Фаза Урана

– Почему? – спросил я.

– Ты совсем перестал материться.

– Разве это плохо?

– Это настораживает. Все думаешь о чем-то, а нужно меньше думать и больше материться, тогда все будет в порядке.

– Я ни о чем не думаю.

– Думаешь. И вид у тебя…

– Какой у меня вид?

– Помнишь, ты в меня в детстве кирпичом кинул?

– Ну, помню.

– Так вот: у тебя такой вид, как тогда.

– Не бойся, я не собираюсь в тебя ничем кидать…

– Про тебя в Старом Городе ходят слухи, – Степан зевнул неторопливо, как старый цирковой хищник, а потом потянулся и уточнил: – Говорят, будто бы тебя парализовало…

– Парализовало? – удивился я.

– С месяц назад люди видели, как ты едешь в инвалидной коляске.

– Это был не я.

– А кто же тогда?

– Мой брат-близнец…

Мы выпили не чокаясь. Он водку, я – компот. Варвара Архиповна раздала всем завернутые в кулек карамель и печенье. Степан сунул кулек в карман и сказал:

– Мне пора. Я на работе только на половину дня отпросился.

– Спасибо, что помог.

– Не за что.

– Как жена?

– Не порть людям праздник.

Жена Степана была кореянкой. Я часто любил ее спрашивать, из какой она Кореи: из Северной, или из Южной. Жена Степана почему-то всегда обижалась таким вопросам и говорила, что она из Ростова-на-Дону.

Степан вышел из «Пельменной» и сквозь стеклянную дверь было видно, как он переходит через узкую улицу Старого Города, огибая застрявшие в пробке машины.

– Хороший у тебя друг, – сказала Варвара Архиповна.

– Да, он хороший друг, – согласился я.

Поварихи в белых халатах уносили грязную посуду и смахивали хлебные крошки. Тарелки звенели, их эхо билось о потолок, как эпилептик. На потолке крепились безмятежные пропеллеры вентиляторов. Пенсионеры собирали со столов пустые водочные бутылки.

– Когда это все закончится, нужно будет найти хорошего маклера и продать эту проклятую квартиру, – сказала Варвара Архиповна.

XI. Друг

1.

С тех пор, как успело стемнеть, ливень шел не переставая. Воздух за окном время от времени надрывно ныл прощальным гудком парохода Миллиарды капель-эмигрантов покидали небо и плыли в стремительном и однородном потоке к земле. И каждая из капель должна была умереть: разбиться, растечься, просочиться лишь для того, чтобы затем, испарившись, воскреснуть и вернуться обратно на обетованную тучу. Вернуться рано или поздно, смертью смерть поправ…

Неожиданной зарницей блеснула молния, вспыхнула на мгновение, как огонь зажигалки с неисправным кремнем. Это случилось где-то рядом: воздух загудел особенно громко и тоскливо, а оконное стекло, выдержав удар грома, гулко задрожало, будто в него только что врезался комедийный герой-неудачник. Проснувшись, я вскочил с раскладушки:

– Неужели два часа дня?

– Полтретьего ночи, – сказал человек.

Человек сидел в комнате, за моим компьютером Экран монитора показывал заставку рабочего стола вывешенные мной утром, какие-то немецкие озера Лицо человека озарялось голубым и нездоровым светом Он два раза деловито откашлялся.

Тогда я кинул в него подушкой, чтобы удостовериться в его реальности, и только потом спросил:

– Это ты, Ф.?

– Ну, наконец, проснулся, – сказал Ф., перехватив мою подушку, – я тебя здесь уже четыре часа караулю.

Голова у меня болела: то ли дождь изменил атмосферное давление, то ли утомительные похороны и поминки, забравшие все минувшие сутки, вызвали эту мигрень, но хотелось сейчас только одного: зажмурить глаза и сквозь дрему слушать мокрую и ноющую темноту, засыпая постепенно. Но, крякнув, щелкнул выключатель, и в комнате загорелся яркий электрический свет, так что мне вновь пришлось подняться.

– И не думай спать, – Ф. встал из-за компьютера, – мне надоело ждать тебя и играть в этот идиотский «Сапер».

– Ты все-таки получил мои письма? – спросил я.

Еще недавно я ждал разговора с Ф. Представлял, что ему скажу, и что он мне ответит, а теперь слов у меня не было. Более того: видеть Ф. мне совсем не хотелось.

– Получил, – зевнул Ф., – ты очень меня позабавил.

– Поза-ба-вил!? – я предполагал любой комментарий к моим письмам, но только не «позабавил».

– Да, очень забавно, – кивнул Ф., – нет, про уран – это просто глупая бессмыслица. Зато про брахманов – очень смешно. И про Махно с этим, как его, Ахуро-Ниссаном, смешно тоже. Я, на всякий случай, в Москве показал твои опусы своей знакомой. Она историк, работает в аспирантуре МГУ. Она так хохотала, и знаешь, что у меня спросила?

– Нет.

– Спросила кто ты: сказочник или псих?

– А ты?

– Я сначала ответил ей, что ты сказочник. Потом, что ты – псих. А потом подумал и сказал, что ты и сказочник, и псих одновременно. Одно другому не мешает.

Во мне пробуждалась злость. Хорьки могут спать двадцать часов подряд ежедневно, но они все равно когда-нибудь просыпаются, непоседливые и свирепые. Очень хотелось опять кинуть чем-то в Ф.: на этот раз более тяжелым и твердым, но ничего подходящего под рукой не имелось, поэтому я просто спросил:

– И сам ты не веришь мне, Ф.?

– Нет, Растрепин. В этом нет логики.

– Логики? Нет логики!? А то, что твоя мать умерла от лейкемии, а отец сейчас загибается где-то среди янки, в этом есть логика? Тебя это не беспокоит?

– Не нужно трогать моих родителей, Растрепин! То, что случилось с ними – несчастное стечение обстоятельств. Они работали под Семипалатинском во время испытаний там ядерного оружия. Это раз. Я абсолютно здоров и никогда ни на что не жаловался (и моя сестра тоже). Это два Здесь нет ни урана, ни костей, ни проклятья, а у тебя нет никаких доказательств. Это три.

У меня действительно не было доказательств. Но кое-что я все же мог предъявить:

– А почему кошки Варвары Архиповны названы в честь спутников Урана: Офелия, Бианка, Розалинда?…

– Не смеши. Насколько я помню, – возразил Ф., – Архиповна называла их именами персонажей Шекспира. Она не виновата, что и спутники названы в их честь.

– Хорошо, а то, что холм называется Друг? Это тебе о чем-то говорит, Ф.?

– Друг? Обычное советское название. Может, немного и странное. Чаще ведь – Дружба, а не просто: Друг.

– Так знай, Ф. В языке Аратты, в языке Авесты и на санскрите, слово «друг» означает «ложь» и «зло», и этот холм так называется уже тысячи лет…

ф. подошел к кладовке, достал оттуда трехколесный велосипед «Гном-4», сел на него и поехал по комнате. Велогонщик плоскостопный. На Тур-де-Франс его не возьмут, однозначно. Когда же он накатается?