Фантазилки (Рассказы)

Средняя голова деликатно кашлянула, напоминая о своем присутствии. Мужик вздрогнул и оглянулся.

– Пуганем?
– тихо шепнула ей на ухо Правая.

– На што?
– отозвалась та.

– Чтоб неповадно было... Давай, ляпни че-нь'ть, ты же умеешь.

– Кха-ха-ха!
– прочистила горло Средняя и взревела на весь лес первое, что пришло на ум: - Конь на обед, молодец на ужин!!!

Левая голова, прыснув, залезла под мышку и затряслась там от беззвучного смеха. Мужик побледнел и выхватил нож.

– А-а, ножичек!
– ехидно протянула Правая, и обе головы облизнулись с показной жадностью.

– Ну, ну... Ножичком...

– ...ножичком, значит...

– ...меня бить собрался?

– Отлезь!
– рявкнул "молодец", сорвал голос и сипло добавил: - Убью!

Из леса послышалось дикое ржание коня - видимо, плутая в потемках, он наткнулся на логово бабкиной избы. Та спросонья напинала бедной кляче и сама в жуткой панике удрала поглубже в чащобу.

– Ой, не могу!
– донеслось из-под мышки, и утирающая слезы Левая голова вынырнула наружу.
– Ох, потешил... Ты кто хоть будещь-то, а?

Мужик отступил на шаг и взмахнул ножом.

– Ну, хватит, хватит, - примирительно сказала Средняя голова.
– Ты это брось. Пошутили и будет. Я ведь, по правде сказать, и не крал никого. И чего ты сюда приперся, никак в толк не возьму... Э-э-э... как там тебя?

– Иван, - хмуро сказал тот.
– Можно - Ваня.

– И чего ж ты, Ваня, по лесам шляешься? Дело пытаешь, аль от дела лытаешь?

– От дела лытаю...
– грустно вздохнул тот, почесал в затылке и, сорвав с головы шишак, в сердцах так шваркнул им оземь, что тот погнулся.
– А, пропадай моя телега, все четыре колеса! Понимаешь, э-э-э... Змей... Ты ведь Змей?

– Ну, да. Это я.

– Понимаешь, Змей, все ходят по свету, хотят чего-то, славы себе ищут. Войн уж почитай лет пять никаких нет, а мне прославиться - во, как надо! Мечта у меня, понимаешь, на княжеской дочке жениться... Ну, вот, понимаешь... и решил, понимаешь... это... А, да и так все ясно... Отпустил бы ты меня, а?

– Да я вроде тебя не держу... Вот только не суйся сюда больше, лады? Заповедное место. Ищи себе славы в других краях. Конь твой, кстати, где-то рядом бегает. Волков бабка поизвела, к утру покличешь - прискачет. Лошади нашего духу боятся.

– Эт' точно...
– угрюмо закивал Иван, замялся, смущенно огляделся по сторонам и, понизив голос, заговорщически зашептал: - Слышь, друг! А может, ты мне кого присоветуешь? Я б его ухлопал - глядишь, и мне слава, и тебе польза. Бабу-Ягу, там, или Кощея Бессмертного. А?

– Ягу не трожь, - сердито сказала Средняя голова.
– Да и если Змеев где увидишь - тоже не лезь. А не то - под землей найду, да там и оставлю. А Кощей помер намедни.

– Ишь ты!
– поразился тот.
– Как это? Как это помер? Не могет такого быть! Он же бессмертный!

– Ни лешего ты не смыслишь в наших колдовских делах. Кощей - он и есть Кощей. Сволота одна. Из вас он вышел, из людей. Ал... хи... Тьфу! Ал-хи-мией да магией всякого колдовства поднабрался. Вреднючий был страсть! Сущий бес. Его окрестная нежить так и прозвала - "Кощей - Бес Смертный". Помер он. Над златом зачах. Опыты какие-то с ним делал, ну и траванулся. А жаль - ты б мог его уложить... ежели, конечно, сам бы жив остался.

– А вот Соловей-разбойник... Его как? Можно?

– А! Вот его можно, можно!
– оживилась Левая голова, вспомнив, что оный вражина хозяйничает в местах отдыха Скарапеи Аспидовны, и две другие головы согласно закивали.

– Ентот гад, Соловей-хан со своими головорезами третий год в Муромских лесах никому проходу не дает. Режет всех. Ты его излови, коли не добрались еще до душегуба, - и дело с концом!

– Ага... Ну, ты извиняй. А то я ведь что? Я ведь, когда слух пошел, что ты Марью увел, я и решил ее того... спасти.
– Мужик вздохнул.
– А вишь, как вышло. Оговор, видать. Так что, извиняй, Змей Тугарин, ежели что не так...

– Тугарин?
– хором переспросили головы и переглянулись.

– Ты че, мужик, совсем с ума сошел?
– осведомилась Правая.
– Ты посмотри на меня: какой же я тебе Тугарин?

Богатырь совсем опешил и теперь стоял и переводил взгляд с одной головы на другую.

– А... разве... нет?

– Конечно, нет! Тугарин, он только по названию Змей. А я - Горыныч! Горыныч я! Ты, когда через реку проезжал, указатель видел или не видел? Ясно же написано - "р. Горынь". Какой я после этого Тугарин?

– Да не умею я читать...
– машинально выдавил Иван и озадаченно поскреб в затылке.
– Бли-ин!
– протянул он, и в глазах его как будто проступило понимание.
– Так что же, получается, я обознался? Так, что ли?!

– Что ли, так, - подтвердил Змей Горыныч. Детина вдруг схватился за голову и забегал по поляне, потрясая кулаками и время от времени пиная несчастный шишак.

– Дык что же это я! Как же это я! Ой, беда, беда, огорченье! Надыть, свернул не там... Ай-яй-яй...
– Он остановился и топнул ногой.
– Ведь уйдет, уйдет поганый!

Три головы с неподдельным интересом наблюдали за этой беготней.

– Эк его разбарабанило, болезного...
– вслух посочувствовала Правая.
– Эй, Вань!
– окликнула она.
– Чего разбегался? Остынь, охолони малость. Присядь, вон, бражки выпей, а там решим, что делать... Одна голова хорошо, а три - лучше.

– Не до браги мне, Горыныч: Родина в опасности!
– Витязь-недотепа подобрал с земли шишак, стряхнул с него пыль, надел на голову и горделиво напыжился.
– Так что, извини, Змей, недосуг! Спешу!

– Ну, тогда бывай здоров.

Иван развернулся и быстро зашагал по тропке, ведущей в лес. Змей некоторое время постоял, потом подумал, что не худо бы снова проверить яйцо, и направился в глубь пещеры.

В это утро на скорлупе появилась первая трещина.

КОРОЛЕВСКИЙ ГАМБИТ

Король был стар.

Под стать ему был замок - эта высоченная громада, окруженная водой со всех сторон. Местами ров осыпался, крутые берега повсюду поросли травой и мхом, да и вообще он был уже не так глубок, как раньше. Весной на отмелях и под мостом, который мало кто теперь именовал подъемным, давали представления молодые лягушачьи менестрели. Стены тоже знавали лучшие времена; неровные, замшелые, сейчас они пестрели светлыми заплатами следами штурмов и осад минувших лет. А может быть, веков. Немного оставалось тех людей, что помнили, кто им владел до Короля. Нагромождение башенок, зубцов и навесных бойниц стояло здесь давно, и только старые знамена и штандарты в тронном зале хранили память о разбитых армиях, плененных полководцах и о покоренных городах, но кто их спрашивал о том? Никто.