Фебус. Принц Вианы
Шрифт:
— Это эспада*, сир, — поправил меня паренек.
— Иди, отдыхай, — я отдал ему шпагу.
Польщенный парень, поклонившись мне со шпагой в обеих руках, развернулся и шустро побежал к кострам. С охотой так. Радуется, стервец, что не припахали внеурочно.
Микал все это время так и стоял рядом на коленях.
— У тебя есть неотложные дела, — спросил я его, с намерением отпустить.
Парень с готовностью ответил.
— Сир, единственное мое неотложное дело — это служить вам. Все остальное может подождать, — и смотрит предано прямо в глаза.
Умный мальчик. Далеко пойдет, если милиция не остановит. Хорошо это или
Но все равно делать что-то надо. Время-то неотвратимо тикает. На косвенных признаках я ситуацию уже исследовал и выжал досуха, но все равно информации для принятия каких-либо решений мне жутко не хватает. А Ваньку валять долго я не продержусь. Буду дурковать как «доцент» из кинофильма «тут помню, а тут не помню», пока не спалюсь по крупному. Вот тогда не факт, что смерть под взорвавшимся бензовозом будет для меня тяжелей. А умирать не хочется ни разу. Тем более что один раз я уже умер. Остается только одно — вживаться в этот мир, каким бы он не был. И стать тем, у кого я отнял это прекрасное юное тело.
Признаваться, что «государь» ни черта не помнит кому-то из местной золотошпорной знати чревато по определению — те ребята хваткие, сразу в свои интриги такое знание вплетут, не побрезгуют. Да еще дезы мне самому подкинут сто пудов в своих побуждениях и ладно бы только в корыстных. Деньги потерять в этом разрезе не самое страшное.
— Читать, писать умеешь? — продолжил я расспрос парня.
Так, навскидку спросил, для проформы, хотя положительного ответа от него совсем не ожидал. Не те времена.
— Умею, сир, — неожиданно заявил парень. — Меня замковый капеллан* научил, когда я мальчишкой при капелле* состоял.
— Мальчишкой это сколько?
— Пять лет уже как. Даже больше.
— А сколько тебе сейчас?
— Почти семнадцать лет, сир.
— Взрослый уже, — констатировал я этот факт, хоть чтобы что-то сказать, не молчать истуканом.
Парень кивнул, соглашаясь со мной. Действительно взрослый. В эти века в четырнадцать лет уже воевать ходят. И никто в рукопашной на поле боя скидок на возраст не дает.
— Язык, какой знаешь письменно, или только латынь?
— Не только латынь, сир. Еще васконский*.
Это что еще за диво — васконский язык? Васконский язык бывает по логике у народа васконов. Или васков. Los vascos. Это может даже — басков? Но это как раз легко узнается далее по косвенным признакам. Не горит особо. Есть более насущные задачи, которые решать надо здесь и теперь. Незамедлительно. Я и так целый день тут дурака валяю, когда на самом деле по лезвию бритвы хожу. Такая вот практика теории относительности.
Интересно, а на каком языке мы сейчас с ним тут трендим? У меня полное ощущение закадрового перевода, когда голос актера и голос диктора сливаются и, кажется, что по-русски говорит с экрана голос иностранного актера. Такие вот выверты сознания.
А парень тем временем продолжая «дозволенные речи» вываливал на меня свое резюме.
— А говорю я на франсийском*, окситанском*, кастильском* и варяжском* языках. Еще на языке дойчей* и мурманов* могу объясниться. Меня покойный капеллан хотел по духовной части определить, но майордом* запретил. Добрый был ко мне покойный падре*.
Ага, васконский язык не назвал, знать именно на нем сейчас и треплемся. И получается у меня это естественно, как дышать.
Чудеса в решете. «Доктор, а я после вашего лечения смогу играть на скрипке? Сможете. Вот здорово, а раньше не мог».— Принеси-ка подогретого вина. А то так голос ссадим, не заметим, — подмигнул я ему.
Парень моментом подорвался и убежал к кострам.
А я не на шутку заскрипел извилинами. Воспитанник падре, однако. Вот только невинной жертвы священника-педофила мне и не хватает до полного счастья в ближнем окружении. Потому и отослал парня, что такую информацию мне срочно надо переварить наедине. В моем времени педофильские скандалы с католическими пасторами возникали с периодичностью почтового поезда. И очень смачно обсасывались всеми средствами массовой информации. Вплоть до того, что самого папу римского каяться заставляли. Зачем — понятно. При легализации гомосексуализма и полной толерастии во всем остальном кроме педофилов у демократов совсем не осталось «врагов народа».
Известный всем педик в традиционном христианском обществе — содомит и изгой, а тайный — вкусный объект для шантажа. К примеру, в Англии, шантажируя оглаской, наша разведка заставила работать на СССР аристократическую «кембриджскую пятерку». Это в середине ХХ века. А вот в начале третьего тысячелетия такое уже по определению невозможно.
А вот как ТУТ к содомитам относятся, я пока не знаю. Может быть и толерастно до радужности. До гей-парадов на Масленичный карнавал.
Представил себе парад геев — флягелянтов* и усмехнулся такой картинке.
А с другой стороны резон еще в том, что других походящих кандидатур вокруг что-то не наблюдается. К тому же грамотных. Не те века. Не помню, чтобы их было много, помимо жеребячьего сословия*.
Все же, как это трудно решиться: кому-то довериться, тем более в незнакомой обстановке. Да что там незнакомой — фантастической! К тому же, один раз уже погибнув, очень не хочется повтора. И надо честно признаться себе в том, что «Штирлиц как никогда был близок к провалу». Дальше вопросы у меня пойдут такие, что у парня кроме недоумения ничего вызвать не смогут. А это опасно тем, что…
Повторяться не хочу — смотри выше.
К тому же, как ни крути, а кроме этого парня у меня в обозримом пространстве другой походящей кандидатуры нет. Что может быть лучше кандидатуры раба в таком случае? Кто был ничем — тот станет всем.
Одноглазый, который почему-то слишком фамильярен с «государем», отпадает сразу. Да и не нравится мне его бандитская рожа. Рыцари тоже отпадают по определению. В вопросах чести у них в жопе вода не держится. И как они воспримут мои предложения вот хрен мне угадать навскидку местный этос*.
А остальные кто тут?
Чьи это люди?
Мои, как «государя»? Или из рыцарских копий* пахолики*? Тогда вассалы* моих вассалов ни разу не мои вассалы.
Микал прискакал обратно не один, а с двумя такими же парнями в неброской одежде. Головных уборов на них не было и мне стало видно в неровном свете факела, что эти молодые люди, в отличие от рыцарей и пажей, очень коротко стрижены.
В руках всех троих была поклажа.
Рядом с моим лежбищем они споро расстелили холщевую скатерть, поставили на нее несколько оловянных тарелок с нарезкой из мяса, хлеба и сыра. Серебряную солонку с откидной крышкой и пучок перьев зеленого лука. Микал в руках держал исходящий паром котелок и пару небольших оловянных кубков на низких ножках.