Федина Пасха (сборник)
Шрифт:
– Ну, пошли на улицу.
Впереди, с большим Крестом, медленно и торжественно, шел диакон, за ним братия, батюшки, певчие и народ. Народ валил и валил из церкви, сливаясь в Крестный Ход. Феде показалось даже, что у всех внутри, как и у него, находились Христовы огоньки. Большие и маленькие. У некоторых иконы в вышитых чистых полотенчиках с кистями.
Первый раз, когда батюшки брызгали всех водичкой, до Феди не долетело ни капельки.
В третий раз, когда они уже стояли рядом с певчими, отец Мирослав, лукаво-весело взглянув на Федю, щедро крестообразно побрызгал его с бабушкой. Федя ойкнул от неожиданности и засмеялся вместе
Потом все расходились по домам.
– Хороший день подарил нам сегодня Господь, – сказала бабушка, глядя на внука. – Потому что Он любит нас, хрупких, немощных.
– Хороший, – довольно подтвердил Федя. Он так был насыщен этим праздником, что не знал, что еще сказать, но немного подумав, добавил: – Это не то, что Новый Год. Там все напридумано. И подарки тоже. А здесь все настоящее, живое, и не найдя, что толком еще сказать, остановился и серьезно взглянул на бабушку. Она тоже остановилась, глядя на него.
– Что, деточка, забыли чего?
Федя смущенно смотрел на нее.
– Нет, бабушка, не забыли. Просто знаешь… Глаза его смотрели куда-то вверх, в сторону.
Бабушка совсем удивилась.
– Ну… я там, у тебя, дырочку сделал…
– Какую дырочку? – бабушка оглядела себя. – Зачем?
– Да нет. Я у тебя в куличе вчера дырку проковырял. А там было вкусно, я там еще тогда проковырял, в серединке и вверх туда…
– Так чего с серединки-то, тоже удивилась бабушка.
– Ну как…чтоб по краям не было видно…
Бабушка удивилась и, засмеявшись, потрепала его по еще не высохшей голове.
– Ну что ж с тобой поделать? Вот отрежу выгрызанное и угощу тебя. Это все равно уже освященное. Согласен?
Федя засмеялся:
– Согласен, бабушка, – и вдруг сказал ей.
– Христос Воскресе!
Исповедь
Так уж получилось, что Федя остался с бабушкой. Она отправляла его в детский садик, а сама старалась успеть сделать все дела до вечера, чтоб у нее было побольше времени для занятий с внуком. Федя любил разные книжки, но бабушка старалась больше читать про разных святых или рассказывать о Господе. И хотя Федя почти наизусть знал кассету о преподобном Серафиме Саровском, но его больше тянуло к тем книгам, которые им читали в детском саду.
Когда наступал вечер, Федя привычно копался в книгах, давно уже перечитанных.
– Давай, бабушка, что-нибудь про царевичей. Или нет. Давай «Мишкину кашу», там смешно.
– Да хватит нам этой каши, – отвечала бабушка, – наелись.
Федя начинает, как обычно, жалобным голосом тянуть:
– Ну, ба-а-бушка, ну, последний разок, а? Ну, пожалуйста.
Сердце бабушки и начнет помаленьку таять:
– Ну уж если только последний. Ладно. Больше не буду.
А на другой день такой же разговор. Но бабушка уже непреклонна:
– Нет, внучек. В детском саду вам и так много рассказывают: про Тотош всяких, Чебурашек, еще поди и Шрека показывали.
Федя слегка покраснел:
– Бабушка, он добрый.
– Хм. А зверушки разве не могут
быть добрыми? Нет, внучек, пойди и ты мне сегодня на встречу. Я тебе прочитаю еще одну главу из Нового Завета.– Но ведь я и так знаю, кто создал Землю, – уныло протянул Федя, – и про Адама, и про Еву, про змея и что Божия Матерь наша родила Иисуса Христа.
– Этого недостаточно, внучек. Все мы обязаны знать Закон Божий и быть грамотными. А будем больше читать, будем задумываться и учиться жить по-Божески.
– Но там даже и картинок нет, – оправдывался Федя. – И не все понятно. Нет, – покачал он головой, – я не хочу читать эту фигню.
Лицо у бабушки стало строгим.
– Что ты сейчас сказал? – Федя покраснел. Он и сам был не рад, что так сказал, но слово уже вылетело. Бабушка сняла очки, долго внимательно смотрела на него. Глаза ее опустились. Она как-то вдруг сникла, и не найдя, что сказать, убрала книгу на место. Затем повернулась к нему спиной и ушла. Федя пошел за ней.
– Бабушка, прости меня, я не так хотел сказать… прости меня…
Бабушка долго молчала и тихонько сказала перекрестившись:
– Прости меня, Господи, это я виновата.
Но Федя услышав, перебил ее:
– Да нет, это я виноват!
Она посмотрела на него и тихо стала рассказывать:
– Знал бы ты, внучек, как Иисус наш Сладчайший страдал за нас. Сколько Он народу помогал, а когда вели Его на распятие, все отвернулись от Его. Даже любимые ученики. Его били, плевали в лицо, издевались… народу много было. Все злые, распаленные, глаза горят, машут руками, кричат – Распни Его! Распни! – Глаза бабушки наполнились слезами. Она вытерла их.
– Колючими иглами закрепили на голове Его терновый венец… потом рученьки и ноженьки Его прибили толстыми ржавыми гвоздями. И ОН, наш БОГ! – висел на том кресте… часами за нас… Один. Родненький наш. Как же Он терпел!..Только Мамочка Его, Боженька наша, стояла, плакала на коленочках:
– Свете, Сыночек мой, скорбит душа моя по Тебе!.. – Женщины еще там стояли.
Бабушка опять вытерла слезы. У Феди тоже защипало в носу. Бабушка посмотрела на него испытующим взглядом. Видя его замешательство, взяла за руку и тихонько подвела к иконе.
– Вот, Феденька, мы с тобой видели как исповедуются верующие люди перед батюшкой. Вот и ты, как умеешь, попробуй попроси своими словами. Только искренне: так мол и так, сказал такое слово, не подумавши. Сейчас я затеплю лампадку, подожди.
Федя стоял долго, смотрел на Иисуса Христа, жалел его и думал, какие бы подобрать слова, чтоб Господь увидел, что виноват он, Федя. Перекрестился, но не знал, как сказать.
– Не бойся, – сказала бабушка. – Господь поймет тебя…
Но Федя смотрел на икону, чувствуя, что внутри застряла какая-то скорбь, что-то нехорошо шевельнулось и запросилось наружу.
– Прости, Господи, что я сказал бабушке «фигню», – наконец выдавил он.
Бабушка сказала:
– Это не меня, внучек, это на Закон Божий ты так. Попробуй-ка снова.
Трудно было думать. Мысли, как каменные, лениво переворачивались между собой. Чувство вины перемешалось со словами.
– Господи, прости, что я сказал на Закон Божий «фигня».
– Да что ты все повторяешь это дурное слово! – укоризненно воскликнула бабушка. Твой Бог тебя очень любит. Сколько доброты своей Он на нас изливает. Он смотрит на тебя и уж простил тебе. Он и врагов тех простил. Но ты-то уж посердечней скажи.