Фата на дереве
Шрифт:
Сабина помнила, как отправились они на первые, тяжким трудом заработанные деньги всей семьей в круиз по Средиземному морю – впервые в жизни – и как там они с Наташей (ныне Габриэллой) повстречались. Наташка была с «дяденькой», которого ублажала как могла, а тот, в свою очередь, тратился на свою спутницу щедро и безрассудно.
Так она и жила все эти годы: от «дяденьки» к «дяденьке». Жила-поживала да добра наживала. Квартирку заимела в центре, машинку, очень даже вызывающую приступы зависти своей ценой и всеми остальными показателями класса люкс. Какие-то там картинки малевала – типа художница. Выставки
А недавно, меньше года назад, заявилась на Санкин показ, вся из себя такая строгая, холеная, деловая. Прошла сквозь толпу обступивших со всех сторон журналистов, приблизилась к Сане:
– Привет, дорогая!
Обнялись, как родные.
Габриэлла огляделась, остановила взгляд на нем, Славе:
– А это и есть наш муж?
Ловко у нее получилось! Как-то так сразу – хоп! И вроде – ближайшие друзья, почти родственники!
«Наш муж!» – и ничего не скажешь.
– Ростислав, – представился он.
– Слава, это Наташа…
– Габриэлла, – слегка оттесняя Сану, как несколько назойливую малозначительную дальнюю родственницу, назвалась неприступная красавица.
Санку тут же оттащили журналисты, а они – Ростислав и Габриэлла – даже очень мило поговорили. Она выучку имела еще ту! И пошутить могла с пониманием, и слушала внимательно, всем видом показывая уважение и интерес, и выглядела безукоризненно.
Славик такую подругу одобрил. Она появлялась в их доме. Правда, в его отсутствие это было всего пару раз, но Санка докладывала:
– Заходила Наташка, тьфу, Габриэлла, поболтали. Тебе привет.
– И ей привет, – отзывался муж вполне искренне.
Все их разговоры он держал под контролем.
Вот ей можно и позвонить. Вдруг – знает что-то? А нет, так хоть поговорить с более или менее приятным человеком.
– Привет, Габриэлла! Как дела?
– О! Какой приятный сюрприз! Ростислав! Рада слышать!
– И я рад тебя слышать…
– Что нового? Как там наша жена? Рядом?
Она не в курсе, понял Слава. Можно бы дальше и не продолжать эту пустую беседу. Однако, почти против воли, он отозвался бодрым тоном:
– Нет, я один. Жена погрязла в делах. А я вот внезапно вспомнил о тебе.
– И замечательно, что внезапно вспомнил. А я и не забывала…
– Ты почему в городе? Лето, жара…
– Представь, случайно оказалась. Позавчера из Финляндии прилетела. Там тоже жара, но дышать полегче. Море… И через пару дней туда же вернусь. На этюды.
Славик, с возрастающей тоской думая, где и как он может попробовать отыскать жену, почти не слышал, о чем воркует Габриэлла.
– Алло, верный муж, ты тут? Я говорю: давай, может быть, поедем сегодня вечерочком в речной ресторанчик, продышимся хоть чуть-чуть. Или ты без нашей жены никуда?
– А… Да-да, давай… попозже… поедем, – он согласился машинально, но тут же воодушевился, надеясь хоть как-то развеяться, переключиться со своих мрачных, почти безысходных и пугающих мыслей на нечто явно более спокойное, надежное и позитивное.
– Так я заеду, машину у тебя оставлю, а потом вместе на твоей, да?
– Да, – подтвердил Ростислав.
В конце концов – он живой человек и нуждается в отдыхе.
А жена может очень сильно пожалеть. Очень и очень сильно.
Волна
жуткой обиды и гнева снова накрыла его… Девятый вал… Он сжал кулаки и заорал.Хорошо, что никто не слышал.
…Хотя и без звука, и при повторном просмотре от немого крика Ростислава делалось невыразимо жутко.
От такого ждать можно чего угодно…
Душу Женьки, внимательно наблюдавшего за «диким гадом», сжимало страшное предчувствие.
Взгляд с другой стороны
– Добро пожаловать, – радостно встретил внука с милыми гостьями довольный Генкин дед. – Пустили тебя помыться, вижу… А у нас у самих теперь все есть! Я наладил.
– Деда, пусть Мухина у нас пару дней погостит. Чего я буду туда-сюда ходить… Мы сто лет не виделись, хоть поболтаем.
– Такие гости – счастье для хозяев, – обрадовался дед и повел молодежь смотреть на свое хитроумное изобретение.
В общем-то – ничего нового. На кухне у них с давних времен стояла печь. Основательная, с духовкой, тремя конфорками, с объемным котлом для нагревания воды. Вода же в котел поступала из специального резервуара, придуманного когда-то дедом же. А резервуар пополнялся из колодца, откуда вода качалась механическим путем.
Теперь благодаря усилиям деда горячая вода в водопроводные трубы шла из котла. Достаточно растопить печь. Дрова пока имелись. Надо бы, конечно, еще заказать…
Птича восхитилась конструкцией.
– Солнечные батареи необходимо устанавливать, – авторитетно заявил академик. – Дело дорогое, но потом-то затрат ноль.
– Дед, а потом, когда нас не будет, подъедет какой-нибудь экспроприатор и упрет наши драгоценные батареи. Обидно…
– Обидно, – согласился дед.
– А может, пока, до батарей, все же оплатить электричество, а, Ген? – спросила Птича.
– Может, и стоит. Не все сразу, Мухина. Дай в себя прийти. Давай сегодня хоть отдохнем от всех дел.
– Давай отдохнем.
Викусю уложили в коляске под огромной елью. Девочка слегка покряхтела, но вскоре дисциплинированно уснула.
Птича с Генычем уселись в шезлонги неподалеку, принялись тихонько беседовать.
Давно ей хотелось рассказать кому-то о том, что стискивало сердце тоской. Не знала только, кому. Своим нельзя было ни в коем случае. И вот – судьба подарила…
У Птичи вопросы к самой себе по поводу собственного семейного положения возникли гораздо раньше, чем представлял себе опьяненный любовью Славик.
Она с юности мечтала о любви. О такой, чтоб на всю жизнь. Они с сестрой привыкли быть главной опорой и поддержкой матери, привыкли к обязанностям, к уходу за младшими братьями.
Птича смотрела на то, как живут мама с папой. Она их любила и старалась для семьи самозабвенно. Но отец пил, поэтому положиться на него нельзя было совсем. Ни под каким видом. Сколько раз у них было: соберутся в театр, например, а отец не приходит домой. Ждут-ждут. Тревожатся. В голову лезут страшные мысли, сцены. Вроде сколько раз уже такое случалось, пора бы привыкнуть, жить своей жизнью, раз он может себе позволить поступать по-своему… Но у них не получалось…