Фельдмаршал Борис Шереметев
Шрифт:
— Согласен с вами, ваше величество. Такое лишь в мыслях Держать можно, а говорку вести об этом рано. Еще рано.
— Вот и договорились, — поднялся Август с кресла. Шереметев тоже встал и неожиданно сказал с неким смущением:
— Простите, ваше величество, въезжая в Европу, хотел бы и переодеться по-здешнему {32} .
— Да, да, мой друг, в этом кафтане до пят вы выглядите очень архаично. Лучше уж приодеть вам камзол вот как у меня, ну и панталоны, именуемые кюлотами {33} . Впрочем, я прикажу
Когда Борис Петрович отыскал свою свиту, уже перебравшуюся в гостиницу, Курбатов спросил:
— Борис Петрович, что прикажете написать в путевом журнале?
— А что ты там последнее вписал?
— Ну, что вы изволили ночевать в тюрьме.
Шереметев поморщился, сказал с укоризной:
— Ты б еще вписал, что боярин ходил в нужник и, сняв штаны, сидел там.
— Но, Борис Петрович, вы же сами велели вписывать все важное.
— Ладно. Напиши, что имел беседу с королем Польши Августом II.
— А о чем шла беседа?
— Напиши, разговор был о тайном.
Курбатов, вздохнув, развернул дневник и умакнул гусиное перо в чернильницу, написал: «Король говорил с боярином много тайно».
— Ну, написал? — спросил Шереметев.
— Написал.
— Бери Петьшу, Миньку-портного, Гаврилу — и марш в магазины покупать все обновы немецкого платья. Подберите и мне что получше.
— Но ведь надо примерять, Борис Петрович.
— Мне не обязательно, портной знает мою фигуру и размер ноги. За ценой не стойте. Все чтоб по-людски приоделись. Купите мне и париков с десяток, пудру, ну и чего там еще положено к ним. Чтоб не стыдно было на людях показаться. Да и сам хоть побрейся. Оброс как медведь.
— Слушаюсь, Борис Петрович, — отвечал радостно Алешка, вновь растягивая рот до ушей.
Глава четвертая
ВЕНА
К Вене подъезжало посольство боярина Шереметева уже в приличествующем Европе виде. И уж не ротмистр Роман возглавлял его, а посланец русского царя — боярин и воевода Борис Петрович Шереметев. Оказалось, под своим-то именем надежнее ехать. Пристойнее.
Все, начиная от главы и до последнего поваренка, были переодеты в европейское платье. Для боярина Алешка расстарался, купил камзол бархатный с дюжиной рубашек с кружевными манжетами, и даже по совету продавца три жабо, трое кюлот — по-русски штанов, чулки и две пары башмаков. Мало того, еще и какую-то вещицу вроде малой шкатулки из черепахи приобрел.
— Это что? — спросил Шереметев.
— Табакерка, Борис Петрович.
— На что она мне? Я ж не курю.
— А я в нее нюхательного купил. Вот.
— Дурак. Я не нюхаю эту гадость.
— Борис Петрович, здесь каждый порядочный боярин, граф ли имеет табакерку. И все нюхают. Не будете сами, угостите собеседника. Здесь так принято, что поделаешь.
— Это ты точно узнал?
— Точно. Продавец так и сказал: без табакерки ваш пан и не пан вовсе.
Пришлось Борису Петровичу сунуть эту господскую принадлежность в карман нового камзола. Авось пригодится.
Расположились в предместье Вены, и уже на следующий день Курбатов сообщил боярину:
— Борис Петрович, к вам какой-то Воробьев просится.
— Какой
еще Воробьев?— Вроде наш, русский.
— Ладно. Впусти.
И Алешка привел господина, одетого по последней здешней моде, выбритого до синевы, лишь с небольшими усиками. Вошедший поклонился, поздоровался. И все. Умолк.
— Ну!.. — спросил его Шереметев, хмурясь. — С чем пожаловали?
— Я бы хотел с глазу на глаз, ваше превосходительство, — сказал посетитель.
— Алешка, — кивнул Шереметев, — выдь.
Курбатов, недовольно поморщившись, вышел.
— Борис Петрович, — заговорил гость, — я не имею права вам называться. Я тайно послан сюда от Посольского приказа самим Львом Кирилловичем для наблюдения за Венским двором.
— Шпион, стало быть?
— Да, ваше превосходительство, если хотите, шпион. Но благодаря моим глазам и ушам государь знает все о здешних интригах.
— Ну, что, например?
— Ныне я отправил донесение самому государю в Амстердам о здешних замыслах и слухах.
— И каковы же они?
— Ничего хорошего для нашей стороны, Борис Петрович. Султан ищет мира с Австрией. К этому его толкнуло поражение его войск при Зенте. Там только что Евгений Савойский наголову разгромил турок {34} .
— Но это же прекрасно! — воскликнул Шереметев, как человек военный, вполне оценив успех австрийского коллеги. — Что ж тут плохого?
— А то, что если Австрия заключит мир с Портой {35} , она этим самым нарушит январский союзный договор с Россией {36} . Она выйдет из войны с султаном. А ведь по договору она обязана воевать с Портой не менее трех лет, помогая тем самым России.
— Да, тут, пожалуй, вы правы, — согласился Шереметев. — Но неужто император пойдет на разрыв с нами?
— И не задумается. Ему во что бы то ни стало надо замириться с султаном, чтобы быть готовым к войне с Францией. И как только он воротит себе Трансильванию {37} и часть Венгрии, ранее отобранные у Австрии турками, он замирится с султаном.
— К войне с Францией? Чего ради?
— Видите ли, Борис Петрович, король Франции Людовик XIV женат на сестре испанского короля Карла II Марии-Терезии. Карл бездетен и стар, на ладан дышит, и по его смерти сын Людовика и Марии наследует испанскую корону. Но дело в том, что австрийский император Леопольд I был женат на другой сестре Карла — Маргарите-Терезии {38} и их сын эрцгерцог Карл тоже имеет право претендовать на испанскую корону. Вот поэтому грядет драка между Австрией и Францией.
— А если точно, между родственниками, — заметил Шереметев.
— Выходит, так, Борис Петрович, сцепятся свояки.
— Да… — вздохнул боярин. — Задачка. Еще, глядишь, и не примет меня император-то. А?
— Что вы, Борис Петрович, наоборот, примет как самого дорогого гостя. У них чем подлее удар готовится, тем они ласковее с жертвой. Ведь шашни с султаном они в тайне великой ведут. На словах-то они нам друзья самые лучшие.
— Так как же мне с ними, подлыми, теперь быть? Ничего и не скажи?