Фата-Моргана 8 (Фантастические рассказы и повести)
Шрифт:
— Да, подруга, крепко же ты вырубилась, — засмеялся Бад.
— Капитально, — вторили ему Барбара и Лен. — Олив Ойл отключилась!
— Я вырубилась? — удивление ее осталось незамеченным.
Фляжка пошла по кругу. Пегги снова пила и расслаблялась, все больше поддаваясь действию спиртного.
— Потрясающе! Никогда в жизни не видела таких хмуриков.
Легкий холодок вдоль спины и снова приятная теплота.
— Да-да, я ведь совсем забыла.
Пегги улыбалась.
— Я это называю «грандиозный финиш», — сказал Лен, тиская подружку.
Подружка не возражала:
— О, Ленни, не так сильно.
— Х.М.У.Р. — произнес Бад. Он теребил ее волосы. — Сукины дети! — Рука его потянулась к ручке радиоприемника.
(Х.М. (У.Р.) — Ходячие Мертвецы (Условная Реакция) —
Автомобиль наполнился музыкой. Мелодичная меланхолия брала за душу. Пегги прижалась к своему дружку и не сдерживала больше его вездесущие руки. В укромном уголке ее сознания что-то колыхалось и никак не рассасывалось. Это было как отчаявшийся мотылек, который окончательно запутался в застывающем воске, но все еще продолжает трепыхать крылышками; мотылек становится слабее и слабее, а вязкая ловушка кристаллизируется и твердеет.
Четыре голоса затянули неторопливую песню:
Все забудь на этом свете, Ты же знаешь — я с тобой. Сами можем не заметить, Как умчимся в мир иной.Пение четырех юных голосов, уходящее в бесконечность. Четыре жарких, одутловатых молодых тела, прижавшиеся друг к другу. Гармония слов и объятий. Безмолвное понимание.
Под прекрасным звездным светом Снова мы споем об этом.Песня оборвалась, но мелодия не кончалась.
Молодая девушка вздохнула.
— И все-таки как это романтично, — сказала Олив Ойл.
Перевод с англ. Н. Савиных
Говард Лавкрафт
ПОГРЕБЕННЫЙ ВМЕСТЕ С ФАРАОНАМИ
Одна тайна неизбежно влечет за собой другую. После того, как мое имя стало широко известно и я прославился как виртуоз своего дела, мастер невероятных трюков, я столкнулся с такими необычными изложениями фактов и событий, которые заставили людей заинтересоваться моей деятельностью и персоной. Некоторые из этих историй были банальными и неуместными, некоторые — глубоко драматичными и захватывающими, одни изобиловали рискованными поступками и таинственными приключениями, другие приписывали мне обширные научные и исторические познания. Обо многих из них я рассказывал и буду рассказывать откровенно. Но об одной я всегда вспоминаю с большой неохотой, и если сейчас о ней и расскажу, то только после настойчивых расспросов и долгих уговоров со стороны издателей этого журнала, до которых дошли кое-какие слухи от моих родных.
До настоящего времени все это имеет прямое отношение к моей туристической поездке в Египет четырнадцать лет назад. Я избегал говорить о ней по нескольким причинам. С одной стороны, я не склонен использовать в личных интересах безошибочно подлинные факты и обстоятельства, явно неизвестные гостям страны фараонов, толпящимся возле сфинксов и пирамид, и, вероятно, с большим усердием утаиваемые в целях предосторожности властями в Каире, которые не могут совсем уж ничего о них не знать. С другой стороны, я не горю желанием подробно описывать тот случай, в котором мое распаленное воображение, должно быть, сыграло такую большую роль. То, что я видел — или представлял себе, что видел, — конечно, не имело места в действительности; но оно скорее должно
рассматриваться как результат того, тогда недавнего, увлечения египтологией и раздумий на эту тему, естественно, возбуждаемых окружающей обстановкой. Эти побудительные причины, усиленные волнением в результате впечатления от подлинного события, невероятного само по себе, без сомнения, дали толчок нараставшему и достигнувшему кульминационной точки потрясению, пережитому мной в той, давно ушедшей кошмарной ночи.В январе 1910 года подошел срок окончания моего договора в Англии, и я подписал контракт на турне с австралийскими театрами. Так как поездка эта предполагала наличие свободного времени, я решил использовать его главным образом для путешествий, которые меня, в основном, интересовали. Итак, в сопровождении жены я, полагаясь на благосклонность фортуны, поплыл вдоль континента и в Марселе сел на пароход «Мальва», приписанный к Порт-Саиду. После этого я предполагал посетить главные исторические достопримечательности восточного Египта прежде, чем окончательно отправиться в Австралию.
Наше плавание было приятным и оживлялось множеством забавных случаев, которые выпадают на долю мага-волшебника на отдыхе. Ради спокойного путешествия я намеревался держать свое имя в секрете, но был вынужден выдать себя своему же собрату по профессии, чье желание удивить пассажиров дешевыми трюками заставило меня вдвое усилить свои старания и тем самым разоблачить собственное инкогнито. Я упоминаю об этом в связи с конечным эффектом — эффектом, который мне следовало бы предвидеть, прежде чем раскрывать себя перед туристами на пароходе, которые потом разбрелись по всей долине Нила. Теперь, где бы я впоследствии ни появлялся, меня всюду узнавали. Я лишил себя и свою жену спокойной, безмятежной жизни и неприметности, о которой столько мечтал. Путешествуя ради того, чтобы побольше узнать о неизвестном, я сам в силу обстоятельств стал предметом пристального внимания и изучения, словно интригующий антикварный раритет.
Мы прибыли в Египет в поисках живописных мест, удивительных красот и волнующих тайн, но не все наши надежды оправдались, когда судно медленно приблизилось к Порт-Саиду и всех нас пересадили в небольшие лодки. Низкие песчаные дюны, раскачивающиеся на поверхности мелких вод буйки и отчаянно жалкий маленький город на европейский лад, где и увидеть-то нечего, кроме статуи великого Лессепса, [4] возбудили в нас желание продолжить путь, чтобы повидать что-то более интересное и достойное нашего внимания. Немного поразмыслив, мы надумали сразу же отправиться в Каир и к пирамидам, потом — в Александрию на австралийский пароход, осмотрев греко-романские достопримечательности, которые нам могла предложить древняя столица.
4
Лессепс Фердинанд — французский инженер, предприниматель, дипломат, строитель Суэцкого канала в 1859–69 гг.
Поездка по железной дороге была вполне сносной и отняла у нас всего четыре с половиной часа. Мы увидели большую часть Суэцкого канала, вдоль которого следовали, и получили беглое представление о старом Египте в быстро промелькнувшей перед глазами картине восстановленного и наполненного водой канала времен Римской империи. Потом, наконец, показался Каир, мерцающий огнями в сгущающихся сумерках. Яркие созвездия в ясном небе предстали перед нами во всем своем великолепии, когда мы остановились у знаменитого «Гаре Централь».
Но нас вновь ожидало разочарование, ибо все вокруг было европейским, кроме, пожалуй, одеяний прохожих. Обычный подземный переход вывел нас на площадь, кишащую экипажами, такси, трамваями и ярко освещенную электрическими огнями, сверкающими на высоких зданиях. Мы были рядом с тем самым театром, где меня тщетно просили выступить и который я позже посещал как зритель. Он был недавно переименован в «Американ Космограф». Мы обосновались в отеле «Шепад», до которого добрались на такси, быстро мчавшемся вдоль широких, застроенных комфортабельными зданиями улиц. Среди всей этой главным образом англо-американской роскоши, лифтов, эскалаторов, великолепного сервиса в ресторане таинственный Восток с его древним прошлым казался весьма далеким.