Фашистская Европа

В Финляндии сложилась несколько иная ситуация. Здесь само государство проводило крайне националистическую политику – и весьма агрессивную. Объявлялось, что карелы и вепсы, оставшиеся в составе СССР – это тоже финны, они отторгнуты от «родной» страны. Шли в ход даже «исторические» теории, что вся северная часть Европейской России была когда-то населена финно-угорскими племенами. Следовательно, русские – захватчики. Конечно, с исторической точки зрения это было абсолютной ерундой. Предки финнов – два племени, сумь и емь. А многие другие восточно-финские племена – меря, мурома, мещера, чудь, нарова и др. – со временем «ославянились», влились в состав русского народа. Но такие «частности» оставлялись в тени, и российские области вплоть до Урала провозглашались «исконно финскими».

Но в это же время финны продолжали жить под дамокловым мечом революции! В правительстве долгое время лидировала Социал-демократическая партия под руководством Таннера. Проводила весьма левые реформы. Однако многим соратникам Таннера его реформы показались недостаточными. Они отделились и объединились с Коммунистической партией Финляндии (хотя ее руководство базировалось в Москве). Возникшая структура получила название Социал-демократической рабочей партии Финляндии. Она повела себя очень активно, па парламентских выборах получила 10 % голосов.

Правда, выглядело почти очевидным, что деньги для новой партии поступали из СССР. «Социал-демократическую рабочую партию» стали воспринимать как агентов Коминтерна и русских. О любой забастовке сельскохозяйственных батраков, лесорубов, портовых рабочих пресса поднимала шум, что это часть заговора, инспирированного Москвой. В ноябре 1929 г. произошел вроде бы незначительный эпизод. В деревне Лапуа собрались на митинг местные коммунисты и левые социалисты, а крестьяне накинулись на них,

отлупили и выгнали вон. Небольшая националистическая организация «Дверной замок Финляндии» во главе с Виитури Косола раздула этот случай как пример для всех – дескать, правым силам надо самим противостоять коммунистам. За образец взяли итальянских фашистов, стало формироваться «Движение Лапуа». У него нашлись последователи и в соседней Эстонии. Здесь возникло аналогичное фашистское движение – «Союз борцов за свободу».

9. Франция

Как уже упоминалось, Франция в послевоенные годы претендовала на роль мирового политического и культурного центра, взялась восстанавливать сильно пострадавшее хозяйство. Правда, поступающие германские репарации приходилось почти полностью отдавать за долги англичанам и американцам. В годы Первой мировой они захомутали французов очень крепко. Но те же иностранные предприниматели вкладывали деньги во французские предприятия. Да и местные банкиры были людьми небедными. Если в 1920 г. промышленное производство достигло лишь 67 % довоенного уровня, то в 1924 г. положение выправилось, уровень поднялся до 114 %.

Но и демократические безобразия проявлялись в полной мере. Достаточно сказать, что взяточничество во Франции процветало легально и законно. Считалось нормальным, если правительственный чиновник, обеспечивший выгодный подряд той или иной фирме, получал от нее «вознаграждение». Или его «брали в долю» – оговаривали проценты от будущих прибылей.

Во Франции была очень сильной и многочисленной социалистическая партия. А в 1920 г. она разделилась. Три четверти социалистов переметнулись в коммунистическую партию. Только талантами и стараниями лидера оставшихся социалистов Леона Блюма удалось восстановить ядро партии, удержать под своим влиянием ведущие профсоюзы, «Всеобщую конфедерацию труда». Но и коммунисты стали весомой силой, создали собственную профсоюзную организацию,

«Унитарную всеобщую конфедерацию труда». Забастовки и демонстрации, то коммунистические, то социалистические, были совсем не редкими.

Однако во Франции существовало специфическое явление, долгое время мешавшее «моде» на фашизм. Бонапартизм. Движение, культивировавшее идеалы империи Наполеона I, а потом Наполеона III. Кстати, многие западные исследователи приходят к справедливому выводу – между бонапартизмом и фашизмом было много общего. Культ и неограниченная диктатура вождя, демагогия, попытки проводить социальные реформы и опираться на широкие массы народа, агрессивность, проекты строительства великих империй военным путем. К этим сопоставлениям можно добавить еще одно. За Наполеоном и его военными планами стояли крупнейшие для той эпохи банкиры – семейство Ротшильдов. Но и фашистские режимы Муссолини и Гитлера подпитывались (и регулировались) кругами мировой финансовой «закулисы».

Имелись, конечно, серьезные различия – Наполеоны откровенно провозглашали себя императорами, не нуждались в поддержке государства каркасами партийных структур. Но после сокрушительного разгрома во франко-прусской войне, отречения и бегства Наполеона III среди французов жила ностальгия по прошлому. При неурядицах и кризисах вспоминали – все-таки при империи было лучше! Ярче, престижнее! Возникали бонапартистские организации, самой крупной из них являлась «Аксьон Франсез» («Французское действие»). У нее существовали отряды для мордобоя с оппонентами, «Королевские молодчики» («Камелоте дю Руа»).

«Аксьон Франсез» выступала против парламентаризма, выдвигала лозунги величия и возрождения нации. Особенно энергично она проявила себя перед Первой мировой. Возбуждала народ призывами к реваншу, требованиями расквитаться с немцами, вернуть Эльзас и Лотарингию. Страшно враждовала на этой почве с социалистами, занимавшими позиции пацифизма. В ходе войны все подобные задачи вроде бы были выполнены. Германии отомстили, отнятые области вернули. Активность «Аксьон Франсез» в значительной мере поубавилась.

Но на пример Муссолини французы оглядываться не спешили. Они слишком задрали носы. Они были победителями, пытались руководить всей Европой – с какой стати подражать итальянцам? Но по разным странам прокатились попытки революционных восстаний, а в самой Франции на выборах 1924 г. победили левые, к власти пришел кабинет Эррио. В таких условиях консервативный депутат парламента и крупный промышленник Пьер Тетенже начал формировать собственную организацию, близкую к фашистской, «Молодые патриоты». Она проповедовала необходимость усилить государство, запретить социалистические движения, выставляла отряды для охраны предвыборных митингов и для потасовок.

А в 1925 г. из «Аксьон Франсез» вышел один из активистов, Жорж Валуа, и основал боевой союз «Фасции» – он даже в названии напрямую копировал итальянцев. Валуа создал собственную теорию, что под знаменами «национального социализма» должны соединиться «фронтовики и производители». Одни устанавливают и поддерживают порядок, другие организуют производство – но должны нацеливаться на общенациональные интересы. Это позволит прекратить классовую борьбу, противостоять коммунизму. «Фасции», как и фашисты Муссолини, должны были стать одновременно политической партией и организацией боевиков.

Но драться им пришлось на два фронта. С одной стороны, с коммунистическими и анархическими смутьянами. С другой – с «Королевскими молодчиками»: они считали сторонников Валуа раскольниками, задирали при любом удобном случае. А на следующих выборах победили правые партии «Национального Блока», правительство возглавил ярый враг революционеров Пуанкаре. Однако в «Фасциях» и прочих боевых организациях он совершенно не нуждался. Использовать их не считал нужным. Порыв патриотов оказался невостребованным, начал угасать.