Фарисей
Шрифт:
преподаватели и студенческий актив, которые должны показывать пример, очень часто нарушают элементарные нормы поведения в общественных местах.
Стало общим правилом, когда преподаватели ходят в институте в верхней одежде и головных уборах и разрешают это же делать студентам.
В целях соблюдения правил социалистического общежития и норм культурного поведения
ПРИКАЗЫВАЮ:
1. Впредь запретить хождение в институте в верхней одежде и головных уборах.
2. Проректору по АХЧ обеспечить работу гардеробной с 7.30 ч. до 20.00 ч., обеспечить дежурных по институту красными повязками.
3. Обязать всех заведующих кафедрами не допускать до занятия и лекции студентов без халатов и шапочек.
4. С 21 марта установить дежурства преподавателей, свободных от занятий, в главном учебном корпусе с 7.30 ч.
5. Всем преподавателям необходимо провести разъяснительную работу среди студентов…и т. д. и т. п.
Этот шедевр напомнил Изольде еще одного борца за «культурное поведение» — Медунова с его беспощадной борьбой с курением. Пункт 9 этого приказа конкретно сближает позиции этих деятелей. Заметьте, не беззаконие и коррупция, не воровство и кумовство, а верхняя одежда и курение, оказываются тем звеном, за которое они собираются вытянуть всю цепь! Как милого узнают по походке, так и «должны показывать пример» стопроцентно указывают на автора этого шедевра — заслуженного деятеля науки РСФСР, профессора А. И. Шмуля.
А жизнь, между тем, продолжалась. Больше десяти лет проработала Изольда в одной больнице, что была базой кафедры, с которой она пришла в нее, а затем другой, которая от нее отпочковалась. Больница — труженица. Больница скорой помощи. Когда у людей много работы, а как может быть ее мало, когда
решительно все подразделения работают в режиме экстренной помощи, так вот, когда много работы — людям не до склок. Климат в больнице был хороший. Главный врач — умный покладистый человек. Изольда его очень уважала. Как-то она пришла к нему с необычным предложением.
— Люди так много и так трудно работают, что не грех и хорошо отдохнуть. Мне не нравятся наши общебольничные «мероприятия». В них мало вкуса и много градусов, хоть людей небездарных в больнице немало. Давайте силами нашей клиники устроим, скажем, осенний бал.
— Господи, да кто же против? Устраивайте, с удовольствием приду с супругой.
Не пришел, правда, но бал был хорош. Изольда в нем не последнюю роль играла. Пела, читала свои стихи.
А второй, Новогодний бал, где хирурги выступали в доле с гинекологами, был еще лучше и веселей. Все были в ударе. Изольда импровизировала в роли ведущей и опять пела. Люди хорошо отдохнули, встряхнулись. Вскоре после этого до начала заседания хирургического общества, когда обычно в Доме ученых собирались не только люди одной профессии, но и старые друзья, учителя и ученики, однокашники из районов и городских клиник, стоял оживленный говор, к Изольде подошел ее знакомый, который тогда был в фаворе у Шмуля. Не без смущения он протянул ей бумажку. Как жаль, что ей не достался на память этот образчик приказотворчества, который не уступал предыдущему! Если то произведение было посвящено раздеванию, то это — увеселению. Там ей недвусмысленно приказывалось… петь. Фаворит предполагал, конечно, что за ответ он получит.
— У меня крутится кое-что солененькое на языке, но ты ведь трус и не передашь ему мой ответ дословно. А потому сообщи, что я согласна только в паре с профессором М — о — дуэт Ольги и Татьяны из «Евгения Онегина» «Слыхали ль вы…»
(профессор М. была глуховата).
Каков гусь! Петь в приказном порядке! Так ведь и «Приглашение» на заключительный концерт фестиваля искусств коллектива студентов и преподавателей института сдобрено императивом: «Ваша явка и явка всех преподавателей кафедры обязательна!». Вот так и не меньше.
Он искал врагов и беспощадно боролся с ними. Иной жизни он себе не мыслил. Лозунги о борьбе должны были вдохновлять всех. «Распущенность, расхлябанность, безответственность, равнодушие — вот наши самые опасные враги. И мы должны с ними бороться без всяких компромиссов».
Практика борьбы была не так пряма и не так принципиальна. В начале приказов (№ 56 от 12 марта 1983 года) выволочку получили те, кто его замещал, т. е. проректоры — правая и левая руки. Потом те, кто руководил парадом — финансами, материальными ценностями и другими «точками опоры». Резонный вопрос — зачем такие заместители, которые нуждаются в каждодневной порке? Их пороли в приказах, публично на собраниях, а они сидели в президиуме и заинтересованный зал мог наблюдать, как подобно светофорам менялась окраска их физиономий. Создавалось интересное положение — они явно не справлялись,
он их публично сек, но не заменял. Так как факт этот повторялся, резонно было заподозрить: может быть, они договорились? Те — молчать, а этот бить своих, чтоб чужой духу боялся. Может быть и так, но уж больно это было противно даже слышать. Как он трясет публично их грязное белье, как попрекает тем, что они устроили в теплых местах своих детей, что попустительствуют кафедрам, где работают их жены и дети. Омерзительно было и то, что никто, ни один из них не возмутился таким унижением, не плюнул, не ушел. А терпели, вытирая плевки с физиономии, держась за хлебные места.А тучи над головой Изольды все сгущались. Она кожей чувствовала эти плотные слои атмосферы. Хирург всегда ходит по лезвию, поэтому особое ощущение опасности, чувство тревоги, которое всегда оборачивается осложнением в течении болезни, жалобой, неприятностями в коллективе, редко бывает напрасным. Так и весной этого года. Изъявила желание приехать с выездным циклом солидная московская клиника. Почему бы нет? Это шанс за месяц получить солидную подготовку для тех десятков врачей районов и города. И при этом почти дома, без поездок и затрат. Врачи клиники пообщаются с хорошими специалистами, шефом–академиком, человеком во многих отношениях интересным и неординарным.
Институту до такого события дела нет. Это не борьба с врагами, и не звено, за которое надо тянуть. Но семена Борзи- ковского протекционизма неожиданно взошли ядовитым злаком. Протеже этого регулярно высекаемого сподвижника считала себя уже почти два года без пяти минут руководителем кафедры. Она доверительно беседовала с одними работниками, сообщая им, какие порядки она установит, сев в кресло. Другим очень откровенно и решительно предлагала искать себе другое место работы, т. к. «мы не сработаемся». А тут приезжает всемирно известная клиника и шеф ее публично распространяется о порядке и благополучии на кафедре и в крае, о хорошей организации работы выездного цикла, о достоинствах руководителя краевого центра. Засим незамедлительно следует террористическая акция. В те годы еще не взрывали бомб в сортирах, но эта акция очень соответствовала авантюрности ее вдохновителей. Академика и иже с ним… обокрали. Среди бела дня. Из кабинета зав. кафедрой, когда все были на утренней конференции, украли не только материальные ценности избирательно не хозяйки, а гостей, но и вещи, не представляющие никакого интереса для грабителей: уникальный хирургический инструмент академика, собранный с бору по сосенке.
— Этот иглодержатель мне подарил Гросс в Штатах, а этот диссектор Рикхем в Швеции…
Академик, человек пожилой и далеко не ангельски кроткий, должен был через час оперировать мальчика с опухолью желудка. А инструмента нет… И привычный для него ассистент на операции, доцент его клиники, не может с ним оперировать, т. к. у него украли документы, деньги и билет на самолет на сегодняшний рейс.
Хозяйка кабинета, Изольда, звонит в их присутствии по трем серьезным адресам: Управление внутренних дел, безопасности, крайком партии. День только начался, все друзья на месте. Все, как один, дружно матерно излагают версию, что и ежу понятна.
— Это же акция против тебя, Изольда. Чтобы ты предстала в облике человека, который не может ничего организовать по–человечески.
— Да что я, не понимаю, что ли? Конечно, это расчет на естественную реакцию академика, который сейчас вот сидит передо мной, как туча, и вот–вот сорвется…
— Ты что, плачешь?! Немедленно прекрати. Они только этого и хотят, мать…
— Тебе хорошо, а мне даже так нельзя облегчиться. Вот тут сидит академик и слушает меня…
Академик тут же:
— Изольда, если тебе от этого будет легче, валяй. Мы тут свои люди… Так, ребятки, кина не будет. Они просчитались. Я пойду оперировать. А вы тут оставайтесь, ждите милицию. Только ко мне стряпчих не допускайте, я их не люблю.
По гроб жизни будет благодарна этому человеку Изольда. Немолодой, нездоровый, он начисто отмел этот стресс. Он оперировал скверными инструментами, с людьми, которые не знали его привычек. Уж что там было у него на душе, но он даже подшучивал над собой по ходу операции, отпускал комплименты операционной сестре. В операционной была теплая, светлая обстановка. Оперировал он блестяще и быстро. Мальчик перенес операцию легко и вскоре был выписан. Доцента отправили самолетом в Москву со справкой вместо паспорта.