"Фантастика 2025-99". Компиляция. Книги 1-19

И теперь, с уходом Рашиды, он будто заново родился на свет. К нему мигом подкатил аппетит, пошловатые голографические миражи больше не раздражали до подкожного зуда. Косте стало хорошо и покойно. И в то же время чуточку не по себе.

Потому что он вынужден был признать: именно прекрасная Рашида повинна в его угнетенном состоянии!

6

– Добрый вечер, Второй, – услышал Костя над самым ухом.

Он поспешно отодвинул блюдо и засуетился, чтобы выбраться из-за стола и приветствовать мастера, как полагается по уставу.

Пазур поморщился и жестом отмел его позывы громко и внятно доложить, что экипаж жив, здоров, весел и развлекается на всю катушку.

– Угомонись, – сказал он. – В тавернах все равны, и капитаны, и матросы, – это прозвучало, как строка из старинной, забытой всеми песни. Быть может, так оно и было. – Не очень-то мне по нраву торчать перед тобой с задранной головой и узнавать то, что я и сам вижу. Хотя, не скрою, любопытно наблюдать твою приверженность уставам, которые уже лет этак двести тлеют и все никак не могут окончательно рассыпаться в прах.

– Как же без устава? – спросил Костя недоумевающе. – А дисциплина?

– Очень даже распрекрасно без устава, – промолвил Пазур, наливая себе в пустовавший бокал темно-красного сауэра. – Как это делалось в старину: сел на метлу и полетел… Что есть устав? Свод ветхозаветных правил, среди которых ярчайший перл – табель о рангах. Экзотика, антураж. В юности всем хочется познать точную меру своим достоинствам. Расставить все по ступенечкам: ты лучше бегаешь, зато я лучше прыгаю, а бегать непременно научусь… Устав сообщает полную определенность. Сразу видно, кого следует выслушивать со всевозможным почтением, а кого можно и пошпынять. Достаточно лишь бросить взгляд на регалии. Ясно, чего ты уже достиг, а до чего тянуться и тянуться. Устав – как летная форма, как нагрудные знаки, с которыми вы и во сне не разлучаетесь. Масса декорума, минимум целесообразности. Наши корабли, наш опыт, мы сами давно переросли все эти регламенты… – Пазур вдруг сморщился еще сильнее против обыкновенного и с негодованием поглядел на бокал в своей руке. – Что за кислятину ты пьешь, Второй?! Пощади свой желудок перед полетом!

Костя стиснул зубы и опустил глаза, чтобы не рассмеяться.

– О чем я? – спросил Пазур, брезгливо отпихнув недопитый сауэр. – Так вот, об уставах. Табель о рангах вещь, конечно, приятная. В молодости каждая новая ступенька вверх отзывается сладостным щекотом под мышками у собственного тщеславия. Но… ты, наверное, пока не знаешь, а если знаешь, то не веришь, что это неизбежно… однажды наступает момент, когда делается абсолютно не важно, кого же ты сумел обогнать, а кто там еще маячит впереди. На смену беготне за успехами заступают иные ценности. Ты перестаешь накапливать и начинаешь отдавать. Как сверхновая… Вместо самосовершенствования – обычная работа. В меру умения и сил.

– Но ведь чем больше я накопил, – сказал Кратов, – тем больше могу отдать. Если я не достиг совершенства в своем деле, кому я буду нужен?

– Совершенствуйся сколько влезет, на здоровье, – усмехнулся Пазур. – Только успей отдать. Некоторые, между прочим, не успевали. Что проку от их успехов? Даром истраченная жизнь, жаль таких. Вот если бы каждый мог знать свой день и час, когда хватит разбегаться и пора взлетать! Но у человека нет для этого приборов, как у самого паршивого блимпа. Блимп знает, когда взлетать. Наверное, сверхновая знает, когда взрываться. А человек не знает. Колеблются где-то чаши весов: на одной то, что взял себе, на другой – то, что успел отдать. А ты их не видишь… Но ты не переживай, Второй. Ошибки бывают редко. Чему-то мы все же научились как разумный вид за те немногие годы, когда вразумились, – Пазур помолчал, разглядывая Кратова выпуклыми стеклянистыми глазами. – Должно быть, я не слишком внятно доношу до тебя вселенскую мудрость?

– Ну, отчего же, – смутился Костя.

– Да я и сам знаю, что вожу корабли лучше, чем воспитываю себе смену. Одно меня утешает: в этой мудрости особой нужды нет. Сейчас здесь, в таверне, ты, все едино, пропустишь мои слова мимо ушей. Не поверишь мне, что так все и будет. Думаешь себе втихомолку: «Болтай, старый перец, болтай… Я-то знаю, что первый навигатор лучше, чем второй, что Звездные Разведчики смелее всех на свете, что носить шевроны раддер-командора почетнее, чем латать дыры в отсеках грузового блимпа…» Ничего. Не пройдет и пяти лет, как я окажусь прав. И все случится так просто и обыденно, что ты и не вспомнишь обо мне, а будешь полагать, что так оно всегда и было.

– Я понял вас так, – начал Кратов, – что с завтрашнего дня мы можем забыть про все уставы…

– Ничего ты не понял, – оборвал его Пазур. – Забыть он захотел… Когда Длинный Эн взял меня третьим навигатором в загалактический бросок, я величал его исключительно полным титулом и ухитрялся бледнеть и краснеть одновременно, когда он ко мне обращался. «У парня уставные схватки, – потешался Длинный. – Дайте ему валерьянки. И увидим, перетащит ли он свою любовь к регулам через гребень первой волны». Длинный Эн меня недооценил. Я переехал, помня устав наизусть, через две гравитационных волны, и только третья вышибла его из меня напрочь. Потому что крикнуть «эй, ты» получается короче, нежели «разрешите обратиться, командор». Но никто из вас еще не побывал в штормах. Так что не торопитесь в космические асы.

Пазур поднялся, рассеянно глядя по сторонам. Костя тоже встал. Он почему-то не был убежден в том, что мастеру потребуется задирать голову, чтобы посмотреть ему в глаза.

– Гм, – сказал Пазур. – Как ты, наверное, догадываешься, я отметил нарушение формы инженер-навигатором.

– Это моя вина, Первый, – потупился Костя.

– Твоя, твоя. Это уж точно… Забудь об этом. Девочка очень красивая, и с этим приходится считаться. По-моему, она решила, что красота – это оружие, которое не должно ржаветь в ножнах. Честно говоря, я не знаю, хорошо это или плохо. Но если девочка думает, что ее место в космосе, не будем ей мешать. Космос всех рассудит. Своих он принимает, а посторонних выплевывает, как вишневую косточку. Далеко и без мякоти.

– Как вы думаете, Первый, – негромко произнес Кратов. – Меня он выплюнет?

Пазур пожал узкими худыми плечами.

– Что я, провидец? – спросил он. – Мне кажется, не выплюнет. Но космос может иметь иное мнение. Итак, я ухожу, Второй. Пускай эти шалопаи считают, что я их не видел. А ты не забывай, что завтра полет.

Он бросил короткий взгляд на пятачок, где в клубах цветного дыма бесновались гигантские фантомы. Лицо его снова перекосилось, будто он глотнул кислятины.

7

– Ты меня почти покорил, «Сатурн», – объявила Рашида, падая в кресло. Ее щеки полыхали, глаза горели, от вечерней прически не осталось и следа. – Я действительно не ожидала, что ты так здорово танцуешь!

– Да кто я перед тобой? – воскликнул Ертаулов. – Мойдодыр, вылезший на подмостки большого балета! Честное слово, Рашуля, это я без ума от тебя. Зачем ты себя губишь? Иди на сцену, радуй людей, очаровывай их, это твоя стихия. А в Галактике тебе делать нечего, или я ни черта не смыслю в жизни.

– Конечно, не смыслишь, – согласилась Рашида. – Я лишена всяких задатков для настоящего танца. Гены моей матери оказались доминантными. К сожалению… И не кричи на весь зал, а то могут подумать, что ты в меня влюбился.

– А разве можно в тебя не влюбиться?!

– Я и сама так полагала. Оказывается, можно. Видишь, Костя ко мне абсолютно равнодушен. Даже разговаривать не хочет. И это меня озадачивает. Ну, а ты волен влюбляться сколько влезет. Если, разумеется, не ищешь взаимности.

– Что же это за любовь без взаимности? – нахмурился Ертаулов. – Пустая трата времени и сил.