Фавориты ночи (сборник)

И юбка-то моя была только чуть выше колен и не такая обтягивающая, как у большинства женщин, работающих в подобных конторах, и держалась я скромно и отстраненно. Но этим самцам все равно. Наоборот, похоже, их это еще больше возбуждает, женское равнодушие для них – как красная тряпка для быка.

Мы пересекли приемную, и Мэрилин открыла дверь в кабинет Лущенко. Там царил сверхъестественный порядок. Кроме дорогой сувенирной чернильницы, вазы с авторучками и карандашами и трех телефонов, на его рабочем столе ничего не было. На полках шкафов из светлого дерева аккуратно расставлены разноцветные папки, графин с водой и два высоких стакана, в углу стыдливо притулилось фото в рамке.

Мэрилин с порога ринулась к нему.

Я решила, что сейчас с ней опять начнется истерика, потому что фото воспроизводило радостно улыбающуюся пару довольных собой и жизнью людей – Лущенко Семена Аркадьевича и Лущенко Марию Алвиановну.

Я представила, как она схватит это фото, бурно облобызает его или с душераздирающим выражением вдовьей скорби на лице приникнет к нему помертвелыми губами. Или наградит счастливое изображение трогательным благодарным поцелуем и разразится слезами и воспоминаниями.

– Вот гад! – хрипло прорычала внезапно взбешенная Мэрилин, в момент утратив звонкую силу своего молодого плаксивого голоса и не стесняясь в выражениях. – Врал мне, что фото стоит у него на столе и напоминает ему о счастливой поре нашей жизни!

Она действительно схватила фото, но вместо того, чтобы горестно или благодарно поднести его к губам, шваркнула его о стену.

– Успокойся! – я нагнулась, чтобы поднять фотографию. – Это уже в прошлом.

– Мне лучше знать! – с вызовом выкрикнула она. – Ты еще слишком молода, чтобы судить о моей жизни, о нашей жизни, – с достоинством поправила она саму себя и, выхватив у меня фото, торжественно водрузила его на стол.

– Прости, я не хотела тебя обидеть, Мэрилин, просто твоя реакция напугала меня.

– Ха-ха! Правда, напугала?

Мэрилин излучала бешеную радость. Я не поспевала за сменой ее настроения.

– Ну да, – подыграла я ей из интереса.

– Правильно мне Семен говорил, что в актрисы мне нужно было идти, талант, мол, пропадает.

Она снова взяла фотографию и заботливо смахнула с нее пыль.

– Вот ведь как оно бывает, – с философской интонацией произнесла Мэрилин. – Только тогда и убеждаешься в правоте слов человека, когда этого чело…

Она протяжно всхлипнула и разревелась. Я поспешила к графину с водой. Протянула полный стакан скулящей, дрожащей и причитающей Мэрилин, которая, беспомощно рухнув в кресло, выронила фото и лихорадочно скребла длинными лиловыми ногтями по поверхности сумки, стараясь нашарить застежку. Наконец она нашла ее, открыла сумочку и достала оттуда ажурный носовой платок.

Под ее оглушительное высмаркивание я взяла на себя смелость пройтись по полкам шкафов. Я не знала толком, чего ищу, просто надеялась отыскать что-нибудь, что могло бы пролить дополнительный свет на личность Семена Аркадьевича, какую-нибудь мелочь, которая в данных обстоятельствах могла сказать о хозяине больше и, главное, объективнее, чем, например, утирающая слезы женщина, с которой Лущенко прожил несколько лет.

– Слава богу, хватило ума накрасить глаза водостойкой «Лореаль», – трезвый голос Мэрилин неприятно резанул слух.

Пока я перебирала папки, она успокоилась, вытерла слезы и теперь, подойдя к зеркалу, критическим взором оглядывала себя с головы до ног. Изучив свое наштукатуренное лицо, Мэрилин перешла к лацканам пиджака. Она методично поправляла их, разглаживая пальцами яркую атласную ткань.

– А Сергей Иванович ваш каких женщин предпочитает: смелых, экспансивных или скромных, гармоничных?

Я не знала, что мне делать: злиться на Мэрилин или расхохотаться прямо в ее наглую физиономию?

– Не хотелось бы бросать на него тень, – еле сдерживая смех, начала я, – или внушать тебе, Мэрилин, беспокойство или, что еще хуже, разочаровывать тебя, – но в последнее время…

Я почти физически ощущала, как напряглись лицевые мышцы Мэрилин, как учащенно забилось ее сердце.

– …Сергей Иванович сам не свой, – мысленно смакуя производимый моим витиеватым объяснением эффект, продолжила я. – У него наблюдается, как бы это понаучней сформулировать, так вот, у него происходит смена ориентации…

Мэрилин, которая сделала глоток воды, чуть не поперхнулась.

– Что-о?? – округлила она свои накрашенные водостойкой «Лореаль» глаза. – Как ты сказала? Но ведь это же полный бред! – воскликнула она.

– Не скажи. Обычно с мужчинами в таком возрасте и случаются всякие казусы, – я как ни в чем не бывало перешла к столу Семена Аркадьевича, потянула за ручку верхнего ящика.

– А ключи от ящиков стола есть?

– Ага, – Мэрилин торопливо прошла к висевшей на противоположной стене акварели, чуть отодвинула ее и, сунув в образовавшийся проем два пальца, выудила связку миниатюрных ключей. – Держи.

Она с равнодушным видом протянула мне ключи.

– Так какой возраст, что-то я не совсем понимаю… – теперь она уже с утроенным вниманием смотрела на меня. – Ты про смену ориентации говорила.

– Спасибо, что напомнила, – я с притворной благодарностью взглянула на нее. – Только я, Мэрилин, ты уж меня извини, не могу поверить, чтобы такая проницательная, такая тонкая и образованная женщина, как ты, ничего не знала о критическом возрасте, когда всех мужчин точно бес одолевает – одни начинают за молоденькими стрелять…

– Семе-ен дострелялся, – непонятно, с досадой или затаенным злорадством отметила Мэрилин.

– …другие своих жен принуждают к извращенным формам…

– Что-о?! – захохотала Мэрилин. – Этого еще не хватало!

– Да я сама в «МК» об этом читала, причем в разврат впадают не только старики, но и старухи. Открывают для себя, как они говорят, прелести секса.

– Ой, как с тобой интересно! А то сидела со своими гороскопами, сохла на корню. И что же Сергей Иванович? Может, ему как-то помочь?

– Боюсь, что мы бессильны. Пока он сам не переболеет, пока не пройдет через весь ад извращений и декаданса, пока не проникнется отвращением к себе, пока не появится такая женщина, которая сможет заглушить его нездоровую тягу к гомосексуальности, до тех пор он не вернется к разумной жизни, к полноценным радостям гетерогенного Гименея.

– Боже, – всплеснула руками Мэрилин, – как красиво ты говоришь. А что, если я и есть та женщина? Теперь, когда Семен навсегда потерян для меня, когда я одинока, как никогда… Когда же еще человеку испытывать судьбу, как тогда… когда как никогда… ой, – сбилась и запуталась Мэрилин. – В общем, я серьезно намерена спасти Сергея Ивановича, вызволить его, так сказать, из тенет порока…