Фата-Моргана 4 (Фантастические рассказы и повести)
Шрифт:
Он заметил взгляд Каррсбери, направленный вниз.
— Нет, — сказал он, — мне очень жаль, но твои ученики не ждут тебя в конференц-зале на сотом этаже. Они все еще в институте, — в голосе его слышалось сочувствие. — И это… ну… институт стал другим.
Каррсбери стоял неподвижно. Он слегка пошатывался. Постепенно его мысли и сила воли возвращались из переживаемого наяву кошмара, который парализовал его. «ХИТРОСТИ ДУШЕВНОБОЛЬНОГО» — он пренебрег этим настойчивым предупреждением. Именно в мгновение победы…
Нет! Он забыл о Хартманне! Это был тот случай, для которого он приготовил этот ответный удар.
Он уголком глаза взглянул на офицера своей
Теперь Хартманн почувствовал, что Каррсбери смотрит на него. Он понял, о чем думает его начальник.
Он вытащил из кобуры темное оружие и без колебаний направил его на Фи. Его губы в черной бороде скривились. Из них вырвался шипящий звук. Потом он крикнул во весь голос:
— Вы мертвец, Фи! Я дезинтегрирую вас!
Фи забрал из его руки оружие.
— Это еще одно свидетельство того, что ты совершенно неверно оцениваешь новейший темперамент, — сказал он Каррсбери со следами сварливости. — Каждый из нас обладает особенностью характера, в которой он несколько нереалистичен. Это заключено в природе человека. У Хартманна это было недоверие — одержимость идеей, что вокруг все кишит заговорщиками и преследователями. Ты поручил ему задание, самое худшее для него, которое использует его одержимость и еще больше увеличивает ее. В очень скором времени он стал бы совершенно нереалистичен. Он даже не замечает, что многие годы носит кобуру с пистолетом.
Он протянул Каррсбери оружие для проверки.
— Но, — добавил он, — для него есть настоящее задание, и он сможет действительно принести пользу… скажем, в исследованиях и разработках. Выбрать подходящего человека для определенной работы — искусство с бесконечными возможностями. Ради этого мы дали Моргенштерну финансовое управление, чтобы держать колебание процентов в нормальном, предсказуемом режиме. Ради этого правитель-эйфорик поддерживает внеземные исследования и расширяет их. И почему мы должны доверить развитие культуры консерватору? Хотя с этим, разумеется, не стоит спешить.
Он отвернулся. Каррсбери едва заметил, что летательный аппарат завис возле кабинки и медленно приближается к ней.
— Но почему меня в этом случае… — смущенно начал он.
— Почему тебя сделали правителем мира? — Он небрежно закончил за него предположение. — Разве это не очевидно? Разве я тебя не заверял много раз, что ты — хотя и не намеренно сделал много доброго? Разве ты не понимаешь, что ты нас заинтересовал? Честно говоря, в своем роде ты был практичен. Как тебе известно, наш основной принцип — позволить каждому индивидууму выразить себя, как ему больше нравится. В твоем случае — это быть правителем мира. Принимая во внимание все, это дало очень хорошие результаты. Все развлекались; издав ряд конструктивных законов, мы многому научились — о, мы получили далеко не все, на что надеялись, но иначе и этого мы никогда не получили бы. К несчастью, мы теперь должны прервать эксперимент.
Летательная машина коснулась клетки.
— Ты понимаешь, почему это было необходимо? — поспешно спросил Фи, оттесняя Каррсбери к открывшейся двери. — Конечно, ты это понимаешь? Все это — проблема душевного здоровья. Что наше душевное здоровье — сегодня, тогда, в двадцатом столетии, в любое другое время? Возвращение к норме. Приспособление к определенным основополагающим условиям, определяющим все поведение людей. В нашем времени отклонение от нормы стало нормой, неспособность приспособиться
к всеобщим законам поведения. Это все понятно, не так ли? И это делает способным понять самого себя и своих подзащитных, не так ли? На протяжении многих лет мы настаивали на том, что ты соответствуешь норме, определенным основополагающим стандартам. Но ты абсолютно не способен приспособиться к обществу вокруг себя. Несмотря на многие твои привлекательные особенности, тут для нас открыт только один путь.Каррсбери повернулся в дверях. Он наконец совладал со своим голосом. Он был хриплым, прерывистым.
— Ты хочешь этим сказать, что все эти годы ты только выполнял МОИ КАПРИЗЫ?
Дверь закрылась. Фи не ответил на вопрос.
Воздушная машина отошла в сторону, и он на прощание помахал ему зеленым газоидом.
— Там, куда тебя повезут, очень приятно, — подбадривающе крикнул он. — Удобное жилище, всевозможные приспособления для занятий спортом и полная библиотека литературы двадцатого столетия. Столетия, в котором ты будешь проводить свое время.
Он смотрел на застывшее белое лицо Каррсбери в иллюминаторе, пока машина не превратилась в точку.
Потом он отвернулся, посмотрел на свои руки, заметил газоида, выбросил его из открытой дверцы кабинки, пару мгновений следил за его полетом, а потом нажал на кнопку возвращения.
Огонек начал отсчитывать этажи в обратном направлении.
— Я рад, что никогда больше не увижу этого парня, — пробормотал он скорее для себя, чем для Хартманна. — Он начал сильно мешать мне. Я на самом деле начал уже беспокоиться, лицо его внезапно стало пустым, — за свое душевное здоровье.
(Перевод с англ. И. Горачин)
Питер Филлипс
ТА, ЧТО СМЕЕТСЯ
Этого парня я ждал двести лет.
Он стоял на покрытой гравием дорожке рядом с агентом по торговле недвижимостью и смотрел на фронтон дома.
Солнце нещадно палило. Агент снял шляпу и вытер лысую голову. Я гадал, смогу ли доплюнуть до них с верхнего этажа, откуда наблюдал за ними, и решил, что нет.
Агент заговорил с таким сильным ирландским акцентом, что я никогда не смог бы его воспроизвести.
— Вот то уетинение, что вы хотите, мистер Маллен, и вам не найти лучшего места по эту сторону Баллиго. Комнаты тля того, чтопы полешать, наполнить лехкие востухом с холмов, покрытых пастпищами, такими слаткими тля вашего утовольствия.
Я слышал это и раньше. Я знал, этот паразит приобретет имение. И я знал, что агент, вернувшись в Саухбин, отбросит свой замечательный акцент и быстро скажет:
— Он тоже платит долларами, мальчики. В начале сезона я продам их английским туристам. А сейчас можно отпраздновать. Мне портер.
Маллен стоял с небрежным видом, притворившись, что думает.
Я соскользнул по перилам вниз и встал за дверью, когда они входили.
— Милый холл, — равнодушно сказал Маллен. Он носил мешковатый костюм. Но он не нуждался в нем, чтобы выглядеть мощным. С такими плечами он провел три сезона в колледже, играя на передней линии, если мои сведения верны.