"Фантастика 2923-134". Компиляция. Книги 1-23
Шрифт:
Ухмыльнулся. Собрался уж, было, осчастливить Надю очередным «мудрым» советом (вообразил себя опытным тренером по фитнесу). Но не успел: отвлёкся, когда на фоне голоса Муслима Магомаева различил пение дверного звонка. Надежду Сергеевну отвлекать не стал («ноги за голову» — важное упражнение). Сам поплёлся в прихожую. Гадал на ходу, что за нехорошие люди пришли к нам в выходной день с утра пораньше. И почему они мешали отдыхать «нормальным» советским гражданам. Резко распахнул дверь…
…И увидел за порогом Вовчика в «адидасовской» тенниске. А позади него — кудрявого рыжеволосого парня. Тот выглядел постарше меня нынешнего лет на шесть-семь. И примерно на столько же младше себя же,
«Ванька-дурак», — промелькнуло у меня в голове подзабытое прозвище этого паренька.
Вовчик устало вздохнул — взглянул на меня… виновато.
Его сопровождающий посматривал на меня с любопытством, не вынимал руки из карманов брюк.
— Привет, — сказал я.
Обратился сразу и к Вовчику, и к его спутнику.
Старший из рыжих подтолкнул младшего в спину — мне навстречу.
Вовчик отмахнулся от родственника — раздраженно и обиженно. Поздоровался со мной. И протянул мне две красноватые купюры.
— Вот, — сказал он.
Поджал губы, свободной рукой провёл под носом.
Я посмотрел сперва на хмурое лицо Вовчика, потом на банкноты в его руке.
Спросил:
— Что это?
— Деньги, — объяснил младший из рыжих. — Двадцатка.
— Вижу, что деньги, — сказал я.
Скрестил руки на груди.
— Я тебя о другом спросил. Зачем ты мне их даёшь?
— Двадцать рублей, — сказал Вовчик. — За мою рубашку. За вот эту.
Он постучал себя по груди (по адидасовскому логотипу), зыркнул на меня исподлобья — словно попросил извинения.
— С фига ли? — сказал я.
Убрал руки за спину.
— Не надо никаких денег. Ведь это подарок.
Я дёрнул плечом, сказал:
— Вовчик, мы же об этом говорили. Что здесь непонятного?
Вовчик шмыгнул носом.
— И я им это говорил! — сказал он.
Бросил недовольный взгляд через плечо.
— Тётя Надя мне её подарила! — заявил он. — За просто так! Слышал, что сейчас Миха сказал?
Вновь посмотрел мне в лицо.
— Набросились на меня дома, — сообщил он. — Словно я ворюга какой-то. А батя ещё и выпороть хотел!
Вовчик снова потёр нос.
— Слишком дорого для подарка, — подал голос его старший спутник. — Деньги бери, пацан. Матери отдашь.
«Ванька-дурак», — снова промелькнула у меня в голове похожая на «обзывательство» фраза из прошлого (моего прошлого — не Мишиного).
Младший из рыжих снова протянул мне банкноты — я никак на его жест не отреагировал.
Проигнорировал я и слова старшего из гостей.
— Вовчик, а что это за товарищ вместе с тобой явился? — спросил я.
Говорил спокойно.
Мальчишка скривил губы.
— Брательник это мой, — сказал он, — Ванька. Батя ему велел вместе со мной пойти. Чтобы я деньги вам за рубашку отдал — не зажулил.
— Ясно, — сказал я.
Поднял взгляд на Сомова-старшего.
— Уважаемый Иван, — сказал я. — Спешу сообщить вам, что белая тенниска с вышивкой на левой стороне груди в виде логотипа немецкой транснациональной компании по производству спортивной одежды, обуви и аксессуаров «Адидас» — это не что иное, как подарок от моей мамы, Надежды Сергеевны Ивановой, вашему младшему брату, Владимиру… Сомову. Плату за подарки в моей семье брать не принято. Потому свои двадцать рублей вы можете… благополучно вернуть в семейный бюджет. Такое разъяснение вас устроит?
Иван Сомов вновь вынул из кармана руку, положил её брату на плечо.
— Пацан, ты не умничай, — сказал он. — Лучше мамку позови. Она дома?
Я
глубоко вздохнул — успокоился.Ответил:
— Во-первых, у меня не мамка, а мама.
Вовчик толкнул брата локтем, прошипел:
— Понял?!
— А во-вторых, она сейчас занята, — сказал я. — Мама медитирует.
— Что она делает? — переспросил Иван Сомов.
Тряхнул рыжей шевелюрой.
— Медитирует, — повторил я. — Отдыхает от работы: даёт мозгу расслабиться после недели тревог, напряженного мышления и построения планов. Выходной у неё сегодня! Разве непонятно?
Покачал головой. Устало вздохнул.
— Ладно, — сказал я. — Только ради Вовчика. Сейчас её приведу.
Я в общих чертах обрисовал Надежде Сергеевне ситуацию — как её видел сам (родители заподозрили Вовчика в воровстве, а нас пытаются выставить в его глазах меркантильными негодяями). Говорил спокойно и понятно. Добился нужного результата: Надя возмутилась, сжала кулаки и ринулась в прихожую. Там она обрушила на Ивана Сомова своё негодование, преображённое в яростный словесный поток. Она объявила, что «Вова — хороший мальчик»; сказала, что подозревать Вовчика в преступлении — «недопустимо».
На слова старшего Сомова о «слишком дорогом» подарке Надя ответила, что сама пошила тенниску. Объявила, что только она может оценить стоимость своей работы в денежном и любом другом эквиваленте. Назвала Вовчика моим другом; и «убедительным» тоном пояснила его брату: для советских людей «дружба» — это не пустое слово, «мы не обмениваем её на два червонца!». Я не проследил всю логическую цепочку её доводов. Но всё же признал их «убедительными» и «сильными».
Смотрел на раскрасневшееся лицо Мишиной мамы; мысленно упрекал себя в том, что поленился разрулить ситуацию без Надиного участия, что пошёл по лёгкому пути — противопоставил мужским доводам и логическим рассуждениям женские эмоции. Но всё же признал, что Надежда Сергеевна справилась с задачей. «Противник» был ею достойно встречен и повержен. Надя наглаживала «обиженного» Вовчика по голове (тот не пытался отстраниться), хлестала язвительными упрёками и «убийственными» доводами его старшего брата.
Я взял её за руку, погладил по плечу — успокаивая.
— Мамочка, — сказал я. — Ну что ты так разволновалась? Это было просто недоразумение.
Улыбнулся.
— Юноша уже всё понял и осознал, — сообщил я. — Он обязательно разъяснит ситуацию своим родителям.
Повернулся к старшему Сомову, спросил:
— Ведь так, Ваня?
— Эээ… да!
Иван Сомов закивал, соглашаясь с моими словами. Парень выглядел оглушённым, слегка шокированным. Надин яростный выпад заставил его отступить к самым ступеням (я даже волновался: как бы он не оступился и не покатился кубарем вниз). Ваня уже не выглядел надменным и уверенным в своей правоте. Он явно не ожидал от Нади подобного напора. Я отметил, что юноша пока не дорос до того, чтобы на равных спорить с взрослыми женщинами (в особенности с теми, которые защищали детей). Но порадовался, что тот оказался благоразумным: Иван не перешёл в споре на крики и оскорбления, чем заслужил моё уважение.
Я попросил Мишину маму вернуться в квартиру — прикрыл за её спиной дверь.
Спросил у Сомовых:
— Ну что, господа-товарищи, проблема решена?
— Решена, — ответил Вовчик.
Обернулся.
— На! Забери.
Он сунул деньги брату в руку — тот безропотно взял банкноты.
Иван Сомов посмотрел на две десятирублёвые купюры, ухмыльнулся.
— Так сколько, говорите, такая тенниска стоит? — спросил он.
— Ты чё, так и не понял?! — воскликнул Вовчик. — Это тёти Надин подарок! Сам ведь слышал!