Фата из дождя

– Я не болтаю, я дело говорю... Потом будет поздно!

Он сердился и дышал тяжело, с хрипом. Вале кое-как удалось успокоить деда – она пообещала, что сделает все, как он хочет.

Потом Арсений Никитич снова впал в забытье. Валя сидела рядом, ловила каждый его вздох. Потом ей показалось, что ему стало хуже – тени легли вокруг глаз, хрипы усилились...

Было то ли раннее утро, то ли поздняя ночь – тени за окном еще не успели рассеяться. Она принялась звонить в «Скорую», а та не хотела выезжать почему-то. Валя сердилась и спорила, и в конце концов ей сказали, что сейчас приедут...

«Скорая» приехала через полчаса, и хмурый прокуренный фельдшер сказал ей, что это уже агония...

* * *

Десятого мая наконец пришло долгожданное тепло.

Валя сидела за невысокой железной оградой, на узкой деревянной лавочке. Перед ней две могилы – старая, с мраморной плитой, на которой было высечено имя ее матери, и свежая – небольшой холм, весь засыпанный цветами. Здесь лежал Арсений Никитич.

В душе ее царило странное опустошение и покой, словно она дошла до конца дороги, до поворота, и остановилась, усталая, ненадолго. О том, что ждало ее впереди, она старалась не думать.

Едва слышно шелестели липы над головой, солнечные зайчики метались по соседним надгробиям, и вдруг в этой тишине зачирикали воробьи – звонко и весело.

Валя вздрогнула и оглянулась на них с изумлением, словно забыла о том, что жизнь, оказывается, продолжается. Вокруг никого не было – лишь далеко, у входа, спрятавшегося в зарослях зеленого плюща, кто-то медленно брел по аллее между могил.

Она снова принялась смотреть на цветы перед собой. А потом словно кто-то толкнул ее: «Очнись, это он!» Валя снова обернулась и поняла, что фигура, бредущая по дороге, кажется ей странно знакомой.

«Нет, этого не может быть, – сказала она себе. – Откуда он тут может взяться? Это мираж, галлюцинация... Ну да, точно, галлюцинация – я, наверное, схожу с ума».

К ней приближался Ваня Тарасов.

Она вскочила. Потом снова села. Прижала руки к груди – сердце билось так сильно, как будто хотело выпрыгнуть из груди.

– Ванечка...

Да, это был он. Светлые волосы, светлые глаза за стеклами блестящих очков... Кажется, он похудел еще больше. На нем были темные брюки и темная легкая куртка – вид, вполне гармонирующий с окружающим пейзажем. «Может, у него тоже здесь кто-то похоронен, и он решил навестить... – мелькнула мысль. – Это просто совпадение! Опять мы встретились случайно... Но эти случайности так похожи на чудо!»

Впрочем, через несколько мгновений она поняла, что никакого чуда нет – Ваня встретился с ней глазами и едва заметно улыбнулся. Он искал ее, Валю...

– Господи, Ванечка... – прошептала она.

Он пробрался сквозь узкий проход между соседними оградами и подошел к ней. Валя встала, и он обнял ее. Они стояли так довольно долго, чувствуя биение сердец друг друга.

– Валя, милая... – он наконец разомкнул объятия и посмотрел ей прямо в глаза – взглядом сочувствующим и печальным. – Мне очень жаль. Бедный Арсений Никитич...

– Ванечка, как ты меня нашел? – наконец смогла она его спросить. – И как ты узнал?..

– Я позвонил тебе на работу. Я же примерно знал, где ты работаешь, телефон твоей библиотеки вычислил по справочнику...

– Да, я заходила дня два назад на работу, забирала документы... – Валя поправила на голове черный кружевной шарф – он все время сползал на сторону. – Леонарда Яковлевна просила меня остаться, но я отказалась.

– Это та, с низким голосом, заведующая? Ну да, с ней я и говорил, – кивнул Ваня, держа Валю за руку. – Она сообщила мне, что у тебя умер дедушка. Она запомнила название кладбища... Я приехал сюда – почему-то был уверен, что застану тебя именно здесь. И вот, как видишь, оказался прав...

– Ванечка...

Они снова обнялись, потом сели рядом на лавку.

– Как ты? – спросил он.

– Ничего... то есть теперь уже ничего, – сказала она.

– Валя, ты помнишь, о чем мы с тобой говорили в последнюю встречу?

– Кажется... – кивнула она, покраснев.

– Я ушел от Марьяны, – просто сообщил он. – Знаешь, пока ничего такого, я лишь сообщил ей, что немного устал... устал ото всего и хочу пожить отдельно. Теперь она в городе, а я на даче. Она ненавидит дачу. Говорит, что среднерусская полоса надоела ей до чертиков. Лучше неделя в Анталье, чем лето в Подмосковье.

– К чему ты все это мне рассказываешь? – растерялась Валя. Неужели он твердо решил вернуть все назад и те его слова ранней весной были не пустым сотрясением воздуха?..

– Валя, я ушел от Марьяны! – повторил он и печально улыбнулся.

– А как к этому отнесся Гуров?

– Да бог с ним, с Гуровым! Валя, теперь дело только за тобой.

– Я не понимаю...

– Теперь ты должна уйти от Ильи!

– Я и так ушла от него, – усмехнулась она.

– Это правда? – в глазах Вани отразилось изумление. – И он так легко отпустил тебя?

– Не отпустил, и не легко... Но я буду сопротивляться. Правда, не знаю, чем это закончится, – честно призналась она.

– Валя, ведь ты ушла от него после той нашей встречи, да? Ты ведь тоже поняла, что мы с тобой совершили когда-то страшную ошибку, да? Но теперь в наших силах все исправить!

Он задыхался от волнения, и глаза его блестели. Он был прежним Ванечкой – тем юношей, который ради любви готов на все. Тем, с которым она когда-то встречала рассвет на Иволге...

Ветер едва шевелил листву над их головами, и было тихо, непривычно тихо – словно весь мир умер, кроме них двоих.

– Это сон? – спросила Валя и коснулась пальцами его лица. – Милый Ванечка, ты, наверное, снишься мне...

Легкая ирония была в голосе, и она означала только одно – что Валя тоже готова ради него на все.

– Нет, все правда, – серьезно произнес он. – Я даже могу ущипнуть тебя, чтобы ты убедилась, что не спишь...

Но вместо этого он взял ее руку и поцеловал.

– Я ушла от Ильи, потому что открылись такие обстоятельства, о которых я не подозревала, – стряхнула с себя оцепенение Валя. – Даже не знаю, стоит ли тебе рассказывать – такая гадость...

– Илья совершил что-то, что тебя оскорбило? – нахмурился Ваня.

– Да. Оказывается, Лида была его любовницей – все эти годы... И ее ребенок – от него.

– Ничего себе! Нет, такое нельзя простить, – серьезно произнес Ваня. – Есть ошибки, и есть... ошибки. Те, которые сродни преступлениям. А Лида-то... вот уж от кого не ожидал! Валя, – он посмотрел ей в глаза. – Я ведь тоже перед тобой виноват. Меня-то ты простишь?

– Я давно тебя простила, – она прижалась щекой к его плечу. – Твоя ошибка вполне поправима.