Файл №113. Перевертыш
Шрифт:
— Простите, офицер.
— И ты тоже выходи, — окликнул полицейский парня и снова осветил удлиненное лицо, обрамленное вьющимися каштановыми волосами. Лицо было, как это ни странно, незнакомым.
— Профессионалка? — на всякий случай уточнил полицейский.
Из машины донесся хриплый крик, в котором отчетливо слышалась боль.
— Что такое?
Водитель, хватаясь за грудь, бился в корчах. Прежде чем полицейский сообразил, что дело неладно, девчонка, размахнувшись, ударом в челюсть сбила его с ног. Злополучный любовник протер запотевшее от жаркого дыхания стекло и успел увидеть, как девчонка второй раз свалила поднявшегося было копа, обернулась... Это был мужчина!
Марти забился в первую же попавшуюся дыру — дверь подъезда была приоткрыта, — кубарем влетел в подвал и, подвывая, стал стягивать с ног женские туфли. Так по-дурацки попасться! И что теперь делать полуголому парню в чужом доме? Он долго разминал сведенные судорогой ступни, прежде чем смог успокоиться и проанализировать ситуацию. Полуголый мужчина в чужом доме. В его любимых журналах такая ситуация попадалась. Теперь надо сообразить, насколько она реальна и какие слова следует использовать, чтобы подойти к новой женщине достаточно близко, чтобы взять ее за руку...
Муниципальный госпиталь
Германтаун, штат Мэриленд
Четвертый день
23:50
Скалли и Молдер разговаривали с пострадавшим в больнице уже после полицейского допроса.
Он лежал под капельницей, перепуганный, растерявший самоуверенность.
— Внешность — если по шкале от одного до десяти — примерно на троечку. Но что-то в ней было такое.
— Она дотрагивалась до тебя? Вступала в физический контакт? — спросила Скалли. Напарники сегодня, похоже, специализировались на идиотских вопросах. — Я имею в виду, как-то еще, — поправилась она.
— Ее прикосновение было... как удар тока. Но все, что было потом, я помню только очень и очень расплывчато.
— А что вы помните?
— Нет, не могу. Не получается.
— Попытайтесь вспомнить, Майкл. Полицейский, который был там, подтвердил вашу версию. Но может быть, вы заметили в этой женщине нечто необычное. Нечто такое, что вам было неудобно рассказывать во время допроса.
— Здесь ведь мы разговариваем без протокола?
— Совершенно верно.
— Что вы видели, Майкл? — почти одновременно произнесли напарники. Парень решился:
— После того как она вылезла из машины, она там дралась с полицейским... я посмотрел... и увидел, что в ее одежде стоит не она... Она выглядела как мужчина, — парень растерянно улыбался. Если бы не шланг от капельницы, он, наверное, схватился бы руками за голову.
Напарники обменялись взглядами. Дэйна уточнила:
— Она была мужчиной?
— Как же раньше легко было снимать девок в этом клубе! — фыркнул пострадавший. — А теперь... даже не знаю. Только никаких протоколов!
— Честное скаутское, — Молдер торжественно приложил два пальца к виску.
В больничном коридоре напарники немедленно заспорили:
— Нельзя исключать, что мы ищем трансвестита.
— По-моему, этот Дон Жуан прекрасно знает разницу между мужчиной и женщиной.
— Я не хочу игнорировать очевидный факт: как, интересно, женщина смогла бы завалить двухсотфунтового полицейского?
— Потому что она была он, — объяснил Фокс совершенно очевидный для него факт.
—
Тебе не кажется, что мое объяснение проще?— Кажется. У него есть только один недостаток: оно ничего не объясняет. А у нашего убийцы на счету уже шесть с половиной трупов. Этому балбесу сказочно повезло. Если добавить прошлогодний труп из Стивстона — семь.
Трупов было уже восемь, но знать этого агенты никак не могли. Женщина, которая сейчас, скорчившись, лежала на полу между стиральными машинами в подвале дома № 735 по Кэтерин-стрит, еще четверть часа назад была живой, более того — переживала самое романтическое в своей жизни приключение с юношей, сбежавшим в женской одежде от разгневанного мужа.
— Во всяком случае, теперь твои подозрения насчет Эндрю можно окончательно выбросить. Или ты опять будешь спорить?
Навстречу агентам быстрым шагом шла от выхода молодая женщина в полицейской форме. Она заговорила, не здороваясь, едва подойдя:
— Агент Скалли, есть информация о кредитной карточке, украденной у последней вашингтонской жертвы. Мы засекли ее. Только что нам позвонил портье. Попросил проверить, сказал, что постоялец отдал ему карточку, велел сделать все, как положено, и вообще вел себя странновато. Номер снят вчера. Багаж — дипломат. Сейчас этот человек находится в гостинице, в пяти кварталах отсюда. Он не один.
Гостиница «Катарина»
Германтаун, штат Мэриленд
Пятый день
00:10
За окном было сумрачно и тоскливо. Жалюзи едва пропускали в комнату скудный свет уличных фонарей.
Женщина, зябко кутавшаяся в вязаное платье-свитер, бродила по комнате, от стены к стене, осторожно переступая разбитыми ногами в толстых шерстяных носках, и каждый раз удивленно обходила один и тот же стул, упрямо попадавшийся ей на дороге.
И говорила, говорила, то и дело поворачиваясь к человеку, лежащему на кровати, почти невидимому в складках сбившегося постельного белья:
— Это всегда было запрещено. Но после того, как это случилось впервые, я... Это невозможно было забыть, с этим невозможно было справиться. Кто-то другой, наверное, сумел бы побороть желание, но не я. Дотронуться до человека, мужчины или женщины... Это было для меня так ярко, так ошеломляюще... Впрочем, теперь ты знаешь, что я имею в виду: как это только что было для тебя.
Федералы быстро поднимались по служебной лестнице, Молдер первый, Скалли следом, торопливо отдавая распоряжения по телефону:
— Агент Скалли. Преследуем подозреваемого, необходимо подкрепление. Гостиница «Катарина», номер семьсот семьдесят один по Кэтерин-стрит.
— Ваш мир предлагает удовольствие, — продолжала молодая женщина, обращаясь к невидимому в полумраке собеседнику. — Удовольствие, которое должно было остаться неведомо нам, потому что мы другие. Теперь ты знаешь и это. Мы совсем другие. Остальные накажут меня за мой грех...
Превращение — третье за последние несколько часов — задерживалось. После двух встрясок подряд все тело ныло, мучительный холод сутулил спину. Женщина подошла к кровати, с легким сожалением глядя на того, к кому обращалась, — молодого человека, вытянувшегося на постели. Его лицо было почти спокойным — он умер очень быстро. Наверное, у него и вправду было слабое сердце. Размазанная по щеке кровь не успела застыть. Запах теплого мужского тела уже изменился, но теперь он не внушал перевертышу прежнего отвращения: привыкнуть можно ко всему — и к тому, что игрушки так легко ломаются, и к тому, что боль и наслаждение неразделимы.