Федон

Служители таинств говорят, что носителей Бахусовых жезлов много, да Бахусов мало. А эти, по-моему мнению, суть не кто иной, как истинные философы. От нихто и я, сколь мог, не отставал в своей жизни, но всячески старался присоединиться к ним. Было ли старание мое правильным и успешным – узнаем, пришедши туда, – узнаем, как мне кажется, скоро, если будет угодно богу. Вот мое оправдание, Симмий и Кебет, – прибавил Сократ. – Я справедливо не жалуюсь и не скорблю, оставляя вас и здешних господ, ибо надеюсь, что и там, не менее чем здесь, встречусь с добрыми господами и друзьями, хотя толпе в это и не верится. Прекрасно было бы, если бы мое оправдание убедило вас более, нежели афинских судей.

Против этих слов Сократа Кебет возразил:

– Обо всем прочем, Сократ, ты говоришь хорошо; но что касается души, то люди в этом отношении очень сомневаются: существует ли она где-нибудь по отрешении от тела или разрушается и уничтожается в тот самый день, в который человек умер, то есть, отрешившись от тела и вышедши из него, рассеивается, как воздух или пар, тотчас улетает, и уже нигде от нее ничего не осталось. Конечно, если бы она в самом деле сосредоточивалась в себе и избавилась от тех зол, о которых ты теперь рассуждал, то мы имели бы великую и прекрасную надежду, что слова твои, Сократ, истинны. Но для этого потребуется, может быть, немало убеждений и удостоверений, что душа умершего человека существует и что в ней сохраняются какая-то сила и разумение.

– Правда, Кебет, – сказал Сократ. – Так что же делать? Не хочешь ли, потолкуем, верна моя мысль или нет?

– Что касается до меня, – отвечал Кебет, – то я с удовольствием послушал бы, каково твое мнение на этот предмет.

– Мне кажется, никто, – сказал Сократ, – даже и писатель комедий, слушая меня в эту минуту, не скажет, что я пустословлю, веду речь не о том, о чем должно. Итак, если хочешь, надобно исследовать. А исследуем, существуют ли души умерших людей в преисподней или нет, вот каким образом. Есть Предание, самое древнее, какое только помним, что, переселившись туда, они живут там и потом опять приходят сюда и происходят из умерших. Если это справедливо, то есть если живые происходят из умерших, то как же не существуют наши души там? Ведь, не существуя, они не произошли бы; и мы имели бы достаточный признак тамошнего их существования, если бы для нас в самом деле было ясно, что они перешли в жизнь не откуда более как из умерших; а когда этого нет, то нужно какое-нибудь иное доказательство.

– Без сомнения, – сказал Кебет.

– Впрочем, чтобы легче понять это, понаблюдай не только за людьми, – продолжал Сократ, – но и за всеми животными и растениями, вообще за всем, в чем мы видим возникновение. Не так ли обычно бывает, что противное происходит из противного, если ему есть что-нибудь противоположное, как, например, похвальное – постыдному, справедливое – несправедливому, каковых противоположностей бесчисленное множество? Рассмотрим-ка, не необходимо ли, чтобы вещи, противоположные чему-нибудь, происходили не из чего более как из противоположного себе? Если, например, что-нибудь сделалось большим, то не необходимо ли надлежало этому сперва быть меньшим, а потом возрасти до большего?

– Да.

– А когда что-нибудь есть меньшее, то сперва оно, конечно, было большим, потом уже стало меньшим?

– Так, – сказал он.

– Подобным образом из сильнейшего происходит слабейшее, из быстрейшего медленнейшее.

– Без сомнения.

– Что же далее? Если вещь сделалась хуже, то не из лучшей ли?

– Из чего же иначе?

– Значит, мы удовлетворяемся тем положением, – заключил Сократ, – что все происходит так – противное из противного?

– Без сомнения.

– Но что еще? Нет ли чего-нибудь занимающего середину между всеми парами противоположностей, так как при двух противоположностях бывает два перехода: от первого противного во второе и от второго в первое? Например, между большим и меньшим есть и возрастание и умаление, и мы говорим, что одно растет, другое умаляется.

– Да, – отвечал он.

– Значит, и разделяться, и смешиваться, и охлаждаться, и согреваться – все происходит таким же образом. Хотя словами мы иногда и не выражаем этого, однако же на деле необходимо, чтобы одно взаимно происходило из другого и чтобы переход был обоюдный.

– Конечно, – сказал он.

– Что же теперь? – продолжал Сократ. – Жизни противополагается ли нечто так, как бодрствованию – сон?

– Без сомнения, – отвечал он.

– А что именно?

– Смерть, – сказал он.

– Следовательно, жизнь и смерть, если они взаимно противоположны, происходят обоюдно и между ними двумя бывает двоякое происхождение?

– Как же иначе?

– Итак, я, – сказал Сократ, – приведу тебе одну из таких пар, о которых сейчас упоминал, и укажу на ее переходы, а ты приведи другую. Я говорю: сон и бодрствование и утверждаю, что из сна бывает бодрствование, а из бодрствования – сон; происхождение же их называется дремать и пробуждаться. Довольно для тебя или нет? – спросил он.

– Вполне довольно.

– Скажи же и ты о жизни и смерти. Не говорил ли ты, что жизнь противоположна смерти?

– Говорил.

– И они возникают одна из другой?

– Да.

– Что же возникает из живущего?

– Умершее, – сказал он.

– А потом из умершего? – спросил Сократ.

– Необходимо согласиться, что живущее, – отвечал Кебет.

– Значит, из умерших, Кебет, бывают вещи живые и существа живущие?

– Кажется, – сказал он.

– Следовательно, наши души находятся в преисподней? – заключил Сократ.

– Вероятно.

– Равным образом и из двух происхождений не явно ли по крайней мере одно? Например, умирание явно или нет?

– Конечно, явно, – отвечал он.

– Так что же нам сделать? – продолжал Сократ. – Не придать ли ему происхождение противоположное? Неужели в этом отношении природа хрома? Умиранию не необходимо ли противоположить какое-нибудь происхождение?

– Какое же?

– Возрождение. Но если есть возрождение, – продолжал Сократ, – то оно, это возрождение, не будет ли переходом мертвых в существа живущие?

– Конечно, будет.

– Значит, мы согласились и в том, что существа живущие возникают из мертвых не в меньшей степени, чем умершие из живущих? А если так, то, кажется, мы имеем достаточный признак того, что души умерших необходимо должны где-нибудь существовать, откуда могли бы снова произойти.

– Из признанных положений, Сократ, твой вывод, по-видимому, следует необходимо.

– И заметь, Кебет, – сказал он, – что эти положения мы признали, думаю, не безрассудно. Ведь если не противопоставить одного положения другому так, чтобы они совершали круг, но допустить происхождение только в одностороннем направлении – от противного к противному, не поворачивая ее снова от последнего на первое, – то знай, что наконец все будет иметь один и тот же вид, все придет в одно и то же состояние – и возникновения прекратятся.

– Как это ты говоришь? – спросил тот.

– Мои слова понять нетрудно, – отвечал Сократ. – Если бы, например, засыпание существовало, а противоположного ему, пробуждения от сна, не было, то, знаешь, сказание об Эндимионе 1 показалось бы наконец пустым и потеряло бы смысл, потому что и все прочее, подобно ему, находилось бы вечно в состоянии сна. Когда же бытия только смешивались бы, а не разделялись – вскоре вышло бы Анаксагорово: Все вещи вместе. Так-то и здесь, любезный Кебет: если бы живущее умирало и, умерши, сохраняло свой образ смерти, а не оживало снова, то необходимо ли, чтобы наконец все умерло и ничто не жило? Пусть одно живущее происходит от другого; но как скоро оно умирает, то каким способом и всему не стать жертвою смерти?

1

Возлюбленный богини луны Селены, который был погружен в вечный сон.

Конец ознакомительного фрагмента.