Фата-Моргана 2 (Фантастические рассказы и повести)
Шрифт:
— Да? А кто удержит ее? Кто встанет на пути тех, что посланы за нею? Чтобы выиграть время, мы с нянькой уложили леди в постель под видом болезни и напугали приехавших предсказанием смерти в дороге. Это на них подействовало — они боятся, как бы она не умерла до свадьбы. А теперь пришло известие, что сюда едет сам лорд Хэтберт, чтобы обвенчаться с ней на ее смертном одре, если по другому не выйдет.
Колард хотел что-то сказать, но Дервина только отмахнулась.
— Этой ночью я призывала Силы, которые никогда не осмеливалась тревожить, ибо Мудрая Женщина может их вызывать всего лишь один или два раза
— Каким образом?
— Высоко в северных отрогах находится гробница Древних. Силу, живущую там, можно вызвать, но ее необходимо сфокусировать на работе, которая у тебя есть, — Дервина указала на зал. — Леди Джесинда, сидящая здесь такой, какой должна бы быть, сделана из металла, с каким когда-то работали Древние. Это именно то, что нужно, чтобы призвать Силу и Власть. Времени у нас очень мало, а сделать это можно только у гробницы.
Колард снова завернул свою работу. Он верил: Дервина знает, что говорит. И если она права… Но что он сможет сделать, если она ошиблась? Уничтожить тех, кто хочет увезти и насильно выдать замуж Джесинду? Это он-то, чудовище? Уж лучше поверить Дервине.
Того, что Древние все еще могут явить свою власть, если захотят, никто не мог отрицать. О таких случаях существует много рассказов.
Взяв сумку, Дервина положила в нее две новые свечи и сверток с травами.
— То, что ты принес, поставь на средний камень, — сказала она Коларду, — эти свечи поставь по бокам так же, как они стоят у меня. Как только свечи разгорятся, посыпь в огонь по щепотке травы и три раза вызови Таланна. Я же пойду в Башню. Я сделаю все возможное, чтобы отсрочить дурное дело, а ты торопись. Торопись!
— Да, — ответил Колард, уже идя к двери. Он не мог бежать, даже неуклюжее ковыляние- не по дороге давалось ему с большим трудом, но в конце концов он все же добрался до отрогов. Дом Мудрой Женщины находился недалеко от гробницы Древних, и на это, конечно, были веские причины.
Через поля идти было не очень, трудно, а вот подъем тяжело достался Коларду и потребовал напряжения всех его физических и душевных сил.
И вот он, наконец, ступил на тропу. Днем по ней идти было, по всей вероятности, очень легко, но в темноте — ужасно трудно. Неожиданно Колард заметил слабый свет, он шел от ноши, и юноша приоткрыл ткань, чтобы хоть немного осветить себе дорогу.
Колард несколько раз оскальзывался и падал, больно ударяясь — ношу он берег больше, чем свое тело. Он смертельно устал и только усилием воли заставлял себя дюйм за дюймом продвигаться вперед. Его силы поддерживало лишь бледное лицо леди Джесинды, оно стояло перед его глазами во время всего этого кошмарного пути. И еще то, что он видел в ее глазах.
Таким образом он дошел до древней гробницы, вырубленной в скале искусными руками людей или существ, живших здесь давным-давно. Над ней тянулась сильно попорченная дождями и ветрами полоса резьбы, и Коларду показалось, что в этих остатках он видит животных из своих снов.
Одернув себя, Колард обратил внимание на камень, лежащий перед гробницей в форме полумесяца. Встав между его рогами, Колард снял ткань со своего зала и поставил его на алтарь. Потом трясущимися руками поставил свечи и зажег. Когда они разгорелись, он бросил на каждую, как велела Дервина, по горстке травы.
Его рука так дрожала, что он был вынужден поддерживать ее другой рукой.Закурился приятный дымок. Наклонившись над алтарем, Колард изо всех сил закричал, хотя вышло это у него не громче кваканья лягушки:
— Таланн! Таланн! Таланн!
Колард и сам не знал, на что надеялся. Мощь Древних была так ужасна, что могла сжечь его на месте, но ничего не произошло. Он упал на землю скорее от мрачного отчаяния, чем от усталости. Древняя Сила… А может, она уже сошла на нет, исчезла?
И вдруг… то ли у него в мозгу, то ли эхом от скал прозвучал глубокий голос:
— Чего Ты хочешь?
Ошеломленный и испуганный Колард не мог и слова сказать, а только произнес бессловесную мольбу за леди Джесинду.
Скорчившись на холодной земле, он в изумлении смотрел на зал, сияющий огнями, словно внутри горели сотни или тысячи светильников. Ему казалось, что он слышит голоса, звуки лютни… Из зала шло тепло, ароматы, жизнь, настоящая жизнь!
Жизнь для Джесинды! Жизнь, достойная ее! И Колард твердо знал: то, что должно быть — будет, только в другом времени и месте.
Тепло… свет… вокруг него. Он не корчится на холоде, а сидит и смотрит вниз, на зал… Нет! Неправда! Это снова сон!
Колард прогнал сомнения. Это его сон! Он мог потребовать, чтобц этот его сон продолжался вечно. Его сон… и ее! Он повернул голову. С приветливой улыбкой на него смотрела Джесинда. Как сияют ее глаза! Он протянул руку, и навстречу протянулась ее рука.
— Милорд…
Он встревожился на мгновение.
— Мы спим…
— Ну и что же? Сон наш, мы видим его вместе, значит, сделать его реальным — полное наше право!
Колард еще не все понимал, а Джесинда отвечала как-то неопределенно; он только начинал забывать прошлое, а она уже совсем забыла.
На алтаре начал плавиться металл. Ручейки стекали на землю, она впитывала их и скрывала навеки.
Тем временем в Башне Дервина и нянька потушили свечи, задернули занавески балдахина и разошлись, удовлетворенно кивнув друг другу.
А в зале работы Коларда продолжался праздник, длился нескончаемый сон.
С. Корнблат
АВАНТЮРИСТЫ
Перевод с англ. Ю.Беловой
Президент Фолсом XXIV раздраженно говорил министру финансов:
— Дьявол меня возьми, Банистер, если я что-то понимаю. Почему я не могу купить коллекцию Николадиса? И не говорите мне об учете процентных ставок и покупательской Серии W.
Министр финансов почувствовал, как у него перехватывает горло, и ответил:
— Все сводится к одному — нет денег, мистер Президент. Президент, слишком увлеченный мыслями об удивительной коллекции, вошел в раж:
— Да это же дешево, — резко сказал он. — Старинная фигурка Генри Мура — правда, она слишком большая, чтоб ее трогать, но, слава Богу, я не сноб — пятнадцать ранних Моррисонов и, не могу припомнить, что там еще.
Он с надеждой взглянул на министра общественного мнения:
— Мог бы я конфисковать их для общественного блага или еще для чего-нибудь?