Фантазии

— Лизка, ты молодец, но смотреть на меня так не надо, договорились? Я не то, что ты хочешь.

— А ты знаешь, что я хочу? — срывается само собой.

Он снова резко останавливается, поворачивается к ней и отрезает:

— Успокоилась. А то пойдешь сейчас отсюда подальше, понимаешь, да? — Теперь темные глаза Горшенева пугающе злые. — А я не хочу, чтоб ты уходила. Так что давай, ноги в руки и вперед.

«А я не хочу, чтобы ты уходила… Не хочу, чтобы ты уходила…».

Лиза много курит. Она бесконечно волнуется перед концертом. Мнется за кулисами и продолжает курить.

— Ну, что такое, малявка? — раздается за спиной, и она оглядывается, чуть ли не колотясь от дикого страха. Миха осторожно обнимает ее за плечи. — Не бойся, все нормально. Чего тут бояться?

— Да… нечего совсем…

Ей спокойнее, когда Миша рядом, вот она даже тепло его ощущает и запах улавливает. Он переговаривается с Ренегатом, а сам все еще держит ее за плечи.

Хорошо. Ей так хорошо здесь.

А Метелин был не прав…

И бегут по небу облака, а за ними тянется душа. И она заволновалась: рвется, мечется внутри. Хочет так на небеса, да кому ты там нужна?

========== Часть 3 ==========

Примечание: Да простит меня Миха за упоминание Анфисы. Я не со злым умыслом…

***

Лиза снова воюет с сигаретой. У нее вообще со спичками вечные проблемы. Ломаются в руках, падают на пол. Вероятно, сама виновата. Руки колотятся, как у ненормальной, будто кого-то увидела, кого-то страшного. На самом деле все гораздо проще. За дверью гостиничного номера, где они остановились всего три часа назад, раздаются рычащие вопли Михи. Ни для кого не секрет, что это с ним происходит. Лиза Стогова тоже все знает. Ребята злы на Мишу, а Лиза сама не своя.

Горшенев пьет за их трехнедельную поездку как раз третий раз, то есть один злосчастный разочек в неделю, да такой разочек, что потом все оставшееся время проводит либо в кровати, либо в сортире, облевав весь унитаз.

— Вот какого хрена? — тихо бормочет Стогова и глубоко затягивается, потом смотрит себе под ноги и пинает мыском ботинка рассыпавшиеся спички. — Какого…

— Лиз, ты это, иди поешь чего, — из-за соседней двери высовывается Князев, облизывая губы и что-то пережевывая.

Стоговой тошно. Она не может есть, потому что голову буквально разрывает от стонов Миши.

— Не хочу, — отрезает она, снова затягиваясь дымом.

Однако Андрей считает, что просто обязан поговорить с ней.

— Слушай, — выходит он в коридор, — ты за Миху не переживай. Ну перебухал, с ним такое частенько. — Лиза молча смотрит на Князя. — Проспится и все встанет на свои места.

— Андрей, завтра концерт…

— Вот именно — завтра.

Князев уходит в номер этой дешевой гостиницы «совкового» периода, где на серых стенах изображены пионеры; какие-то мутные спортсмены в синем трико и глупых шапочках-петушках; девочки-ромашки.

Лиза все ждет, что Миха перестанет голосить, и когда он действительно затихает — спустя где-то час — она осторожно толкает дверь его номера и входит. Внутри темно, потому что тяжелые шторы плотно задернуты. Воняет пивом, медикаментами, соленой рыбой и колбасой.

Стогова замечает Горшенева на полу. Вначале она столбенеет, решив, что он просто-напросто умер, но потом Миша шевелится.

На деле оказывается все гораздо проще, чем она думала, стоя в коридоре, проще, чем они все думали.

Горшенев, упившийся «пенным», все же соображает, что происходит, но ему чертовски паршиво. Он лежит на правом боку и стонет. Лиза подходит к нему, присаживается на корточки и спрашивает:

— Ты чего ноешь, а? Я поседела из-за тебя.

— Ты… ты и так седая… — бормочет изрядно вспотевший Миша, говоря о цвете волос девушки, обожающей подобные оттенки. — Чего приперлась?

— Ты орешь уже несколько часов.

— Зуб… су-у-ука… — скулит Горшенев.

С минуту Стогова просто смотрит на Горшка, а потом, упав на пятую точку, начинает истерически хохотать, пару раз ударив Мишу кулаком в плечо.

— Ты сволочь, Миха! — визжит она так громко, что прибегает Ренегат с Князем.

— Вы чего тут? — спрашивает Саша. — Вдвоем ужрались, что ли?

И Лиза снова заходится смехом, а потом выдавливает из себя:

— Ему зуб болит. Просто зуб болит.

Парни переглядываются, пожимают плечами и выходят в коридор, и Князев бросает на ходу:

— Вы созданы друг для друга…

«Если бы, — думает Стогова, — если бы».

***

Здесь я вижу смерть, вижу свет,

Как видят след.

Как свет звезды, как свет любви,

Которой нет.

Она ушла. Она зовет меня во мрак.

Уходит боль, уходит страх.

Пусть будет так…

Он не собирается пить, потому что ему противно от самого себя. Но еще противнее от того, что вот эта малявка, что сидит рядом с ним, верит в него. Хотя бы раз может он не упасть лицом в грязь? Наверное, стоит попробовать. Ну побухал пару раз, пора и честь знать.

Ребята проводят вечер всей командой в одном номере. Режутся в карты, громко гогочут, делают ставки, потягивают пиво, но Горшенев — ни-ни.

Лизе все равно, как будто бы все равно, уж она-то умеет притворяться. И вроде бы все круто, все идет своим чередом, но тут в дверь кто-то стучит — один раз, но громко, будто ногой — и Миха кричит:

— Заходи!

И неизвестный Лизе «персонаж» нагло вваливается в номер. Странно, что вообще постучал, мог вовсе не делать этого и сразу войти, раз такой борзый.

Стогова почему-то тут же переводит внимательный взгляд на Мишу, а тот при виде парня, стоящего на пороге и покачивающегося от алкогольного угара, меняется в лице.

— А ну вышел отсюда, к херам! — выкрикивает Горшенев, от чего Лиза машинально стискивает руку Ренегата, сидящего справа от нее. Тот осторожно освобождается от хватки девушки и говорит:

— Миха, спокойно, сейчас я его выведу.

Незнакомец фыркает так, что из его рта брызжет слюна, и парни начинают возмущаться, а Горшенев в какой-то момент, вскочив и один махом перешагнув через низкий кофейный столик, буквально вываливается в небольшой коридорчик.

Стогова ни черта не понимает, все смешивается, в воздухе мелькают кулаки, ноги, головы. Кровь… многовато крови для обычной потасовки.