"Фантастика 2923-134". Компиляция. Книги 1-23
Шрифт:
М-да, можно вывезти человека из Беларуси, но Беларусь из человека полезет сразу же, как только он потеряет над собой контроль.
— В ногу... Толстому... — снайпер Ермаков, кажется, не понимал сути претензии.
— А ты что? — ярился Герилович.
— А я выстрелил! И попал! — их перепалка происходила в положении лежа, но менее острой от этого не стала.
— Куда попал? Куда ты попал, Ермаков?
— В ногу! Толстому! — насупился снайпер.
— Кой хрен ты стрелял в ишака, осёл?
— Так вы ж сказали — в самого толстого, тащ полковник! — Ермаков откровенно недоумевал.
— И что? — если бы взглядом можно было убивать, меткого стрелка просто размазало бы по камням в тонкий блин.
—
— Упитанный, бл*ть? О, курва! Да-а-а-ай эСВеДе!
Герилович выхватил винтовку у Ермакова из рук, приложился, выдохнул... ГДАХ!
— Вот так вот... — несколько более спокойно сказал он. — Справедливости ради, твой ишак сбросил одного гада в ущелье, а второму — сломал ногу, так что сношать тебя, Ермаков, мы погодим. Может, даже медаль получишь или значок, как отличник боевой и политической. Но толстого в ботинках я всё-таки подстрелил. Он там явно важная шишка! Абы кто такие ботиночки носить не будет... А теперь — перебежками, впе-е-еред! Мельниченко, Белозор — замыкающие. Присмотри за ним, Олежа, ладно? И вызывай Кандаурова, мы быстро.
Кандаурова? Вот оно как? Разведчики метнулись вперед, прикрывая друг друга и перебегая от укрытия к укрытию пригнувшись. Конечно, скупщики опия-сырца поняли, что на них ведется охота, и пытались дать отпор — но несчастная раненая скотина наделала дел, и подстреленный толстяк в ботинках требовал внимания... Мельниченко по рации вызывал вертолеты, я, как кукушка из часов, выглядывал из-за камней, пытаясь понять, что происходит, и не погибнуть от шальной пули.
Вот у кого-то из пакистанцев не выдержали нервы — мужчина в длинном бурнусе вскочил на уцелевшего ишака, рванул с места в карьер и всё лупил его по крупу, заставляя набирать разгон и нестись вниз по узкой тропке...
— Да-да-да-да! — автоматная очередь коротко пролаяла, и бедная скотинка вместе с незадачливым всадником кубарем покатились вниз.
Разведчики одним рывком преодолели последние полсотни метров, раздались их короткие выкрики, потом Герилович встал в полный рост и крикнул:
— Давай, дуй сюда, журналист. Фиксируй!
Я принялся щелкать фотоаппаратом, предварительно протерев объектив от пыли и стараясь не наступить на людей, всякий хлам и взрывоопасные предметы.
Двое пакистанцев были живы. Что характерно — выжили только пострадавшие в самом начале скоротечного боя: толстый тип в американских ботинках и мрачный дядька со сросшимися на переносице бровями, которому обезумевший от ермаковского выстрела ишак травмировал ногу. Я фотографировал убитых наркоторговцев, их оружие и снаряжение, развороченные выстрелами тюки с опиумом-сырцом, который был спрессован в бруски и завернут в фольгу. Блестящая алюминиевая упаковка довольно дико смотрелась в странной милитаристско-варварской обстановке.
Несчастный осел — не такой и упитанный, кстати, теперь лежал на боку и тяжело дышал, страдая от кровоточащей раны в спине.
— Ермаков! — Герилович был непреклонен. — Теперь ишак — твоя забота.
— Что мне — перевязать его? Я не ветеринар, тащ полковник, — этот боец был очень упрямый, я бы даже сказал — борзый.
Как прижился в армии только?
— А кто ты? — вперился ему взглядом в переносицу Казимир Стефанович. — Кто ты, Ермаков?
— Солдат, тащ полковник. Меня ослов лечить не учили.
— Занимайся! Тем, чему тебя учили...
Ермаков приставил дуло СВД к уху животного и выстрелил. У меня, кажется, сердце пропустило удар в этот момент, а один из пленных — тот самый, в ботинках, заорал дурным голосом и принялся вынимать из-за пазухи какие-то мешочки и выбрасывать их на пыльную землю. Вдруг оказалось, что не такой он и толстый!
— Та-а-ак! — Герилович вскрыл один из
тряпичных свертков и продемонстрировал мне его содержимое. — Это уже совсем ни на что не похоже! Скупщики опия тащат еще и самоцветы?Знакомым холодным синим огнем жег глаза лазурит.
— Я знаю, куда мы направимся после Файзабада, Белозор. Есть один человек, которому такие расклады сильно не понравятся... И ты, кажется, очень хотел взять у него интервью.
Я принялся гадать — кто это мог быть? Наджибулла? Тухаринов? Громов? Кармаль?.. Но спросил совсем другое:
— А Шаеста?
— А что — Шаеста? Или ты думаешь, что мы тут с тобой одни на весь Афган воюем? Больше некому? Передал я информацию кому надо, а тот кому надо положит ее на тот стол, который надо в то самое время, когда надо... Не боись, врежут твоему Вазиру Хистаки так, что мало не покажется... Хотя он тоже — далеко не дурак! Кадровый офицер, у нас, в Союзе учился... Даром, что капитан — под его рукой несколько тысяч басмачей ходит! Но — разберутся, уж поверь мне. Обещали, что разберутся капитально!
Было у меня нехорошее предчувствие на этот счет... Когда кто-то при больших чинах и должностях обещает, что с чем-то разберутся, тем более — капитально, то это даже хуже, чем обещание взять вопрос на контроль и по всем вопросам принять соответствующие решения.
Но поделать я с этим ничего не мог. Бабочка уже топнула ножкой, камешек пустил круги по воде, маховик запущен... Остается только ждать и пожинать плоды. Ну, к кому я сунусь со своими предсказаниями? В Контору Глубокого Бурения? Так запрут же и в мозгах ковыряться начнут, это как пить дать. И никакой Сазонкин не поможет, а на нашего Машерова у них свой Андропов найдется — он сейчас в силах тяжких, у самого престола... Хреновый из меня попаданец и прогрессор, а?
В отличие от ишака, пакистанцев достреливать никто не стал. Их обыскали, раны — обработали, сломанную ногу — зафиксировали. К двум выжившим добавился третий — тот, который пытался сбежать на ишаке. Он ударился головой при падении и лежал без сознания, придавленный мертвым ишаком. Теперь трусливый контрабандист пришел в себя и выслушивал от своих подельников и товарищей по несчастью гневные отповеди. Ну да, они имели полное право его обвинять — даже в одиночку, вооруженный китайским автоматом на узкой козьей тропке давший стрекача пакистанец мог бы доставить разведчикам массу проблем. Но для этого нужно было упереться рогом и начать воевать, а эти барыги воинами не были.
Второго ишака тоже было жалко, если честно. Тоже — не в смысле так же, как и раненых барыг, а в смысле — так же, как и первого ослика. Чем животинки-то виноваты? Это хозяева у них — контрабандисты и преступники, а животинки тут совсем ни при чем. Может, попадут теперь в свой ослиный рай...
Когда вертушки Кандаурова зависли над ущельем, солнце уже клонилось к закату, а бывший толстяк, сбросивший вес из-за потери мешочков с лазуритом, выглядел совсем плохо: из него вытекло много крови, пакистанец побледнел и дышал тихо-тихо, едва заметно. Герилович, видимо, своим выстрелом перебил ему какой-то крупный кровеносный сосуд, и теперь переживал, что теряет такого ценного "языка".
На каменистую площадку с борта ведущей "восьмерки" выпрыгнул похожий на Гойко Митича бортмеханик и принялся за свои шаманские танцы, управляя движениями вертолета. Конфискат и трофеи — наркотики, самоцветы, оружие — закидали в кандауровскую "восьмерку", прибалт-индеец, помогал нам затаскивать в нутро вертолета пленников.
Когда всё устаканилось и вертушки взяли курс на Файзабад, я уже пристроился было подремать, приткнувшись у перегородки, отделявшей десантно-грузовой отсек от кабины. Но "индеец" Эдгар подсел ко мне и попросил, протягивая измазанную то ли мазутом, то ли машинным маслом руку: