Федор Апраксин. С чистой совестью

— Как тобой указано было, государь, яхта ждет тебя, дабы следовать в Соловецкий монастырь.

— Любо сие нам, — развеселился царь. — А сколь пушек на яхте?

— Дюжина, государь.

В полдень царский караван отплыл в Архангельский. Город встречал царя колокольным звоном, ружейной и пушечной пальбой. Но ни трезвон, ни залпы не поразили царя так, как зрелище настоящего морского порта.

У громадного причала ошвартовался добрый десяток европейских купеческих судов из Англии, Голландии, Дании. Два-три корабля отстаивались на рейде, на якорях, ожидая, когда освободится место у причала. Лес мачт бригов [8] , шхун [9] , бригантин [10] , с подобранными парусами, опутанных вязью снастей такелажа, заполнил всю прилегающую акваторию. Завороженный Петр оглянулся. Чуть позади на палубе собрались Ромодановский, Голицын, Стрешнев, другие спутники. Они недоуменно переглядывались, удивленно озираясь по сторонам.

8

Бриг — двухмачтовое судно с прямыми парусами, имеющее гафель на гроте.

9

Шхуна — парусное судно с двумя и более мачтами и преимущественно косыми парусами.

10

Бригантина — бриг малого размера.

— Слышь-ка, Федя, — кивнув на лес мачт, сказал царь стоявшему рядом Апраксину, — краса дивная, будто небылица. Рази сравнишь с Плещеевым озерком?

Апраксина, видимо, тоже пленила панорама увиденного, но рассудил он по-своему:

— Озерко наше славное, Петр Лексеич, но токмо оно-то не море.

Петр прищурился:

— Сие ты верно подметил. Отсель прямой путь к Европе. Они-то, иноземцы, своего не упускают, вишь, густо облепили городок, будто пчелки.

Крайним у пристани возвышался двухпалубный тридцатипушечный фрегат. На корме лениво шевелилось громадное полотнище полосатого красно-сине-белого флага.

— Чей корабль? — отрывисто спросил царь у Матвеева.

— Голландский фрегат, государь, — пояснил воевода, — из Нидерландских штатов. По указу своего короля оберегает купцов от французских каперов.

Царский карбас как раз поравнялся с кормой фрегата, и в этот момент одна за другой сверкнули огнем три носовые пушки голландского корабля.

— Фрегат салютует тебе, государь, — проговорил Матвеев.

Петр крикнул Меншикову:

— Алексашка, борзо пали из фальконета трижды!

За пристанью, у отдельного причала, сверкая свежевыкрашенными бортами, ожидала яхта «Святой Петр».

На яхте царя, видимо, заждались. Едва он ступил на борт, громыхнули подряд три пушки. На грот-стеньге [11] взвился царский штандарт с черным орлом посредине. Петр прошел по верхней палубе, тронул планшир фальшборта — краска еще не просохла. От распаренных на солнце свежеструганных сосновых досок пахло смолой. В капитанской каюте блестел лаком стол, привинченный к полу, в углу приткнулся диванчик, покрытый ковром, за голубой шторой уютно смотрелась постель капитана.

11

Стеньга — рангоутное дерево, служащее продолжением мачты (составная часть мачты).

— Гляди, Федор, не в пример нашим плещеевским яхтам, все по-иному, ладно спроворено.

Федор ухмыльнулся:

— Там, государь, была потеха, а здесь, на этом судне, в море не на один день, чаю, плыть можно.

— Кто строил яхту? — спросил Петр у Матвеева.

— Купцы Строгановы для себя на Соломбале ладили, пришлось десяток тыщ им уплатить.

— За нами не пропадет. — Петр засмеялся. — Теперича на Беломорье мой корабль здравствует, шкипером почну сего для служить. А што, воевода, команда-то есть на яхте?

Матвеев закашлялся:

— Не совсем ладно, государь, получилось. Одного подшкипера сыскал доброго, Прошку Деверя из архангелогородских поморов, он за лоцмана всех иноземцев проводит на Двинское устье. Касаемо матроз, туго, государь, нанял покамест пяток рыбарей-двинцев. И то упираются. Путина у них на носу, за большие деньги и то не желают.

Петр глянул на Апраксина:

— Сей же день, Федор, определи всю нашу ватагу потешных на яхту. За старшего станет Воронин. Остальных самолично распиши по мачтам и парусам. Скляева и Верещагина у кормила назначь.

Когда вышли на палубу, царь, опершись о фальшборт, посмотрел на стоявший рядом голландский фрегат.

— С капитаном фрегата знаком? — вдруг спросил он Матвеева.

— Как же, голландец Голголсен, государь. — Воевода осклабился. — Все иноземцы политесу обучены, прежде всех чинов спешат познаться с воеводою. — Матвеев замолчал, что-то вспоминая, и продолжал: — Поскольку корабль-то военный, он запрежь отстаивался у Мудьюга, покуда моего дозволения не получил плыть к городу.

— Што есть Мудьюг? — спросил Петр.

— Остров нашенский на Беломорье, передок Двинского устья, застава там стрелецкая и таможня.

Матвеев обстоятельно рассказал о порядке встречи иноземных судов. Петр слушал внимательно, все было в новинку: и места, и люди, и события. Выслушав воеводу, вспомнил о своем:

— Веди-ка на фрегат.

Царь ушел, а Апраксин послал на карбасы за потешными. Собрал их на палубе яхты, начал наводить порядок.

— Стало быть, государь велел определить экипаж нашей яхты. — Апраксин сердито засопел. — Санька, кончай лясы точить с Федосейкой. Гаврилка, не разевай хлебало. Слушайте, другой раз повторять не стану, а надо, таки и плетью вытяну. Здеся вам не потеха на озерке, а морская служба починается.

Потешные примолкли. Таким Апраксина они раньше не видели.

— На озерке-то с одного берега кликнешь, на другом аукнется. Ан Беломорье-то — пучина безбрежная. Помнишь, Якимка, яхта затопла? То-то, легла на бок, мы ее и вытащили; на море-то, братец, ежели потопло, то навек в пучине схоронится. С людьми ли, без них. Как случится. Потому ухо держи востро…

Петр возвратился навеселе к полуночи, светлыми северными сумерками, и удивился. На палубе сновали потешные, тянули снасти, перелопачивали паруса, возились у якоря. Снизу, из кубрика, поднялся Апраксин. Усталое лицо его сияло:

— Ну, слава Богу, Петр Лексеич, понемногу порядок определяется.

— Молодец, Федя, обустраиваться будем на яхте, я тоже свою постелю сюда перетащу.

Потешные остались на яхте, а царь с Апраксиным ушли ночевать на небольшой парусной лодке рыбаков, шняве, на Моисеев остров, где для царя выстроили просторную светлицу-дворец.

На следующий день пришелся праздник Иордани. Словно оправдывая знаменательную дату, природа постаралась. С самого утра зарядил дождь, вскоре хляби разверзлись, хлынул ливень и зарядил до самой ночи.

В Архангельском архиерей служил молебен, но Петр на этот раз службу пропустил. Весь день он провел на острове, делился первыми впечатлениями об увиденном и услышанном с Апраксиным.

— Ходил вечор с Матвеевым на фрегат голландский. Славный малый оказался его капитан Голголсен. Обстоятельно все показал. Лазали по закоулкам. Поглядел и крюйт-камеру. Матросы ихние ловкачи, сноровисто управляются с парусами, не чета нашим. — Петр огорченно вздохнул и продолжал: — После принимал меня с почестями в своей изрядно благой каюте. На угощение не скупился, по натуре бесхитростный. Все нахваливал свою Голландию по части корабельного строения. Оказалось, у них, почитай, десяток тыщ купецких судов и военных корабликов. Бродят по всему свету.