"Фантастика 2923-134". Компиляция. Книги 1-23
Шрифт:
Увидел, что на пороге комнаты вновь появилась Надежда Сергеевна. Она куталась в халат, не выглядела сонной. Подошла к моей кровати, поправила край одеяла.
— Мишутка, ты почему не спишь? — спросила Надя. — Не выспишься: завтра рано вставать.
— Уже почти уснул, — сказал я.
Демонстративно зевнул, потёр глаза. Мишина мама улыбнулась, погладила меня тёплой ладошкой по лбу, поцеловала в висок. Я почувствовал свежий запах «Рижской сирени».
— Спокойной ночи, Мишутка, — сказала Надя.
— Спокойной ночи, мама, — ответил я.
Утром я шагал к школе в привычной компании. Вовчик рассказывал о своём дедушке «в честь которого назвали великана». Павлик Солнцев подначивал его язвительными (но
На пороге школы меня никто не встретил: ни милиционеры, ни Терентьева и Удалова. А вот классную перед началом занятий я увидел. Но та не потащила меня к директору — лишь поинтересовалась моим самочувствием. На уроках я часто поглядывал на дверь. Смотрел по сторонам и во время перемен, провожал взглядом учителей и дежуривший сегодня старшеклассников. Однако по мою душу никто так и не явился. Все мои «дурные предчувствия» оказались паранойей. Оправдала мои ожидания только Каховская. На первой перемене Зоя допытывалась, куда я ходил вчера (во время занятий). Не скрыл от неё свой маршрут — честно признался, что навещал генерал-майора Лукина. Рассказал, как пил в гостях у ветерана Великой Отечественной войны чай и разговаривал с Фролом Прокопьевичем о кактусах.
— О кактусах? — переспросила Зоя.
Она преградила мне путь в класс. Её большая родинка (та, что над губой) маячила на уровне моего носа. Каховская удерживала меня за рукав куртки, будто опасалась, что я сбегу (а может, намеревалась провести борцовский «приём» — сделать подсечку или провести бросок через бедро). Сыпала вопросами. Недоверчивым прищуром и ухмылкой реагировала на мои ответы. Столпившиеся в школьном коридоре четвероклассники посматривали на нас с ехидными ухмылками на лицах, перешёптывались (я уловил обрывки парочки «плоских» шуток). Но ни меня, ни председателя Совета отряда четвёртого «А» класса их ухмылки и шепотки нисколько не волновали (меня детские сплетни не задевали, а Зою сейчас интересовали лишь мои «тайны»).
— О кактусах, Каховская, о кактусах, — сказал я. — Что тебя так удивило? Это же замечательная тема! С Фролом Прокопьевичем о кактусах можно разговаривать часами. Он столько всего о них знает! И я теперь — тоже. Хочешь, расскажу тебе, как правильно ухаживать за гимнокалициумом горбатым?
Уроки прошли буднично и скучно. Разве что я снова сплоховал на математике: задумался о «посторонних вещах» и слишком быстро справился с контрольной. Но всё же скрыл скороспелые результаты своего труда от учительских глаз. И до самого звонка изображал занятость (деловито рисовал в черновике косички из восьмёрок). Зое Каховской на математике не понадобилась моя помощь: наша с ней совместная работа над домашними заданиями принесла плоды — девочка справилась с примерами самостоятельно. Но я всё же бросил украдкой взгляд в её тетрадь (на всякой случай), проверил ответы. Кивнул. На лице заметившей мой жест Каховской тут же расцвела горделивая улыбка.
Переступив по окончанию занятий порог школы, я даже растерянно оглянулся. Но никто меня не окликнул, никто не бежал за мной следом. Удивлённая моей заминкой Зоя дёрнула меня за руку. И напомнила, что сегодня мы «тренируемся» у неё дома.
—…В партере тебе уже сложно будет оторвать руку противника от одежды, — говорил я. — Поэтому ты захватываешь запястье соперника, когда у вас идёт борьба — не
позволяешь схватить тебя за кимоно. Ещё раз повторяю, Каховская! Вот, смотри.Я лежал спиной на одеялах, а Зоя стояла рядом со мной на коленях — изображали работу в партере. Зоино кимоно перекосилось, обнажило часть правой ключицы. На висках Каховской блестели капли пота.
— Хватаешь его запястье, — сказал я. — Не куртку. Да, это не совсем типично для самбо, но допустимо. Вот так. Видишь? А после этого привстаёшь к противнику. Не ждёшь, когда он к тебе опустится, а сама двигаешься ему навстречу. Ррраз…
Схватил Зою за руку — прикоснулся к её плечу, похлопал по нему ладонью. Акцентировал внимание девчонки на каждом своём движении. Каховская молча слушала.
— Притягиваешь его к себе, — показывал я. — Забрасываешь вот так ноги. Посмотри. Видишь? Сейчас их нельзя скрещивать. А потому ты их просто раскрываешь. Растянула, ноги раскрыла — ничего сложного. И из этого положения мы доделываем узел плеча.
Усилил давление. Каховская ойкнула — скорее от неожиданности, чем от боли. Я тут же выпустил её из своих объятий. Коснулся лопатками пола. Зоя повернула ко мне покрасневшее лицо.
— Какие тут нюансы, — говорил я (будто не заметил её смущение). — Растягиваешь ты противника, чтобы он не сделал кувырок: потом тебе покажу, как это. Второй момент: вот здесь у нас обязательно оказывается прямой угол в руке. Ты прижимаешь его плечо своим локтем, чтобы сустав не гулял.
Я снова ухватил Каховскую за руку, притянул к себе. Зафиксировал её положение. Пошевелил рукой — показал Зое положение своего локтя, прикоснулся к плечу девочки.
— Если не прижимать рукой, то плечо соперника будет гулять, — объяснял я. — Противник будет выгибаться, и узел не получится. Поэтому фиксацию делаешь жёстко. И тянешь его предплечье в сторону своей головы. Но не заводишь его руку за спину: в спортивном самбо такой вариант запрещён.
Позволил Каховской высвободиться из захвата. Дождался, пока она вернётся в исходное положение и поправит форму. Взглянул на циферблат настенных часов (Юрий Фёдорович вновь задерживался на работе).
Зоя потёрла плечо и спросила:
— А есть и неспортивное самбо?
— Есть, — ответил я. — Бывает и боевое самбо. Но только тебе пока хватит и разрешённых приёмов. Ты ведь на соревнованиях будешь с Зотовой биться, а не на полу в школьном коридоре. Давай ещё разок повторим узел плеча. Сделаю всё медленно. Смотри и запоминай…
Вечером я вновь прислушивался к беседам Нади и Виктора Солнцева (те ворковали в гостиной, но до меня доносились обрывки разговоров). Меня не интересовали их «нежности», я не выяснял интимные подробности их отношений. Ждал от «взрослых» рассказов о звонках из милиции, к примеру (так и не узнал: понадобилось ли папе алиби). Пытался понять, расспрашивали ли Надежду Сергеевну обо мне или о генерал-майоре Лукине — при очной встрече или по телефону. Но ни Виктор Егорович, ни Надя Иванова не затронули интересные мне темы. Я лишь наслушался от них непредназначенных для детских ушей признаний и глупостей, ставших продолжением ночного «концерта» (убедившего меня в том, что секс в СССР всё же существовал).
Нину Терентьеву и Катю Удалова я повстречал у входа в школу — утром в четверг, двадцать седьмого сентября. Девицы не торопились на занятия, беседовали со сверстниками. Дождик уже не моросил, но асфальт под моими ногами влажно блестел. Катя и Нина почти одновременно взглянули на моё лицо — резко замолчали. Я сообразил: они меня узнали. Шагавшая по левую руку от меня Каховская не среагировала на внимание старшеклассниц, преспокойно прошагала мимо Терентьевой и Удаловой к дверям школы — увлекла за собой и меня. А я не удержался: подмигнул старшеклассницам. Те меня не окликнули. Не попытались остановить. Но я чувствовал на спине пристальные взгляды подружек покойной Оксаны Локтевой, пока не затерялся в толпе школьников.