Фарфоровый птицелов
Шрифт:
Красавица вышла через три остановки, оставив в сердце занозу. Едет бедный Кюхельбекер, проклинает себя, думает: «И зачем я на свет родился, такой несуразный!» Дома ходил по комнате и подбирал для себя эпитеты пообиднее. В свирепом исполнении прозвучал в этот вечер «Сентиментальный вальс» – престиссимо! фортиссимо! крещендо!
Но, плохо ли, хорошо ли нам живётся, а понедельники, субботы, четверги бегут и бегут своей чередой. Сердце зализывает раны.
– Заходите, следующий! – и входит не кто-нибудь – та самая девушка из автобуса!
Кое-как удаётся справиться с собой. Как во сне расспросил, прослушал, выписал что-то. Обыкновенная простуда. Тут
– Напишите, если не трудно, ваш телефон, вдруг мне станет хуже.
– Да, да, пожалуйста!
В каком взвинченном состоянии он остаётся! Что делать с руками, с ногами, что вообще делать с собой, с таким неизлечимым, отпетым дураком? А ещё врач!
Прошла неделя и – телефонный звонок. Это она. Что за голос! Такими голосами когда-то давным-давно в Эгейском море пели сирены. У неё плохое настроение. У неё ноябрь – нелюбимый месяц.
– Не презирайте меня… я, наверное, веду себя неподобающе… мне вдруг захотелось вас увидеть… простите, если я некстати!
– Кстати! Очень кстати! Вы не представляете, до чего кстати! Я уже иду, нет, бегу! Где вас искать?
Неисповедимы капризы судьбы. Через три дня они уже не могут друг без друга. И вот уже она (ОНА!) у него в квартире слушает его игру. Он неотразимо мил, куда девалась скованность! Она так хороша – нельзя оторвать глаз! С тротуара я хорошо вижу их – забыли задёрнуть шторы. Прохожие завидуют. Да и я тоже. Тут на улице дождь со снегом, темно и неуютно, ещё и ноги промокли. Смотрю на окно – ах, ну вот, догадались, наконец, со шторами. Что ж, мне надо идти своей дорогой…
Эффектная развязка? Конечно, конечно, а как же! Эти двое будут счастливы и будут счастливы долго – всю жизнь! Ни одно облачко никогда не омрачит их отношений. Такова моя воля. И никто не убедит меня в том, что сюжет вышел пресным. Острый, ещё какой острый!
Сентиментальный роман
в 2-х частях с прологом и эпилогом
Сентиментальность нынче всюду не ко двору – бродит по свету, как бездомная собачонка, мёрзнет и мокнет, никто её в дом не пускает. Стало жалко её, открыл дверь: «Входи, входи, собачка, тебя-то мне и не хватает. Поужинаем на пару?» Пока она гостила, родился под моим пером…
Вторая половина двадцатого века. Двухместное купе. Дальняя дорога. Ночь. Инженер лет тридцати пяти дремлет один в купе. Большая станция. Проводница собирается подсадить к нему молодую особу: «Я понимаю, не по правилам, но больше мест нет, а ей раненько выходить, вы вроде такой порядочный на вид, я за вами понаблюдала, уж вы меня не подведёте, а?»
– Да, конечно, конечно, не подведу, не беспокойтесь.
Не включая света, новая пассажирка юркнула, как мышь, на своё место, повозилась с сумкой, укрылась одеялом и принялась притворяться спящей. Два человека некоторое время делали вид, что спят, и в конце концов нечаянная попутчица произнесла: «Мне кажется, вы не спите, я тоже никак не усну».
Проговорили почти всю ночь. Легко и приятно было говорить. Бог весть о чём. Вперемешку обо всём. Даже и до стихов дошло. В темноте, под плавное покачивание вагона и монотонное постукивание
колёс – «то-тут, то-там… то-там, то-тут» – оба постепенно почувствовали большое расположение друг к другу. Уснули далеко за полночь. Никто никакую проводницу не подвёл.В 6:15 утра проводница, как и обещала, разбудила. Включили свет. Увидели друг друга и… не разочаровались. Напротив. Стало как-то грустно.
– Доброе утро! Вы, наверное, не выспались? Сердитесь на меня, что я такая болтунья?
– Что вы, нет, конечно!
– Спасибо, мне было так хорошо с вами разговаривать.
– И вам спасибо, жаль, что вы уже приехали. Очень жаль. Ну что ж, прощайте!
– Да, прощайте!.. Знаете что, мне сейчас кажется, будто я знаю вас уже давным-давно. Я, наверное, буду вас вспоминать, правда! Вы… Вы меня… как-то… притягиваете. Но… меня сейчас будет встречать мой… в общем… мой жених.
Неожиданно она заканчивает свои слова неловким поцелуем куда-то в его подбородок:
– Прощайте!
Тут ей пришлось отвернуться – соринка в глаз попала.
Поезд остановился. Рослый и статный жених встретил ночную пассажирку на перроне. Вагоны бесшумно тронулись и вскоре затянули своё: «то-тут, то-там… то-там, то-тут, то-тут, то-там… то-там, то-тут».
У царя Соломона на кольце было написано, будто всё проходит. Не всё. Что-то всё-таки остаётся. Остаётся что-то.
Счастливый конец
Господь сжалился над моей мамой и убил её своим небесным электричеством.
Пасмурный день. Хандра. Бесцельная прогулка. Из подъезда старого двухэтажного дома вышла потрёпанного вида женщина, увидела меня и попросила: «Выручите, пожалуйста! Мне нужно купить спирт в аптеке, – мучаюсь с похмелья. Мне здесь уже не отпускают, помогите». Покупаю и отдаю ей три флакончика. Благодарит и уходит. Не оборачивается. Иду-бреду дальше. Сильно потемнело, ветер прошумел в верхушках деревьев – похоже, гроза надвигается. Надо поворачивать домой. Поворачиваю, иду, пою себе под нос: «Отойди, не гляди…» – привязался романс с утра и всё вертится, вертится в голове. Хандра…
Ну, нет, стоп, хватит! Как нудно, сдохнуть можно! Нет, не так всё будет…
Пасмурный день. Хандра. Бесцельная прогулка. Из подъезда старого двухэтажного дома вышла молодая женщина. На ней серые брюки и серая же майка. Притом и волосы у неё серые, и глаза, да и лицо тоже. Где-то под теменем прозвучало: «Этюд в серых тонах». И тут этот «этюд» подходит и обращается: «Выручите, пожалуйста! Мне нужно купить спирт в аптеке, – мучаюсь с похмелья. Сама я уже стесняюсь. Не сочтите за труд, помогите».
Смотрю: глаза несчастные. Иду и покупаю три флакончика. Берёт и уходит. Оборачивается:
– Вы ведь, кажется, порядочный человек?
– Очень может быть.
– Побудьте со мной немного, меня здорово трясёт.
Квартира обставлена старой, тёмного дерева, мебелью. Плотные портьеры. Вазы и статуэтки. Корешки книг за стеклом. Мягкий свет допотопного абажура. Пианино. Круглый стол с вишневой скатертью – нехитрые декорации чужой, параллельно с тобой живущей жизни.
– Вы будете?