленные и пронзенные стрелами, не умирали и продолжали свою битву. О предательстве, которое погубило храбрых воинов. О доблести защитников, об их отважном командире. Об охотниках, которые спасли жизнь принца. В разных частях королевства и на разных пирах барды складывали и пели разные песни, так что порой только по имени барона можно было понять, что они рассказывают одну и ту же историю. Но что возьмешь с бардов — они всегда любят приукрашивать. Их легко простить, ведь они единственные высекают зарубки памяти на скалах времени.
Фантом не останавливался, лишь замедлил шаг. Деревня оказалась на их пути в середине утреннего перехода, и в их планы не входили дополнительные задержки, даже в случае если они встретят людей в этих глухих лесах.
Тем более что никто из них не верил, что в этой деревне мог остаться кто-нибудь живой. Жители давно должны были либо сбежать, либо угодить под один из фуражных отрядов недавно проходившей здесь армии. А как друзья успели убедиться, после встречи с голодными воинами, рыскающими в поисках припасов и, возможно, развлечений, очень мало людей оставалось в живых.
Крестьяне, даже в таких глухих деревнях, боятся всего и ни за что не будут воевать с вооруженными солдатами. За исключением единственного случая — когда у них отбирают последнее, что позволит им выжить предстоящей зимой.
Они обходили деревню по широкой дуге, по кромке леса, но даже из-за деревьев, среди которых пробирался отряд, было видно, что она безлюдна. Половина домов была сожжена дотла, оставшиеся тоже были опалены огнем, как будто поджигателям просто было лень довести свою работу до конца — что сгорело, то сгорело, а что нет, то можно было оставить времени и непогоде. Без людей и присмотра эти крестьянские избушки не простоят долго, и через несколько лет пожарище зарастет молодыми побегами. Не сменится даже поколение, и проходящий мимо путник сможет понять, что здесь была деревня, только по одичавшим фруктовым деревьям, которые раньше росли под окнами домов.
— Стервятники кружатся, — шепнул Гном, подобравшись поближе к Рему. — Им было чем здесь поживиться, до сих пор не могут оставить место своего пиршества.
Рем кивнул.
— Эта деревня очень похожа на ту… ты помнишь.
— Да, ту, из которой нас прогнали. Думаю, что та деревня сейчас ничем не отличается от этой. Лучше бы они тогда послушались нас и ушли. Но люди в этих лесных деревнях другие. Они привыкли слушать только себя. Иногда это оказывается неправильным.
— Иногда да, — кивнул Рем напоследок, ускоряя шаг и разрывая дистанцию между ним и Гномом. Их поход продолжался, и привычка не позволяла ему расслабиться. Быть неслышным, невидимым. Быть тенью леса. Тем более все, что можно, было уже сказано. А то, что было сказано, можно было и не говорить.