Фельдмаршал должен умереть

«В генералы тебе уже не выйти. Маршальский жезл унесли с собой — кто в могилу, кто в ставку фюрера — другие. Но есть еще элита смертников-диверсантов. Есть Скорцени, Боргезе, Штубер, Курбатов… Присоединись к ним, рискни. В конце концов… ты ведь способен на риск. Покажи себя уже завтра. Попробуй вести себя в бою так же раскованно и рисково, как этот русский. Пусть в тебе взыграет кровь германизированного римлянина — кровь самой голубой и самой мужественной из всех пород человеческих…»

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Каждый бриллиант должен погубить столько жизней, сколько в нем каратов.

Б. Сушинский

1

Родль выглянул в иллюминатор и мечтательно улыбнулся:

— Какое же оно в эти минуты красивое — море!

Поначалу Скорцени высокомерно проигнорировал восторг своего адъютанта, но тотчас же спохватился:

— Какое ещё море, Родль? Вы чем это восхищаетесь?

— Морем. Самым обычным морем, — пожал плечами гауптштурмфюрер. — Теперь мы по существу летим вдоль берега, даже приближаемся.

— Сидевший рядом с ним штурмбаннфюрер оттолкнул плечом адъютанта и тоже припал к иллюминатору.

— Но ведь мы должны лететь через Австрию! Откуда море, дьявол меня расстреляй?!

Родль очумело повертел головой, давая понять, что происходит нечто такое, что вышло из-под их контроля.

— Сейчас мы исправим ошибку штурмана, — прохрипел он и, расстегнув кобуру, метнулся к кабине пилота. Словно бы избегая неприятных объяснений, лётчик нацелил машину вниз и пошёл на разворот, так что Родль едва удержался на ногах.

«Предательство! — первое, что пришло на ум гауптштурмфюреру. — Нас предали и пытаются доставить в расположение англичан!».

Уже выхватив пистолет, он оглянулся на Скорцени. Тот отвернулся от иллюминатора и теперь сидел, скрестив руки на груди, в позе Наполеона, принявшего после битвы под Ватерлоо решение сдаться на милость своих лютых врагов.

«Что-то здесь не то, — загипнотизировало Родля спокойствие шефа. — К тому же, пристрелив пилота, ты всё равно погубишь и себя, и самолёт».

— А море действительно красивое, — на ухо ему прокричал Скорцени, когда адъютант — злой, взбудораженный — вернулся на своё место. — По-моему, мы где-то в районе Савоны или Империи.

— А там нас ждут англичане.

— Придется заставить вас изучать карту боевых действий, Родль. С фронтовой географией у вас всегда было плоховато.

— Но когда я требовал, чтобы вас доставили в Венгрию, вас доставляли в Венгрию, а не в Югославию, — огрызнулся адъютант, удивлённый тем, что Скорцени столь быстро смирился с изменением курса.

— А жаль. Если бы нас вовремя доставили в Югославию, война пошла бы по совершенно иному сценарию.

— Только уже без нас, — расплылся Родль в ухмылке городского юродивого. У него это всегда получалось.

Беглого взгляда было достаточно, чтобы определить, что приземлились они на одном из полевых аэродромов германских люфтваффе, и это как-то сразу успокоило обоих пилигримов. Ещё больше они усмирили свой гнев, когда увидели, что к ним направляется офицер в форме СС.

— Каким образом мы здесь оказались? — резко спросил Скорцени вышедшего из самолета лётчика, прежде чем эсэсовец приблизился к ним.

— Прибыли туда, куда было приказано прибыть, — невозмутимо объяснил обер-лейтенант.

— Кем… приказано?

— Моим командиром.

— Но ведь мы должны были лететь…

— В Австрию, — согласился пилот. — Однако в последнюю минуту маршрут был изменён. Мне сообщили об этом по радио, и я был уверен, что вы в курсе событий. Поэтому в подробности не вникал.

— Тогда где мы приземлились?

— На полевом аэродроме «Зет-42».

— А более внятно нельзя?

Пилот пожал плечами с такой снисходительностью, будто ему приходится объясняться с несмышленым подростком.

— Неподалёку от итальянского городка Манжори. Вам показать на карте? — поинтересовался лётчик, поняв, что название абсолютно ни о чём штурмбаннфюреру с исполосованной шрамами щекой не говорит.

— Убирайтесь к дьяволу со своей картой. И так всё ясно.

— Мне приказано ждать вас на этом поле трое суток. Только трое.

— Ждать меня?! Это, конечно, трогательно, хотя я никого не просил о такой услуге.

— Мы, в авиации, привыкли лететь, куда нам приказывают, и не пытаемся знать то, чего знать нам не положено.

— Интересно, как это Герингу удалось добиться такого послушания? — не без ехидства спросил Скорцени, решив, что на досуге он еще разберётся с этим пилотом, как и с теми, кто решается отправлять его, первого диверсанта рейха, не туда, куда он велит, а куда им вздумается.

Оберштурмфюреру Теодориху было под тридцать. Молодцеватый вид, загорелое на южном солнце худощавое лицо… Представившись Скорцени как руководитель местного отделения СД, он тотчас же сообщил, что в их распоряжении — трофейный английский джип, будто специально созданный для езды по горному итальянскому бездорожью.

Скорцени и Родль изумлённо переглянулись, однако ни тот, ни другой не решились поинтересоваться у Теодориха, куда, собственно, им надлежит ехать по «горному итальянскому бездорожью», чтобы не выглядеть в глазах этого аэродромного щёголя законченными идиотами.

— Дождёмся более удобного случая, — в полголоса поддержал молчаливую решимость своего шефа Родль, прекрасно понимая, что тот, кто решился прямо в полёте изменить маршрут самого Скорцени, должен обладать очень важными полномочиями.

— Поэтому, на всякий случай, застегните кобуру, — посоветовал ему обер-диверсант рейха.

Джип оказался изрядно потрёпанным на фронтовых дорогах, но от этого доверие к нему лишь возрастало. И то, что за рулём восседал итальянец, тоже не очень смущало Скорцени. Усевшись рядом с ним, штурмбаннфюрер проследил, как в авангард их небольшой колонны выдвинулись два мотоциклетных экипажа по три солдата в каждом, а в арьергарде пристроился итальянский грузовичок с десятком германских автоматчиков.