Фантом

– Здравствуй, – сказал он.

– Buna ziua.

Оба рассмеялись собственной эрудиции, и Андрей, оставив Лючию, переместился к ним.

– Ир, не знаю, как остальной народ, а нам бы неплохо сегодня выдвигаться на Бухарест.

– Как сегодня?.. – Ира растерялась, ведь ночью Оана обещала дать ответы на все ее вопросы. Она уже хотела попросить его остаться еще на денек, но вмешалась Виолетта.

– И думать забудь! Я правильно построила фразу?

– Ты самый лучший переводчик, но почему мы не можем уехать сегодня?

– Никто не уедет сегодня, потому что… выгляни на улицу. На чем ты собираешься ехать?

– И что же нам зимовать здесь?

– Зачем зимовать? Сейчас Нику позвонит спасателям, и к утру они пробьют дорогу. Это ж всегда так делается, если кто-то застревает на cabana. Так что до завтрашнего утра никуда ты отсюда не денешься.

Ира вздохнула с облегчением – все разрешилось само, без малейшего ее участия.

– Тогда пить будем – гулять будем, – воодушевился Андрей, – я-то думал, мне сегодня за руль, – он отошел, чтоб сообщить радостную новость Лючии.

Хори молча положил свою огромную лапищу на Ирину ручку. Она подняла голову и их лица оказались рядом. Пахло от него теперь не бензином, а какой-то природной свежестью. Ире вновь стало ужасно досадно, что она не говорит по-румынски – очень хотелось сказать что-нибудь доброе, ласковое, но ей ничего не оставалось, как только накрыть его руку второй своей ладошкой. Так они сидели довольно долго, пока Ира не услышала за спиной голос Виолетты:

– Что ты хочешь ему сказать? Говори. Я переведу.

– Я? Я ничего не хочу сказать, – ответила она, не оборачиваясь, чтоб не выдать смущения.

– А я подумала, что хочешь….

Хори долго ждал, если не слова, то жеста, но не дождавшись, вздохнул, осторожно освободил руку, и поднявшись, вышел. В дверях он столкнулся со Штефаном, уже облаченным в оранжевый комбинезон, и уступил дорогу. Штефан обошел всех, обнимаясь с мужчинами и целуя руки женщинам. Ирину руку он задержал в своей чуть дольше остальных, но поскольку никакой реакции не последовало, вынужден был отпустить; что-то сказал на прощанье и тоже вышел. В холле загремели лыжи.

– Куда это он? – спросила Ира.

– Он остановился на соседней cabana. Здесь километров шесть. Кто-то сказал ему, что к Нику приехала компания, вот, он и заглянул… а тебя, как назло, не оказалось на месте.

– Он тут всех трахает? – поинтересовалась Ира с чисто русской прямотой.

– Он уже всех пере… пере-трахал, – Виолетта вздохнула.

– И никто ему не отказывает?

– Он умеет уговорить. К тому же, он звезда нашей эстрады.

– Так это его кассеты у Андрея в машине?

– Наверное… не знаю, что там у него в машине.

Ира вспомнила, как вчера Виолетта наблюдала за тем, как она переодевалась, и в отместку спросила совершенно бестактно:

– И с тобой он спал?

– Да, – в голосе Виолетты не чувствовалось неловкости.

– И с Лючией?

– И с Лючией. У него на всех сил хватает.

– А с Оаной?

– С Оаной, вряд ли. Она его терпеть не может. Она, вообще – лесное животное… по-моему, и в городе-то ни разу не была!..

– Ты не любишь ее?

– Что я лесбиянка, чтоб ее любить? – Виолетта встала и отошла, показывая, что больше говорить на эту тему не желает.

– Мы пошли чистить снег, – объявил Андрей, проходя мимо Иры, – спасатели дойдут до джипа с той стороны, а мы с этой.

– Можно я с вами? – Ира подумала, что Оана, скорее всего, хлопочет на кухне, а компания Виолетты ее не очень устраивала.

– Пошли. Там такой воздух!.. Надо вчерашнюю цуйку выгнать, а то новая не полезет.

* * *

Рабочий день прошел совершенно по-дурацки. За все время Валя не написала ни одной страницы отчета, а лишь задумчиво смотрела в окно, слепо чертя на бумаге какие-то линии. Зато в этих абстрактных мечтах время летело незаметно, и она с трепетом осознавала, что каждый миг приближает ее к вечеру – к вечеру, когда все обязательно повторится снова.

Вернувшись домой, она первым делом проверила, на месте ли зеркала, и только после этого пошла разогревать ужин. Своего первого в жизни свидания она не ждала так, как наступления ночи. Тогда у нее пела душа, и сердце замирало в ожидании чего-то светлого и небывалого; того, что должно внести в детскую жизнь яркие взрослые краски – сейчас же душа была совершенно ни при чем. Ныло тело, желавшее вновь получить не какие-то доселе неизвестные, а вполне реальные, уже прочувствованные накануне ощущения, и это гораздо серьезнее, потому что душа – субстанция, рожденная в глубинах разума, и ее всегда можно сломить, заставив подчиняться его воле. На вопрос «любит – не любит» всегда можно заставить ее дать необходимый ответ. Если, например, долго и вдумчиво объяснять, что некто плохой и его не надо любить, то она, в конечном итоге, ценой многих переживаний и слез, согласится с этим, но телу безразличны моральные и житейские философизмы – оно существует само по себе, и разум не в состоянии управлять физическими желаниями; его нельзя заставить хотеть или не хотеть, в отличие от души.

Часы показывали десять, когда Валя решила, что ожидать второго пришествия лучше не в халате с журналом в руках, а лежа в постели, уже готовой к встрече с неведомой силой, покорившей ее. Она разделась, любовно оглядев себя в зеркало. Подсознательно она, может быть, даже делала это для Него, чтоб Он увидел ее всю из своего зазеркалья. Подумала, что последний раз так придирчиво разглядывала себя обнаженную еще в юности, когда у нее только начинала расти грудь. Потом это занятие почему-то стало казаться ей непристойным. (Может, в этом сказалось влияние родителей, воспитанных в эпоху социализма, когда считалось допустимым обнажаться только в темноте с совершенно конкретной целью или в бане, а все остальное – буржуазные извращения, недостойные советского человека). Она всегда свято следовала наставлениям, один-единственный раз, совсем недавно, решившись сбросить маску, потому что чувствовала – если остаться прежней, муж исчезнет не на неделю или две, а навсегда, ведь все, что не решается позволить себе она, ему запросто предоставят другие. Единственный раз она стала собой… правда, получила взамен то, что получала и всегда – ни больше, ни меньше. А вчера она ничего такого не делала – ей же подарили то, о чем она не могла и мечтать, ведь любая, самая фантастическая мечта основывается на наших знаниях, увеличивая их в сотни раз, доводя до выходящих за рамки возможного, форм и размеров.

Валя провела руками по груди, животу, опустилась еще ниже, заведя ладони между ног… При этом зачарованно смотрела в зеркало, словно ожидая, что Он явится немедленно, вняв ее призыву. Но в зеркале отражалась лишь полочка для обуви, выглядевшая уродливым безумием на фоне ее желаний; и еще женщина с растрепанными волосами, раскрасневшаяся, с приоткрытым ртом, ласкающая свое собственное тело.

Она решила, что что-то делает неправильно, ведь не может Он однажды пришедши, так внезапно покинуть ее. Она нежно погладила зеркало, выключила свет и вернулась в спальню.

Когда тело коснулось простыни, стало совсем невмоготу ждать дальше. Ее руки заработали, и в какое-то мгновение она поняла, что в состоянии удовлетворить себя сама, но разве могло это хоть приближенно сравниться с тем, что она испытала прошлой ночью? …Их надо остановить, эти руки… немедленно!.. Валя сунула их под спину и заставила впиться ногтями в бедра. Замерла, согнув ноги в коленях. Ей показалось, что нечто черное и могучее уже приближается к ней. Она приготовилась впустить его в себя, но…. оно не приходило, ни через секунду, ни через минуту… Не выдерживая этой пытки, руки вырвались из плена и начали с силой молотить по постели маленькими кулачками. Она мотала головой, стонала, суча ногами, но и эта призывная имитация не приносила результата. Руки упали, ноги вытянулись, и она вновь замерла, не в силах дольше пребывать на грани. Надо, чтобы все было доведено до конца, так или иначе. …Нет, не иначе! Только так!.. Так!!..