Фартовые деньги

Дело в том, что из избы тоже начали стрелять, потому что Витя Басмач подумал, будто пальбу по дому начали скрытые сторонники Ухана. Он вытащил свой «стечкин» и стал стрелять в своих собственных бойцов. Ларев, при котором был автомат, тоже не остался в стороне. Шура Казан оружия не имел и стрелять не стал, а, напротив, уполз в горницу, справедливо считая, что за двойными стенами как-то спокойнее.

Юлька с Нинкой, ничуть не пострадав, переползли от поленницы за угол дома. Здесь они чуточку отдышались.

— Через сад уходи! — сказала Юлька. — Там не попадут. И на речку беги!

— А ты?

— А я без Еремочки не пойду! — Епиха Юльке в это время был по фигу. Она тоже имела при себе автомат и, когда Нинка убежала за дом, открыла стрельбу по машинам.

Нинка далеко не убежала. Она тоже, после того, как у нее испуг прошел, вспомнила про своего Шурика. И, кряхтя, полезла в выбитое окно горницы, чудом не порезав руки и ноги об осколки битого стекла на подоконнике. Грузно соскочив на пол, она почти тут же споткнулась о Казана, зацепив ему раненую ногу, и Шура сгоряча обложил ее матерком. Это, кстати, сыграло свою полезную роль, ибо Басмач, услышав шум в тылу и стон Казана, уже хотел было пальнуть из «стечкина» по неизвестному супостату и остановился только потому, что среди Шуриного мата затесалось выражение: «Осторожней, корова неуклюжая!» Ну а потом, когда услышал, как Нинка кричит: «Это я, Шурик, не бойся!», совсем успокоился насчет опасности с тылу.

— Ты ранен, Шурик?! — спросила Нинка обеспокоенно.

— Конечно, ранен. В прошлый раз, — мрачно пошутил Казан. — Нет, дырок больше не прибавилось, не волнуйся!

— Шурик, я ничего не понимаю! — спросила Нинка. — Почему стрельба началась?

— Ты у меня спрашиваешь? Мы здесь, в доме сидели, никого не трогали. А ты на улице Швандю дрючила, что само по себе, конечно, попахивает «дуркой». Должна же была видеть, кто первый выстрелил…

— Ой, я так испугалась, что ничего не поняла…

— Короче, хрен поймешь. Бунт в сумасшедшем доме. Когда столько стволов вместе и народ на нервах — все может быть.

— Но ведь вы же все друзья вроде?

— Чего между друзьями не бывает… — вздохнул Шура.

Тем временем в перестрелку вступил еще один обладатель автомата — Епиха. Ужаснувшись тому, что Юлька в паре с ужасной Нинкой-садисткой подвергают Швандю гнусному издевательству, Лешка от общего разочарования хотел было даже уйти в лес и застрелиться. Впрочем, это оказалось не так-то просто. Едва Епиха приложил холодное дуло к подбородку, как тут же успокоился и подумал, что жизнь еще не кончена. Как раз в этот момент раздались первые выстрелы, и Епиха, с одной стороны, испытав тревогу за Юльку, с другой — охваченный чисто мальчишеским желанием в кого-нибудь пострелять, побежал было к месту побоища.

Его, конечно, запросто могли убить — хотя бы шальной пулей, которые залетали в лес и даже улетали за речку. Но, по счастью, одна из этих шальных бестий калибром 7,62, пролетев рядом с Лешкиной башкой, срезала с куста, через который пробегал Епиха, сразу несколько веток. Молодец сразу понял, что этак и убить могут, а потому плюхнулся наземь и пополз по-пластунски, благо еще лет пять назад играл с друзьями в войну и не забыл, как это делается. Неизвестно, насколько это соответствовало нормам боевого устава сухопутных войск — его Епиха и в глаза не видал, конечно! — но на практике получилось вполне прилично. Во всяком случае, Лешка благополучно дополз до какой-то ямки, находившейся в десяти метрах от ближнего к избе угла гаража. Перед ямкой, как перед настоящим окопом, имелся раздвоенный бугорок, похожий на бруствер. С этой позиции, через промежуток между гаражом и забором, ограждавшим сад, были неплохо видны машины, около которых то и дело сверкали вспышки выстрелов.

Епиха пристроил автомат между половинками бугорка, опустил флажок до упора — то есть на одиночный огонь — и нажал на спуск. Бах! — выстрел оказался неожиданно громким, Лешка аж зажмурился. Но через несколько секунд после этого там, у машин, вдруг гулко бухнул взрыв, а потом заполыхало пламя и послышались какие-то вопли.

Лешка и не подумал связать эту катастрофу со своим выстрелом. На самом деле именно он нес за это ответственность.

Дело в том, что пуля, выпущенная из Епихиного автомата, зацепила по руке одного из «басмачей», решившего бросить ручную гранату в проход между мастерской и гаражом, откуда изредка постреливал Резаный, внутренне удивлявшийся тому, что у него нашлось так много союзников. Если б граната туда попала, то крупные кусочки металла — это была мощная «лимонка» «Ф-1» с разлетом осколков в 200 метров — могли бы запросто достать и Резаного, и даже Механика.

Но раненный в руку «басмач» выронил гранату с выдернутой чекой прямо себе под ноги и заодно под бензобак «Тайги», из-за которой он собирался метать. Шарах! — невезучему гранатометчику искромсало ноги и живот, а другие осколки поразили тех, кто находился гораздо дальше от него. Причем одного — насмерть. И это было еще не все. Бензобак с 95-м фукнул, как свечка, горящий бензин плесканул на и без того искалеченного «басмача», мгновенно превратив его в живой факел. Дико вопя, он пополз по траве, потом стал корчиться и кататься, то ли пытаясь сбить пламя, то ли просто обезумев от боли. «Тайгу», конечно, тоже охватило пламя…

— Ну вот, блин! — выругался Ларев. — Подпалили чего-то! Не дай Бог на дом перекинется!

Вторую гранату «басмачи» кинули более удачно, угодив во двор мастерской, туда, где стояла «шестерка» Нинки и Шуры с разобранным мотором. У этой, правда, бак не взорвался, его только пробило, но зато взрывной волной и осколками повышибало все стекла. Кроме того, дверь мастерской сорвало с петель и отбросило на верстак.

Механик ужас как не любил, когда кто-то ломает то, что он лично построил, и буквально зверел в таких случаях. Передернув затвор пулемета и раскрыв сошки, он перескочил к порогу двери и затарахтел из «РПД» по машинам и тем, кто вокруг них находился.

Вообще-то Еремин заглядывал в коробку с лентой, но только сверху, чтоб убедиться в том, что в ленте есть патроны. А к самим патронам он как-то не присматривался. В смысле не разглядывал, есть ли среди них красноголовые зажигательные, черно-красные бронебойно-зажигательные или зеленоголовые трассирующие. Сверху, у железки, вроде бы были простые 7,62 образца 1943 года, а вот дальше Резаный насовал всяких разных, способных даже выводить из строя легкобронированную технику. Именно поэтому, когда Олег взялся мочить из пулемета по машинам, результаты стрельбы его даже озадачили. Первая очередь особого шороху не наделала, но после второй со звенящим гулом полыхнул бак еще одной «Тайги», а затем загорелся мотор «Судзуки-Самурая».

— Братва! — заорал кто-то. — Валить надо! Иначе пехом ходить будем!

— Патронов нет! Линяем!

Началась паника. Кто-то еще продолжал стрелять, другие уже заводили моторы уцелевших машин, а третьи поспешно прыгали по дверцам. Первым сорвался с места и, развернувшись, покатил к въезду на просеку «флагманский» «Лендровер» Басмача, хотя его хозяин в это время находился в доме. Затем заторопилась единственная уцелевшая «Тайга» и лишившийся братика второй «Самурай». «Шестерка», принадлежавшая покойному Ухану, заковыляла было следом на трёх колесах — четвертое пробило пулей, но потом водила бросил ее и бегом догнал «Самурая». Стрельба стихла, но тут со стороны просеки, куда вот-вот должны были выкатить «басмаческие» машины, послышался гул многочисленных моторов, засветили фары, а самое ужасное — замелькали сиренево-голубые блики «мигалок». Более того, в небесах, перекрывая автомобильные, со свистом затарахтел двигатель вертолета, откуда раздался могучий, прямо-таки не голос, а Глас:

— Внимание! Вы окружены! Остановить машины! Заглушить моторы! Выходить с поднятыми руками! При попытке к бегству и сопротивлению — оружие применяем без предупреждения!

Как раз в это время на востоке появился краешек восходящего солнца…

ОБЕД ИЗ ТРЕХ БЛЮД

— Это как понимать? — Витя Басмач, у которого в «стечкине» остался один патрон — как раз застрелиться, — вопросительно посмотрел на Ларева. — Откуда менты?!

— А ты думал, что такая стрельба со взрывами в Знаменске не слышна? — осклабился тот. — Вот мой райотдел и проснулся… Шуметь надо было меньше, спят Божьи люди.