Фатальный Фатали
Шрифт:
– Какому?
– А не все ль равно?
– Попробуй нашему пригрози! Сколько их было, которые грозили? И где они нынче?
– Ты о шпицрутенах? и отлетают куски!
– А Шах-Аббаса, для этого никакой смелости! можешь и казнить!
– Увы!
– Не можешь?!
– Он фирман издал!
– Ты тут столько жжешь, а фирман этот!
– Я жгу свое, а не чужое! И... начинать правление с крови? Нет, не могу!
– А это что за фраза: "Юсиф, - подумал Фатали, - это я". Ты что же, пишешь о себе, как персы, со стороны как бы?!
– и подчеркнул два имени и местоимение, связаны одной - чем же? судьбой? веревкой? цепью-цепочкой?!
– Ты думаешь, что Шах-Аббас - это Шах-Аббас?!
О господи! Эти наивные намеки! Николай? Но его уж нет! На радость
И что дальше?
ПЕЧАЛЬ ПАЛАЧА
Задумались пятеро пехливанов-богатырей: "А правда, что же дальше?"
– Может, - чешет голову Рамазан, он занял пост главного моллы, пригласить иностранцев?
– А вдруг понравится Юсифу, их Пехливану?
– А что?
– поддакивает ему Баки, главный над бывшим казначеем.
И Мирза Али тоже (как ученостью не блеснуть?):
– Ведь не побоялся султан Мехмет Второй назначить великим везиром Махмуд-пашу, сына христиан серба и гречанки, и дела шли неплохо!
– А что скажешь ты, Курбан-бэк?
– Надо Ага-Сеида найти!
– А разве не убит?!
– Сердце-то справа оказалось! Случается такое. Но кем его сделать? Все посты как будто заняты!
– А сделаем мы его нашим, - слово-то какое нашел Юсиф!
– мыслителем.
Кто-то понял, а кто-то поймет, если, конечно, звезды, не подведут! Собрать на центральную площадь, трибуна, четыре знамени вокруг: красное, зеленое, желтое и белое, и - историческая речь: "Я - ваш царь. Старайтесь возвыситься во мнении народов земли! Свободны отныне от всех молитв, постов, пилигримств!" Это уже было: реформация, славный муж Гасан, он же Алазикрихи-асселам, сожженные рукописи, а в золотом сундучке Юсифа чудом сохранившийся манифест этого удивительного правителя, с обожженными краями. О нем - после, а пока, может быть, землю крестьянам?!
– Пустая затея!
– это Рамазан.
– Как?
– вспылил Юсиф.
– Ну вот, ты уже гневаешься! А ведь предупреж дал, говорите мне в лицо, когда я не прав!
– Вернуть земли снова ханам и бекам? К этому вы клоните?
– И смотрит Юсиф на Мирзу Али.
– И ты тоже?!
– Хищнические инстинкты!
– И что же?
– Те, кому мы дали земли, передрались, полезли друг на друга с ножами!
– Но почему?!
– Каждый желает новым беком сделаться, - в тон им и Ага-Сеид.
"Ага-Сеид?
– изумились горожане, а пуще всех - простолюдин Аббас Мухаммед-оглы.
– Воскрес?! Но этого звездочет не предсказывал!"
– Твои фирманы ай какие хорошие!
– качает головой Ага-Сеид. Длинноваты и скучны, но зато какие занимательные!
– Ты хочешь, чтоб я вселил страх? Чтоб казнил?!
– Но как иначе?
– Никогда! Мои фирманы!
– Ну да, я разве не о том же?!
– Издевается?!
– Особенно этот, насчет свободы, я не поленился, вызубрил, как там у тебя? "Если общество не дает своим от дельным индивидуумам, слово-то какое! новый фирман надо, чтоб объяснить! свободы мысли и потребует от них, чтобы они, замкнувшись в рамках всего того, что унаследовано от предков, и установок, о боже! данных духовными предводителями, то тогда индивидуумы превратятся в автоматы, я сам впервые это слово слышу! они превратятся в мельничных лошадей, вот что значит, а я не знал! с утра двигаясь по определенному кругу и в положенный час поев свой ячмень и саман, выпив воду, а что еще надо? успокоятся. И так до последнего дня своей жизни, а что в этом плохого? я сам мечтаю о такой доле! Я эти несчастные лошади, пишешь ты, да кто такой фирман издает? так никогда и не узнают о существовании лугов, ты что же, поэму пишешь, Шах-Наме, или это шахский фирман?! прекрасных пастбищ, благоухающих цветников, журчащих, о боже! родников, о горах, прекрасных долинах, ибо обречены на лямку и круг; будто люди, окованные китайской стеной, кому это понятно, Юсиф-шах? кто знает у нас о какой-то китайской стене?! будто люди - это те же мельничные лошади!... Конечно, шахиншах Юсиф, - издевается?! фирманы твои ой как хороши,
– чувячника! Да! И потому тебе надо прежде всего создать хорррошую биографию! Как? А мы возьмем схему главного моллы, зря, зря ты его прогнал, человек он, конечно, поганый, мне тоже своим доносом навредил, но ведь ему не откажешь в знании психологии прихожан! Ему все равно - кому служить, лишь бы купаться в лучах короны, - и вычертим тебе линию вот сюда, к шахским династиям, к Сефевидам, а далее - к святым! А ты не удивляйся! был любимым сыном Мухаммед-шаха, недавно обнаружилось в золотом сундуке, где и рукописи Алазикрихи-асселама, его завещание!
– Асселама?
– Нет, Мухаммед-шаха, и Шах-Аббас это скрывал, а звезды восстановили справедливость! Далее мы переименуем Шахруд, ибо, преследуемый Шах-Аббасом, посягнувшим на твою корону, именно там ты скрывался.
– Я сроду там не был!
– ...скрывался, - повторил Ага-Сеид, - в Юсифабад.
– Я там не был!
– взмолился Юсиф.
– Но ведь гонение на тебя было!
А ведь и впрямь гонение было! Юсиф скрывался у ремесленников, переселившихся сюда из Грузии; скрывался в лавке христианина-мясника, на двери которой висело алое полотнище с вытканным на нем Авраамом и ягненком, и это полотнище с доверчивым ягненком не раз снилось Юсифу. А потом прятался в мастерской плотника, тоже выходца из Грузии, - тот выстругал древко и приделал к нему знамя, на котором изображена была лодка. "Ноев ковчег", - сказал ему глава мастеровых плотников.
– И потом под видом седельника, - рассказывает Ага-Сеид, - появился здесь, чтобы с помощью добрых духов воздействовать на движение звезд!
– Но я упразднил фирманом должность звездочета как вредную для народа!
– Ты допустил, мой шах, крупную ошибку!
– Бред какой-то с добрыми духами! Я хочу с чистыми руками и ясным убеждением. Я верю в разум народа.
– Ну где у нашего народа разум?!
– А мы? А наша пятерка? Вы сами, наконец!
– "Вы! Я!..." Ведь вам звезды помогли, и вы еще смеете не верить в чудо и добрых духов!
А тут главный евнух шепчет на ухо Юсифу: "Заговор сторонников шаха! решили помочь звездам, - ускорить расправу".
И умелый дворцовый стратег Ага-Сеид подивился мудрости Юсифа. Когда главный евнух спросил: "Но как узнать, где прячутся заговорщики?" - Юсифа осенило: по доброте своей ему помогли скрыться мастеровые, привычные спасать каждого, кто прячется от властей, - они могут и теперь, когда новый шах преследует своих противников, давать убежище заговорщикам.
Сам Юсиф со стражниками отправился к мастеровым, и в лавке мясника нашли двоих заговорщиков, а третьего, самого главного, обнаружили у главы мастеровых-плотников, и вдруг раздался треск - это треснуло иссохшееся под жарким солнцем знамя с Ноевым ковчегом.
А потом Юсиф кое-какие идеи Ага-Сеида претворил: насчет Юсифабада и шахского происхождения. И непременно опереться - хитер же Ага-Сеид!
– на чей-то авторитет. Может, Алазикрихи-асселама?
– Правда, - заметил Ага-Сеид, подав идею, - Алазикрихи-асселам скомпрометировал себя в глазах истых правоверных, но мы сначала превратим его в великомученика!
И всюду появились глашатаи:
– Наш учитель Алазикрихи-асселам!
– Мы верны идеям Алаассе!...
– Наше знамя Ала!...
– Но кто вам позволит, Фатали??
– О чем вы, любезнейший Кайтмазов?
– Эти грубые намеки!
– Вы о чем?
– Елизаветполь!
– Вы через Не, а надо через эС!... По-вашему, и эту страницу сжечь?!
– Да-с! Никто не отменял, учтите, цензурный устав одна тысяча восемьсот двадцать шестого года!
– Чугунный?
– Скажи спасибо, что мы кавказцы, в Петербурге за это!.. Запрещены, напомню тебе, материалы возмути тельного характера против властей, ослабляющие должное к ним почтение! И еще, это к тебе: помещение проектов и предложений об изменениях в их деятельности!