Файлы Сергея Островски

— Может ли быть вполне нормальным человек, который выглядит как он?

— Извините, Сергей, в вас говорят гены русских тоталитаристов. Ай-джеям за их вид платят хорошие деньги. Именно за то, чтобы они в реале выглядели, как…

— Понял. Но, как нам недавно объяснили, творческие личности бывают психически нестабильными. Скажем, если девушка нанесла ему лак не того оттенка…

— Не очень смешно.

— А я и не шучу. Я расследовал дело о причинении тяжелого увечья, где мотивом оказался незакрытый тюбик зубной пасты. Все на свете бывает. Потом, этот дартс у него в студии — может быть, просто эпатаж, а может быть, и симптомчик… Хотя… такие когти, как у него, по-моему, со стрелковым оружием несовместимы. Хорошо, идем дальше. Карпентер?

— Мотива не вижу. Если он действительно впервые в этом салоне — это же легко проверить — и действительно раньше ее не знал…

— А вот это проверить не так легко. Но я посмотрел, что пишут о нем противники. Не в официальных изданиях, а в комьюнити для неформального общения, где собирают и обсуждают сплетни. Так вот, по Карпентеру — о девочках и прочем разврате ни слова. Одевается он безвкусно, произношение смешное, сказал какую-то глупость про реформу образования… Но никаких оргий с ваннами из шампанского, вообще никакого компромата, кроме консерватизма и занудства, что и не компромат вовсе, а оправдание надежд избирателей… Кажется, и вправду не любитель красивой жизни.

— Или же он очень хитрый.

— Откуда в тебе столько цинизма, молодой человек? Нет, ты прав. Но в любом случае, причем тут маникюрша? Не была же она его любовницей, это давно бы всплыло. А хотя бы и была, не такой это огромный грех даже для республиканца, чтобы сразу убивать ее. И вообще, зачем убивать?.. Но с другой стороны — журналист?

— А что журналист?

— Чего он боялся? Если комп не врет, он все время трясся, когда разговаривал с тобой.

— Обвинения в убийстве боялся. Он же не знал, что блондинов мы не подозреваем. А к тому же он пил энергетик. Повышенная возбудимость может дать ошибку при анализе эмоций?

— И поэтому он тебе сказал, что не говорил коллегам о Джорджине?

— Ну…

— Ведь ты его не спрашивал, говорил он кому-то о ней или нет. А он сам выдал ответ на вопрос, почему никто не знал о его романе. Может, конечно, был вне себя и лепетал что попало. А может, никакого романа не было, чисто деловые отношения? Украсить ее фотографией рабочий стол можно за три секунды, сам понимаешь… Кстати, и в салоне никто не вспомнил о Брауне, все говорили только о Герхарте. Заметь: корреспондент крупнейшего новостного портала побережья упорно и красиво ухаживает, засыпает нашу девочку бумажными записками, а подружки не в курсе — странновато, нет?

Сергей выжидающе замолчал: дескать, думай, стажер.

— Она что-то знала о Карпентере и собиралась ему сообщить?

— Как вариант. А еще, не забывай, она маникюрша. Тот, кто работает с биоматериалом, всегда подвергается искушению, если клиент — влиятельный человек.

— Думаете, она могла нарушить закон о генетической тайне? Такая девочка?

— Думаю, это нельзя считать невозможным, — серьезно сказал Сергей. — Я встречал девочек, которые еще и не то могли.

— А Карпентер узнал и… Но у него нет предков-средиземноморцев.

— Не найдены. — Сергей скривился, будто кофе был слишком горьким. — А узнать точно мы не можем, потому что мы (три непонятных слова) закон не нарушаем.

— Слушайте, Сергей, а зачем этот закон? Нет, я помню формулировку — приватность генетической информации, право на неразглашение… Но чего конкретно они боятся? Что ужасного может произойти, если кто-то расшифрует чью-то ДНК? Я читал, в начале века взятие ДНК на анализ было рутинной процедурой, чуть ли не при любом задержании…

— Чего боятся, — Сергей отхлебнул из чашки, снова поморщился, заел сэндвичем. — О, это тебе лучше расскажет эксперт Брук. Мартин, садись к нам. Скажи стажеру, почему я не могу положить перед тобой геномы подозреваемых. Зачем этот закон, спрашивает. И почему его не было в двадцатом веке.

— Сначала последний вопрос: потому что тогда читали не весь геном, а только характерные индивидуальные участки, часто даже некодирующие. Да и это было дорогое удовольствие, и для успеха требовались микрограммы ДНК. Теперь у нас есть «сиквенс одной молекулы», цена реактивов сравнима со стоимостью кофе, которое выпивает средний детектив в течение месяца, а будешь пинаться — отсяду… Раз — и получили весь геном в виде файла, и лежат у тебя на рабочем столе геномы мистеров А, Б. и С. Читай, наслаждайся.

— В чем наслаждение, объясни.

— Очень просто. Нет такой базы данных, даже полицейской, которая не могла бы утечь в плохие руки. А дальше… Во-первых, можно фальсифицировать биоматериалы: уничтожить в них исходную ДНК, подмешать синтезированную ДНК другого человека и подставить его по полной: доказать этот фокус очень непросто, если делать с умом. Во-вторых, если ума и денег еще побольше… знаешь процесс Хевэн против Тафина? Что, и ты не знаешь? Рассказываю. Девушка подала в суд на известного теннисиста, заявила, что он отец ее сына. Сделали определение отцовства — точно, он, случайное совпадение было бы возможным, если бы население Земли было раз этак в сто побольше. А теннисист уперся: знать не знаю эту особу, вообще никогда ее не видел, не только в реальной жизни, но даже в Сети. И под детектором лжи это повторил, и под томографией. Пустяки, говорит девица, просто он был в тот момент неадекватен… Что оказалось на самом деле? Экстракорпоральное оплодотворение искусственным спермием. Девица имела доступ к генным базам спортсменов, украла геном, синтезировала хромосомы, а остальное в наше время — дело техники. Предприятие дорогостоящее, но окупилось с лихвой. Теннисист увидел ребенка, растрогался… Мать не посадили, потому что закона о приватности генетической информации тогда еще не было, а обратной силы он не имеет. Между прочим, этому мальчику, синтетическому сыну Тафина, сейчас должно быть лет четырнадцать. Любопытно бы узнать, как он поживает.

— Играет в теннис или занимается биотехнологиями?

— Ты злой человек, Сергей. Если же денег совсем мало, а сделать гадость человеку хочется, то, в-третьих, можно просто вычитать в его ДНК много интересной информации и распорядиться ей, как подскажет фантазия. В общем, парень, не дай Боже твоему геному попасть в руки врага. Про предрасположенность к болезням и медицинскую страховку не буду говорить, сам поймешь. Или представь себе: человек сидит в Полинезии и рассуждает о недопустимости экспансии европейцев на острова Тихого океана, а ты смотришь его геном, видишь маркеры европейского происхождения и всем об этом рассказываешь — смешно получается. Или, например, ген латентной педофилии… Хотя, конечно, про преступные генотипы — полное вранье. Современный Ломброзо.

— Нет, почему? — засомневался Фред. — Как единственное доказательство, конечно, не пройдет, но в сумме с другими…

— Офицер, поверьте эксперту: все это брехня желтой прессы. Нет таких генов.

— Ну а как же статистические данные?

— Статистические данные? — Мартин радостно улыбнулся. — Разумеется! Еще сто лет назад было известно, что половину населения Земли составляют носители варианта генома, с которым вероятность попасть за решетку в шестнадцать раз выше, чем без него.

— Что, серьезно? — спросил Сергей. — А я почему не знаю?

— Ты знаешь. Про этот вариант генома все знают.

Сергей наморщил лоб.

— Эта, как ее… моноаминооксидаза?

— Нет. Игрек-хромосома. Мужчины попадают под арест в шестнадцать раз чаще женщин.

— Смешно.

— Поучительно. Многие верят в «гены преступности» и статистику вроде этой. А когда многие верят во что-то, оно становится истиной и руководством к действию, что бы там ни говорили яйцеголовые. Отсюда закон о ДНК-приватности, отсюда же паника и скандалы.