Фаворит смерти 2

Еще одна проблема — с разочарованием понял я. Здоровяк, возможно, с садистскими замашками — все-таки пятерых топором по слухам зарубил, — не понимающий языка. Казалось бы, что может пойти не так?

— Рядовой Иван Ходун, вы что можете? — устало спросил я.

— Ничего, — коротко ответил тот.

— Как это? Написано же…

— Я просто соврал, когда призывался, — ответил парень. — Сказал, что могу голову от тела отстегивать. Думал, от армии откосить так у психиатра. А мне записали, что обладаю даром и сюда направили, к Барьеру.

— Замечательно!

Меня уже трясло от истеричного и злого смеха, рвущегося из груди. С трудом взяв себя в руки, я продолжил ревизию талантов и умений своих подчиненных.

— Рядовой Евгений Бобков, у вас какие способности имеются?

— Мысли могу читать, — ответил тот.

— Мысли? — заинтересовался я.

— Да.

Неужели хоть что-то стоящее во всем этом балагане?

— Не врешь? — с сомнением спросил я, поглядывая на парня.

Его еще не знавшие бритвы щеки раскраснелись.

— Не вру.

— Докажи! — тут же вмешался Шталин.

— Я читать могу только когда мне очень сильно страшно становится.

— Вот сейчас не понял.

— Ну в обычном состоянии не могу — не знаю почему. Сколько раз пробовал — не могу. А вот когда страшно становится, тогда получается.

— Так давай я тебя напугаю! — предложил Шталин.

Евгений смутился еще сильнее.

— Читай мысли, засранец, а не то я тебе кишки выпущу! — Шталин схватил паренька за горло и поднял вверх.

— Шталин! Отставить! — рявкнул я.

Но тот не слушал.

— Читай мысли, обрубок! А не то сдохнешь!

— Отпусти его! Выполнять приказ!

Шталин послушался, нехотя отпустил Бобкова.

Рядовой схватился за горло, закашлялся.

— Да нифига он не может, — махнул рукой Шталин.

— Еще раз такое повториться — гарнизонному тебя сдам, с красной характеристикой. Он тебе живо занятие по душе найдет — туалеты чистить.

Это остудило норов Шталина. Он понимающе кивнул.

— Ты то сам чем конкретно обладаешь? — спросил я. — Телекинез?

— Он самый, — довольный собой, кивнул тот.

— А искры между пальцев от чего образуются?

— Не знаю, — пожал тот плечами. — Само получается.

Я уже понял, что мне в отряд отдали балласт — тех, кто был абсолютно бесполезен на передовой. Все верно, зачем нужны такие сомнительные дары — пускать из носа дым, вытягивать один палец, призывать насекомых, делать из пыли шарики? А так и они при делах будут, и начальству не мешают.

Настоящие дарованные, те, кто из родовых кланов, сейчас на передовой. Их дар — настоящий дар, а не вот это вот все, — используется в самом настоящем бою.

Я оглядел стоящих. Что можно было с ними сделать? Какие с них магические конструкты можно требовать?

Невольный вздох обреченности вырвался из груди.

Ладно, что-нибудь придумаю. Не навечно же я тут. Месяц только продержаться.

— Итак, — обреченно, смерившись с обстоятельствами, произнес я. — Двинули к старшему заготовительного участка. Будем…

Договорить я не успел. По гарнизону пронзающим жалобным звуком начала растекаться сирена — сигнал тревоги.

* * *

— Что это? — испугано воскликнул Остап, смотря на столб с громкоговорителем.

Я лишь пожал плечами. Хотел бы и сам знать, что это за сигнал и что в таких случаях необходимо делать, куда бежать и где прятаться.

Из одного из ангаров начали выходить солдаты — все были работниками древесного цеха, поэтому и вид был соответствующий — в опилках, пыли, стружке.

— Что случилось? — спросил я одного из парней.

— Разведка вернулась, — ответил тот.

Голос его был напряжен.

— Какая разведка? — не понял я. — Я думал это сигнал тревоги.

— Так и есть. Оповещают, что Врата открываются — чтобы разведотряд впустить. Они с первого круга прибыли.

Мне стало интересно.

Я оглянулся в сторону Барьера, через некоторое время и в самом деле обратил внимание, что расположение некоторых частей стены изменено.

— Пошли посмотрим? — предложил Остап.

Я согласился.

Мы вышли с участка, остановились возле центральной дороги — оттуда открывался вполне нормальный вид на происходящее, да и не далеко ушли от основного своего производства.

Отсюда было видно что там, за открытыми Вратами Барьера, была густая тьма. Я удивился увиденному. Стоял день, солнечный, жаркий. А там — непроглядный мрак. И несколько десятков фонариков, освещающих путь идущим, змеей ползущие к Вратам.

Разведотряд понес сильные потери — это было видно по носилкам, которые несли идущие.

— Раненые! — раздался впереди голос начальника гарнизона. — Медслужбу сюда! Срочно!

Но медслужба уже была на чеку. Несколько человек подбежали к идущим, перехватили носилки и понесли в лазарет.

Остальные пришедшие, кто мог передвигаться на своих двоих, уныло побрели к дому офицеров.

Я глянул на одного из раненных… их сердце мое кольнуло. Знакомое лицо.

Я рванул по дороге, прямо туда, к Вратам.

— Максим Петрович! — крикнул Остап. — Нельзя туда!

Но я его не слушал. Я видел раненного — изувеченного какой-то страшной силой и еще живого и мне самому становилось больно.

— Андрей! — крикнул я уже подбегая к лежащему.

Санитары попытались меня отстранить, но я рявкнул:

— Это мой друг. Мы вместе в Школе учились.

Поняв, что возможно наша сегодняшняя встреча будет последней, санитары остановились, дали обмолвиться парой слов.

— Ты как здесь оказался? — спросил я, оглядывая парня.

Этот был тот самый Андрей, мой друг, с которым мы учились, дружили, весело проводили время в Школе. Тот, который однажды спас меня от Герцена на Дикой Охоте.