Фантастика и новое видение мира

Наука, становясь "элементом прекрасного", структурообразующим фактором, воздействует на образный строй, на сюжетные построения, лексику, стиль и других ответвлений фантастики - то с упором на странные идеи, преимущественно в области биологии (Рони-старший), то - на таинственные явления природы и феномены психики (Э. По, Вилье де Лиль Адан), то - на социальные парадоксы и релятивистские научные представления (Г. Уэллс). Для фантастики XX века последнее оказалось особенно действенным. Уэллс и его последователи переключают эмоции с восторженных описаний "чудес науки" на изображение всевозможных последствий обращения науки во зло.

Очевидно, что научно-фантастическое творчество и родственные по аналитическим методам научно-художественная и детективная проза, помимо обычных человековедческих задач, свойственных всякому виду искусства, решают и задачи особые, вбирая в свою поэтику новые компоненты. Эстетическую функцию могут выполнять научные и философские размышления, идеи, гипотезы, интересные сами по себе, иногда даже независимо от характеров и личностных интересов, семейных, деловых, производственных отношений. Короче, игра ума, обнаженная мысль, любование интеллектом могут стать самоценными в любом из "научных" жанров. И эти "дополнительные" нагрузки при хорошем исполнении вовсе не кажутся принудительными, не только не разрывают художественную ткань, а придают ей новые свойства.

И здесь - широчайший спектр возможностей, выявленных далеко не полностью и в наше время. Наука как предмет художественного изображения воплощается и в образе ученого, и в его идеях. Например, то и другое уравновешено в повести Д. Гранина "Эта странная жизнь", а, скажем, в произведениях И. Ефремова идеи явно превалируют над образами, и тем не менее книги его покоряют. Покоряют не только логикой рассуждений, но и голосом самого автора, органически сочетающего в одном лице писателя, ученого и мыслителя.

В некоторых случаях персонажи - не более чем "знаки" с условным обозначением имен и свойств характера. В философско-фантастической прозе Г. Гора главное - не сюжет в общепринятом понимании, не движения души, а размышления о времени и пространстве, смерти и бессмертии, пределах знания... И эти размышления поэтичны, создают лирический эмоциональный настрой. Но в реалистических повестях того же писателя персонажи предельно индивидуализированы.

Почему так происходит, Геннадий Гор объяснил в статье "Ученый - герой научной фантастики": "Наука влияет не только на выбор темы и сюжета произведения, но и касается внутренней, духовной структуры. Меняется не только художественное мышление, но и образ человека, ученого или изобретателя, героя научной фантастики. Функциональное берет верх над субстанциональным... потому, что писателя-фантаста в первую очередь интересует в человеке интеллект, а затем уже характер".

Типичный научно-фантастический рассказ увлекает воображение парадоксальной идеей, небывалым экспериментом, странной гипотезой. Конфликтная ситуация и внезапный поворот действия акцентируют моральную подоплеку проблемы, немыслимой вне человеческого содержания. И в то же время герою отводится узко функциональная роль.

Д. Биленкин в новелле "Гениальный дом" строит коллизию "от обратного" - не как мы относимся к дому, а как дом относится к нам. Одухотворение дома позволяет запечатлеть необычное глазами рассказчика, ничем другим не примечательного.

В рассказе А. Шалимова "Окно в бесконечность" ученый-маньяк осуществляет вивисекцию человеческого сознания, отнимая у "пациента" самое сокровенное его "я". Аморальная личность ученого как бы прилагается к наукообразной мотивировке преступного опыта.

"Великая сушь" В. Рыбакова - рассказ о неудачном эксперименте с зарождением жизни на далекой планете и последствиях допущенной ошибки, приведшей к гибели едва зародившуюся жизнь. Героя терзает сознание вины, и все-таки главное - не он сам, а проблема, которую он выражает.

Типология такого рода произведений - а некоторые из них блестящи скрадывает личностные свойства героев. Доведение до крайности подобных тенденций - нарочито рассудочные рассказы М. Пухова, как бы беллетризованные фантазии физика (авторский сборник "Картинная галерея"). В сюжеты облекаются умозрительные гипотезы. Герои - всего лишь "рупоры идей", а подлинные "герои" - сами идеи. Многомерные миры, тоннели в пространстве, загадочные явления в Галактике фиксируются через восприятие и реплики персонажей, интересных именно в этом качестве и ничем больше.

В конечном счете все зависит от замысла. Когда главное - проблемы и антураж, герой тускнеет. Когда идеи от человека не отделяются, а способствуют выявлению человеческой сущности, достигается наибольший эффект. Но одно не исключает другого. Специфика фантастических проблем и коллизий влияет на структурные признаки даже и таких вещей, где на первом плане - яркая личность. Так, скажем, одиссея Рэдрика Шухарта в "Пикнике на обочине" братьев Стругацких ошеломляет читателя на фоне изображенной во всех деталях, удивительно пластично и зримо, загадочной зоны Посещения. Не будь зоны, не было бы и повести.

Неверно считать, справедливо замечает А. Урбан, что все дело в герое: "Таким образом приглушается, а то и вовсе снимается специфика фантастического. Если вся суть в герое, то что до того, в какое положение поставит его автор: полетит ли герой к Андромеде, будет ли сражаться с драконом, преследовать убийцу или выводить новую породу свиней - только бы сполна выявились его активные качества, создавались условия для решительных поступков и действий. Ясно, что говорить о фантастике, не держа на примете главной ее проблемы, проблемы фантастического, немыслимо".

Однако было бы преувеличением утверждать, что тяготеющие к научному мышлению жанры получили безоговорочное признание со стороны литературоведов и критиков. Теоретики, не проводя дефиниций между разными художественными системами, иногда невольно снижают объективную значимость даже лучших, вызвавших общественный резонанс и проверенных временем "пограничных" произведений. Привычные литературные мерки не всегда к ним подходят, человековедческие эталоны достоинств реалистической прозы недостаточны для раскрытия "сюжетов мысли", обращенных, как это бывает в фантастике, не столько к эмоциональному, сколько к рациональному восприятию. Отсюда предубеждения, подчас незаслуженно суровые оценки или вынужденное полупризнание в своем роде замечательных книг.

3

Известно, что в наш бурный век принципиально новые открытия рождаются на гранях, или, как говорят, на стыках нескольких отраслей знания, при сопряжении "далековатых идей", при немыслимых прежде сочетаниях самых разных наук. Известно, что и в искусстве принципиально новые явления возникали и, несомненно, будут еще возникать на стыках логических и образных структур. На этих далеко еще не притершихся гранях таятся неиспользованные возможности, перспективы новых художественных открытий.