Фарцовщик
Шрифт:
– Да вот, занят, диссер дописываю…
– А-а-а…
Галина Ивановна помялась и собралась уже уходить, но вдруг спросила:
– А ты Андрея давно не видел?
– Андрея? Да уже целую неделю не видел. А что, с ним что-то случилось? Почему ты спрашиваешь у меня? Ведь последнее время именно ты больше проводила времени с ним…
– Да пропал он куда-то… Не звонит, сам на звонки не отвечает, вот я и подумала, может, ты знаешь, где он?
– Жена его приехала из гастролей, ты в курсе?
– Да, – печально ответила Галя, – я в курсе.
– Наверное, он с ней время проводит, – ехидно заметил Дима, – вот жена уедет на гастроли, так сразу он и проявится.
– Ты так думаешь?
– А чего тут думать? Это очевидно.
– Дим, может,
И Галина Ивановна сунула под нос Димы номер телефона и вышла из его кабинета. Дима не хотел звонить Андрею ни сегодня, ни завтра, вообще никогда, но Галина Ивановна попросила, а ей Дима не мог отказать. Он набрал номер.
Ответила женщина, по голосу – лет шестидесяти:
– Вам Андрея? Вы знаете, он будет сегодня вечером. А кто его спрашивает, а? Дмитрий? Хорошо, я передам.
Всё, разговор закончен, и трубка на том конце положена.
Через десять минут в отдел опять зашла Галина Ивановна:
– Ну что, Дим, позвонил?
– Да позвонил, позвонил… Что ты так колотишься со своим Андреем? Человек женат, работает в епархии, кажется, у самого Питирима…
– А почему ты с таким сарказмом мне это говоришь? Просто ты, Дима, ему завидуешь, вот в твоем голосе ехидство и проходит. Ты неудачник, Дим. Понял? Вот этим всё и сказано.
Волна страшной обиды поднялась в груди Димы: «Да, может быть, у него сейчас не самое удачное время. Да, может быть, он завидует Андрею, его деньгам, его уверенности и удаче. Но зачем Галине Ивановне бить его, Диму, ниже пояса, он не понял…». Дима резко встал со стула и выскочил из комнаты. Он зашел в туалет и, включив холодную воду, долго полоскал свое лицо. Вода отрезвляла. Постояв так минут двадцать, он пришел в себя: «Я молодец, я не попался на провокацию. Я молодец, сдержал свой гнев и не нагрубил Галине Ивановне, а то сорвался бы и нагрубил бы ей… Что хорошего было бы в этом?». Успокоившись, Дима вернулся в отдел. Галины Ивановны там уже не было. Он сел и начал, было, снова писать свою диссертацию… В это время зазвонил телефон.
– Алло, алло, говорите! Вас слушают…
– Привет, старик, звонил? Мамаша передала, что ты звонил. Откуда телефон знаешь? А… Галина Ивановна дала… Значит так, давай сначала по делу. Коран мне взял в библиотеке, как я просил? А, видишь, забыл… Плохо это, старик. Возьми, пожалуйста, не забудь. Дальше. Галя говорила, что какая-то ваша сотрудница хочет продать питьевой спирт. Узнай подробнее, сколько бутылок, и что она хочет за него. Дальше. На днях ты мне очень понадобишься, наш договор остаётся в силе. В чём будет заключаться дело? Не спеши, скоро узнаешь. Да, передай Галине Ивановне, что я пока занят на работе. Питирим уехал за границу, и часть его работы возложили на меня. Как освобожусь, так ей сразу же позвоню. Что ты спрашиваешь? Почему я ей сам не звоню? Старик, ты же знаешь, какие женщины нервные и подозрительные… Я тебя очень прошу объяснить ей ситуацию, ты же её друг… Кому как не тебе успокоить её? Всё, пока, дня через два встретимся.
Дима положил телефонную трубку на аппарат и покрутил головой, удивляясь тому, до чего же этот Андрей деловой: «Всё помнит, и, как Наполеон перед сражением при Ватерлоо, диктует своим секретарям одновременно несколько писем. Жене, любимому сыну, маршалу Груши, губернатору Корсики… Хоть и противный этот Андрей, но всё же, на удивление, очень энергичный и хваткий малый… Как бы мне вот так?.. Заниматься сразу несколькими делами! А то сижу, пишу эту дурацкую диссертацию о стране, в которой никогда не бывал, и вряд ли когда-нибудь буду».
Приехав домой на Кантемировскую, он нашел Лялю опять пьяную и очень агрессивную:
– А, приехал? Что же ты сегодня к своему сыну не едешь? Надо бы каждый день ездить!
– Ляля! Что с тобой? Опять напилась, да?
– Я тебе, блядь, не Ляля, а Лариса Ивановна! Как же ты меня, Дим, достал! Тебе бы меня каждый день трахать, а что касается моего настроения, моей внутренней сущности,
тебе по херу…– Деточка, что с тобой случилось? Я к тебе так хорошо отношусь…
– А мне не надо твоих отношений! Мне нужна семья, а я вижу только трах и трах… С понедельника по воскресенье, и больше ничего… Ты чего, думаешь, что я нормального мужика не найду? Да вон их сколько ходит, и все на меня пялятся… Только ты один у нас трахальщик, а остальные говно? Очень ошибаешься! И у остальных хер не меньше твоего…
– Лариса Ивановна! Что с тобой? Белены, что ли, объелась? Или ядовитых грибов нажралась?
– Дим, ты такой умный, диссертацию пишешь… Правда, денег нет у тебя ни хера, а понять чаяния простой бабы у тебя ума не хватает. Замуж я хочу! Понимаешь, за-муж! Хочу семью иметь, простую советскую семью. Надоело мне всё… Эти мудовые отношения… Всё, устала я. Сейчас я собираюсь и уезжаю к себе, на Воронцовскую улицу. Что ты такое лицо сделал? Что я не так сказала? Тебе бы мне сейчас засадить… А я не хочу больше с тобой спать без официальных отношений. Понятно? Всё! Я уезжаю от тебя… Да что ты на меня уставился? Я тоже хочу иметь детей! Понял? Это моё женское право.
– Ляль, может, ты объяснишь мне, что на тебя сегодня нашло?
– Я тебе сколько раз говорила, что я не Ляля, а Лариса Ивановна?!
С этими словами Лариса Ивановна схватила спортивную сумку, куда были сложены её вещи, быстро оделась и выскочила на улицу, через плечо крикнув Дмитрию:
– Теперь трахаться будем с тобой только через ЗАГС!
И всё. Исчезла, как будто никогда и не было её в этой квартире на Кантемировской.
Дима остался один, ему стало грустно и тоскливо. Он нашел недопитую бутылку водки и налил себе остаток. Выпил, но закусить было нечем, кроме несъеденного Ларисой сырка «Дружба». Водка достигла диминого желудка, и ему стало лучше. «А что я, собственно говоря, огорчился? Ну не нравится девушке по имени Ляля жить так, как мы с ней жили, пускай катится… Скатертью дорога, свято место пусто не бывает. Конечно, её можно понять… Все женщины мира хотят иметь семью. Но я недавно развёлся и в данный момент совершенно не горю желанием жениться на Ляле». «А если бы тебя, – спросил Диму внутренний голос, – полюбила такая женщина, как Галина Ивановна? То ты бы женился на ней?» «Вопрос, конечно, интересный…»
Слегка пьяный Дима пытался ответить на него, но не ответил, потому что как был, так и уснул, в одежде и в ботинках завалившись на диван.
Проснулся. В квартире темнота. Где он, что он? – Дима не понимал. В первые минуты ему показалось, что он умер и находится в гробу, глубоко в земле. Ему стало страшно, и он пытался кричать, и из его горла вырвался сдавленный крик. К тому же у него затекла правая рука, и он её не чувствовал. «Вот, суки, – пришла ему в голову первая мысль, – казаки подлые, в бою руку отрубили». Потом сознание полностью вернулось к нему, и он попытался нажать кнопку настольной лампы, стоящей рядом с диваном, но не смог. Он долго растирал затекшую руку другой рукой, пока не включил свет. Часы показывали четыре часа ночи. Дима разделся и погрузился в постель. Постель была холодная, и под боком у него никого не было. «Женщины все-таки совсем не похожи на нас, причём не только физически, но и своим менталитетом… Бог их создал для продолжения рода человеческого. Что я хочу от них? – слабо ворочалась мысль сонного сознания Димы. – Только одного… Правильно говорила Ляля, только траха… Вот посмотреть на них, если не брать момент размножения, то в чём их польза?»
В этом месте его размышления прервались, и Дима крепко уснул.
Вечером следующего дня, после работы, Дима с Кораном в руках приехал на Кантемировскую часов в восемь вечера. Дверь квартиры была закрыта изнутри, и он долго возился с замком, не понимая, в чём дело. Наконец, он сообразил, что в квартире кто-то есть и позвонил в дверь. Минуты через две, после неоднократного нажимания на звонок, дверь, наконец-то, открылась, и на пороге он увидел Андрея в халате на голое тело:
– А, Дима, заходи! Гостем будешь, – приветливо улыбался он.